Между тем природа вдоль дороги продолжала поражать воображение даже грубого и равнодушного к красоте Хвастуна. Некоторое время он с детским восторгом наблюдал за бегущим вдоль дороги зайцем, ошалевшим от неожиданно появившейся машины. Серый несся, напоминая маленькую кенгуру, отчего Хвастун вдруг сделал вывод, что они имеют родственные корни. Любовался огромными соснами, березовыми рощами, радугами в разлетавшихся веером брызгах из-под колес, когда переезжали вброд небольшой ручей.
Дорога пошла вниз. Навстречу пронесся лесовоз. По стеклу ударил камешек, вмиг покрыв его паутиной трещин.
– Этого еще не хватало! – с досадой процедил сквозь зубы Хвастун.
– Тебе какая разница? – бросив на него быстрый взгляд, усмехнулся Свищ. – Все равно, сказал, машину бросить можно…
– Примета плохая, – пояснил Хвастун.
– Примета – это когда птица, – со знанием дела стал рассуждать Свищ. – Камень значения не имеет.
– Ты чего растрепался? – разозлился Хвастун больше от того, что этот камешек вернул его в серый и грязный мир со Свищом, старообрядцами, арестованными дружками и прочими издержками рисковой жизни. – На дорогу смотри!
– Смотрю, – удивленный изменениями в общении, пожал плечами Свищ.
До момента отъезда работодатель был приветлив и щедр. Стоило выехать из города, сразу: это не так, то не эдак. Пойди пойми. Свищ терпел. Главное, платят. Накануне Свищ привалил домой в изрядном подпитии и с баксами в кармане. Триста долларов не много, месяц от силы протянуть можно. Но сожительнице Гальке с ребенком, пока он по тайге мотается, хватит. Да и не рассчитывал Свищ на такую щедрость. Случалось работать и за так. Из-за этого, собственно, и залетел первый раз. Отработал на стройке в Иркутске сезон. На авансах лето перекантовался разнорабочим. А как время расчета подошло, все руководство и растворилось. И надо же было такому случиться, встретил тогда еще Колька Васильев на вокзале прораба. Лощеный весь, в дорогом костюме… Колька его заприметил, но виду не подал и на глаза не попался. Провожал этот гад свою дочь куда-то. Длинная, с большими глазами, похожая на селедку девушка все капризничала и хныкала. Колька вокруг крутился, пока прораб в туалет не пошел. Он следом. Не хотел Колька своего начальника тогда гробить. Просто собирался потолковать с глазу на глаз. Но все по тому же стечению обстоятельств попался ему на глаза в проходе отколовшийся кусок массивной тротуарной плитки. Как-то само собой получилось, что оказался он у Кольки в руке. Верно говорят, бес попутал. Словно в тумане все было, а из белесого мрака подталкивали ему на пути то прораба, то обломок этот… Приложил Колька мужика по голове сзади, портмоне забрал и был таков. Не учел одного: попал он в поле зрения камер видеонаблюдения. Умный следак сунул распечатку выходивших из уравнявшего их заведения людей под нос прорабу, тот Колькин портрет и опознал сразу. Колька тогда даже пропить деньги не успел. Так и взяли с чужим портмоне на кармане. Это потом он поумнел, а тогда… Двинь посильнее, да не раз, чтобы наверняка, глядишь, и опознавать уже некому было бы. Ну а если бумажник скинуть, так и вовсе никакого риску…
Катая в голове тяжелые, ставшие с утра словно камни воспоминания, Свищ гнал машину на пределе, который позволяла трасса. При появлении впереди лесовоза, заполняющего клубами пыли просвет между соснами, он сбавлял скорость до минимума. Вырываясь из бурлящего мрака, вновь вдавливал педаль газа в пол. Надрывно ревя мотором, машина резво неслась вперед, везя двоих своих пассажиров в вечность. Хвастун уже распределил роли в этой трагедии и уготовил своим помощникам самые незавидные…
Погруженный в свои мысли, Хвастун не сразу понял, что произошло. В какое-то мгновение он вдруг ощутил себя врезавшейся в стену субстанцией, разлетевшейся на миллионы брызг, в каждой из которых осталась искорка его затухающего сознания. Он медленно стек куда-то вниз и снова приобрел форму своего тела. Только какое-то время каждая клетка пульсировала в странном, непонятном экстазе.
– Ни хрена себе! – прорвалось сквозь странный шум.
– Ты чего, не видишь? – раздался над самым ухом голос.
Хвастун вскрикнул от боли, которая молнией ударила в мозжечок, прошла по позвоночнику и застыла в пятках… Он наконец осознал себя скрюченным в непонятной позе вибриона. Причем со всех сторон в его истерзанное болью тело что-то давило и упиралось…
– М-мудак, – даже не зная, в чей адрес, выдавил он.
Сознание возвращалось вместе со способностью двигаться. Он открыл глаза и увидел собственные ноги на резиновом коврике пола.
– Шеф! – кто-то тронул его за плечо. – Ты как?
Неожиданно стало светлее и свежее. Он понял, что с его стороны открыли дверцу. Хвастун осторожно стал выпрямляться. Лицо заливало что-то липкое и горячее.
Наконец он все вспомнил. Сознание, отмотав назад последние кадры, восстановило стоящую посреди дороги косулю…
Суетясь и шикая друг на друга, Свищ и Жакан помогли ему выбраться из машины. Из всех складок куртки и штанов на землю посыпалась стеклянная крошка. Хвастун огляделся. Машина стояла поперек дороги. Остатки лобового стекла торчали из-под вылетевшего уплотнителя. Капот дыбился горкой. В придачу все было в крови. Сама коза лежала метрах в двадцати позади машины и часто подергивала задними ногами…
– Ты чего, урод?! – разворачиваясь к Свищу, процедил сквозь зубы Хвастун.
– Шеф, почти приехали, – залепетал перепуганный его видом Свищ. – Пара километров осталась… Пешком пять минут…
– Точно? – Хвастун недоверчиво посмотрел на Жакана.
Тот кивнул.
Хвастун провел руками по лицу. Пальцы были в крови…
– Вот аптечка. – Трясущимися руками Жакан стал расстегивать небольшую сумочку.
– Значит так, ничего не надо, – принял решение Хвастун. – Берите сумки и топайте. Устроитесь так, чтобы ночью из этих самых Ульев огня от костра в вашей берлоге не было видно и я смог прийти. Каждый нечетный час включаете телефон на две, три минуты. Больше не надо, батареи разрядите. Еще неизвестно, сколько здесь торчать придется. Раз я не звоню, значит, нет возможности…
* * *
В полдень Леонтий съехал с трассы на едва заметный проселок. По кабине застучали ветки деревьев. Проехав по ажурному, зеленому тоннелю, машина выехала на небольшую поляну. Здесь с краю, в тени сосен и лиственниц, стоял сколоченный из досок двускатный навес, под которым были стол и две вкопанные в землю лавки.
– Это наш ресторан, «Рога и копыта» называется, – разворачивая машину, на полном серьезе сказал Леонтий. – Шофера, что лес возят, сколотили. У дороги какой отдых? Пыль одна. А так, чуть в лес отъехал, и все…
Никита Лукич выбрался из кабины, помог спуститься Агате.
– Андрейка! – позвала женщина. – Давай сюда сумку!
Подошел и встал рядом Клим.
– Как доехал, не отбил бока в кузове? – спросил его Никита.
– Все нормально, – успокоил его «уфолог». – Даже вздремнул.
В самом конце кузова Леонтий постелил на пол два матраца, на которых и ехал их пассажир с ребятней.
Никите Лукичу было стыдно теперь за свои мысли в городе. Ведь он поначалу подозревал Клима и Сергея Аркадьевича в том, что они едут вслед с плохими намерениями. Оказалось, совсем другие люди зла ему с семейством желают. Никита Лукич вспомнил, как мужчина, который забирался у гостиницы в машину и подкинул телефон, проходил через их вагон в обществе красивой женщины. Значит, не ошибся Никита Лукич, с самого начала за ним злодеи едут. Только вот почему? Он вновь стал ковыряться в воспоминаниях, восстанавливая все события, которые так или иначе были связаны с тайной деда Елизара. Где, кому он по неусмотрению своему сказал больше, чем надо? Журналистке? «Она-то тут при чем? – тут же упрекнул Никита Лукич себя. – Девка еще и рушник помогла найти. У старообрядцев в Кировской губернии тоже никому… Постой, ведь все Панкрату поведал! Точно! Из всех встретившихся на пути только он знал и про образа, и про рушник. Неужели?! – Никите Лукичу даже плохо сделалось. – Да не может такого быть!»
– Чего ты, Никита Лукич, хмурый такой? – подражая жене и Леонтию, обратился к нему по имени-отчеству Клим.
– Я вот что тебя попросить хочу, – неожиданно принял решение Никита Лукич, увлекая «уфолога» в сторону. – Есть у меня одна вещица, за которой, возможно, люди недобрые охоту ведут. Уж не знаю, откель прознали. – Он оглянулся на столик, вокруг которого суетилась Агата, и продолжил, уже перейдя на шепот: – Я беду накликал и не хочу, чтобы родня моя пострадала. С другой стороны, завет мне один исполнить надо. – Он замялся, не зная, как истолковать просьбу.
– Ты говори, что надо сделать-то? – подбодрил Клим. – Помогу, чем смогу…
– Ты в тайгу зачем едешь? – спросил Никита Лукич, терзаемый сомнениями своей идеи.
