Их тела сплелись в единое целое. Будто разбуженная буйством природы за окном, их страсть вспыхнула с такой же неистовой силой…
Когда первые сполохи занимающегося утра заглянули в окно комнаты, она, не стесняясь своей наготы, подошла к двери, ведущей на веранду, и распахнула ее. Гроза, ярившаяся всю ночь, прекратилась, лишь глухие стоны грома еще доносились откуда-то из сельвы, да капли, падающие с крыши веранды, отбивали монотонный печальный ритм.
– Ты любишь меня? – спросил он.
Она рухнула на кровать и покачала головой:
– Таких, как ты, мой Сармат?.. Таких не любят. К счастью или к несчастью моему, в таких сгорают… Да только все равно ведь ты меня не позовешь. У тебя война – твоя любимая, вместо женщины. «Наши жены – пушки заряжены»! Так? Ты, небось, лежишь со мной, а сам думаешь: «Навязалась на мою шею!» Молчи, молчи, знаю, что не права. И права в то же время! – Она смотрела на него огромными глазами, из которых уже готовы были брызнуть слезы. – И не зови, не надо, набиваться не буду. Ведь мне же, как каждой бабе, дом нужен, семья, дети. Так что моя дорожка определена.
– Что значит определена? – глухо спросил он, может быть, впервые в жизни не зная, что делать, что сказать.
От беззвучных рыданий вздрогнули ее плечи, и она совсем тихо сказала:
– Ох, Игорь, я же замужем. Он служит в ведомстве вроде твоего.
«Сам я, конечно, в войне не участвовал, но был ранен…» – вспомнил вдруг Сарматов слова незабвенного капитана Ба́рдака, который, гоняя его в учебке, научил еще и другой мудрости: «Если баба замужем – отвали».
И пока он мучился, не зная, что должен сказать, Рита вдруг склонилась над ним и, глядя прямо в глаза, сказала:
– Что бы ни случилось с нами, помни – мы с тобой одной крови. Одной – помни!
Восточный Афганистан
5 июня 1988 года
Заходящее солнце через ветви маскировки проникло в пещеру, заполненную густым мужским храпом.
Первым проснулся американец, прикованный здоровой рукой к Сарматову. Приподнявшись на локте, он попытался пошевелить больной рукой. После немалого усилия рука приподнялась почти до уровня плеча. Американец дернул Сарматова. Тот вскочил как ужаленный и схватился за автомат. Американец улыбнулся во весь рот и кивнул подбородком на стену пещеры, на которой в красных косых лучах солнца плясала тень его руки с растопыренными шевелящимися пальцами.
– Майор, похоже, мои дела не безнадежны! – обрадовался он. – Я начал чувствовать пальцы!
– Похоже! – облегченно пробасил Сарматов и сорвал с его плеча повязку. – И рана сухой коркой покрылась… Знали мои предки толк в этом деле!..
– Готов это признать! – улыбнулся американец и вновь пошевелил пальцами. – Русские говорят: до свадьбы заживет, да?
– А ты что, не женат? – спросил Сарматов, накладывая на рану тампон и пластырь.
– Женат! Штат Оклахома! – с готовностью ответил американец. – У меня есть жена, сын Ден и дочь Джулия. А у тебя есть жена?
– Жена? – переспросил Сарматов, поймав на себе пронзительный взгляд сидящего неподалеку Савелова. Сарматов отвернулся и хмуро бросил: – Жена при моей профессии непростительная роскошь, полковник.
– Нет, ты не прав! – покачал тот головой. – После нас должны оставаться дети.
Савелов поднялся и пошел мимо них к выходу.
– Сменю часового, – кинул он на ходу.
Сарматов посмотрел ему вслед и, не поворачиваясь, напел себе под нос:
– Наши детки – ядра, пули метки – вот где наши детки!..
– Я знаю – это старая русская песня, – вслушиваясь в слова, сказал американец.
– Гляди-ка, а ты много о нас знаешь, полковник! – поворачиваясь к нему, оборвал песню на полуслове Сарматов.
– Еще мало! – серьезно ответил тот.
Снаружи послышался шум, и в пещеру ввалились Бурлак с Аланом. На плечах Бурлака был здоровенный курдючный баран.
– От большого немножко – не грабеж, а дележка! – сообщил Алан и, приняв серьезный вид, доложил: – Над ущельем грифы летают. Если кровь учуют – слетятся в гости. Значит, барана здесь резать надо!
– Слабонервным советуем удалиться! – сказал Бурлак, доставая нож.
Удалился лишь Силин.
– Надеюсь, вы себя не обнаружили? – спросил Сарматов.
Алан с деланым акцентом воскликнул:
– Мы малчик, да?.. Женщина в люльке ребенка качает, песня поет – пусть поет! Аксакал «бур» на камень положил, плот строит – пусть строит, да? Балшой сабака хвостом виляет – пусть виляет, да?
– Плот, говоришь, строит? – переспросил Сарматов.
– Да, большой, из бревен, с ограждением, чтоб баран в воду не прыгал, да? На Кавказе тоже такой плот строят, – продолжал прикидываться Алан.
– Абдулло вы там случайно не встретили?
– Его лагерь в пяти километрах вверх по реке, – ответил Бурлак, примериваясь ножом к горлу барана. – Но его сейчас там нет. Мы подстроились к его частоте – видать, чует нас Абдулло и рыщет по окрестностям.
Стараясь не смотреть на бьющегося в агонии барана, Сарматов кивнул и вышел из пещеры.
Сидящий на камне неподалеку от входа Савелов повернул голову на звук шагов и спросил:
– Что донесла разведка?
– Абдулло в ущелье. Видно, чует нас, сволочь! – не глядя на Савелова, ответил Сарматов и, подойдя к нему, присел рядом. – Американец уже может топать на своих двоих… Пришло время, капитан, разделиться, чтобы людей без нужды не гробить. Мы с полковником – на запад, к Баглану, пойдем, а твоя группа пусть топает на гребень хребта. За ним до наших погранзастав – как от Москвы до Внукова…
– Мне не послышалось? Ты действительно собираешься идти на Баглан? А как же Абдулло?..
– Слушай сюда! – Сарматов достал карту и, развернув, начал водить по ней пальцем. – Вы подниметесь на перевал и вот здесь, – он показал пальцем в нарисованные горы, – пошумите погромче, дымовую шашку запалите, взорвите что-нибудь… Абдулло не дурак потерять миллион баксов – бросится со всей сворой за вами. Конечно, они свои горы знают. Но без альпинистской подготовки о хребет зубы обломают. А тем временем мы под шумок вырвемся из ущелья.
Все, о чем говорили Сарматов с Савеловым, прекрасно слышал Силин, лежащий за камнем с другой стороны. Он ловил каждое сказанное слово, и на лице его отражались попеременно то любопытство, то брезгливость.
– А если Абдулло не бросится вслед за нами, а вызовет пакистанские вертушки, и они нас на белом снегу прикончат, как в тире?.. – донесся до Силина голос Савелова.
– Бросится! – раздался голос Сарматова. – Я этого шакала давно знаю. У него есть одна большая проблема – делиться не умеет… А пакистанские летуны не идиоты, чтобы входить в зону действия нашей Южной ПВО… Для страховки на перевале сразу выходите в эфир и орите открытым текстом: мол, идем с ценным заморским грузом и просим погранцов встретить нас хлебом-солью.
– Когда нам уходить? – спросил Савелов.
Чтобы разобрать приглушенный голос, Силин даже чуточку приподнялся.
– Утром, когда туман плотнее ляжет. Готовьте страховочные фалы, крючья, хорошо отоспитесь. А я пока донесение командованию сочиню, как выберешься из этой передряги, передашь, – сказал Сарматов.
– Как скажешь, командир, – без особого энтузиазма ответил Савелов.
– Возьмете с собой Силина. Сломался Сашка Громыхала, жалко, но придется списывать… Который год без передышки – металл, и тот от усталости рассыпается!
– Тогда вместо Силина возьми у меня Шальнова, – предложил Савелов.
Сарматов отрицательно качнул головой:
– Нельзя, у Шальнова двойня родилась. Не хочу его подставлять. Все же, как ни крути, у вас выбраться шансов больше. Справимся мы с полковником и втроем!
Сарматов и Савелов ушли в пещеру. Силин угрюмо посмотрел им вслед, по его скулам стали ходить желваки. Еле сдерживая рвущийся из груди крик, он с ненавистью посмотрел на скрюченные пальцы своих рук и вдруг со всей силы ударил рукой о камень.
Нарастающий храп постепенно заполнял пещеру. Разметался во сне и чему-то улыбался Шальнов, спина к спине, не выпуская оружия из рук, спали Бурлак и Алан. Будто стараясь перехрапеть друг друга, примостились рядышком Морозов, Прохоров и Харченко. Тихонько подсвистывал им могучий сибиряк Мышкин, уткнулся ему под мышку касимовский татарин Сайфихан Нафиев. Чуть поодаль с прикованным к руке наручниками американцем тревожно спал Сарматов. А вот к американцу сон не шел. Он смотрел на тронутый лунным светом потолок пещеры и думал о чем-то, по всей видимости, не очень веселом. Не спал и Силин. Некоторое время он ворочался на жестком ложе, пытаясь устроиться поудобнее, потом вдруг встал и, прихватив оружие, вышел из пещеры. Возле входа дежурил клюющий время от времени носом Савелов. Он проснулся от звука шагов и схватился за автомат. Но, поняв, что это свой, тут же опустил его.
– Иди спать, капитан, я посторожу, все равно не спится!.. – сказал ему Силин.
– Как туман опустится, разбуди меня! – сказал тот и скрылся в пещере, в которой тут же заснул, втиснувшись между Морозовым и Прохоровым.
