Всё то же. И опять наше противостояние ничем не закончилось. Я проснулась в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и гудящей головой.
Надо бросать пить столько кофе — первое, что пронеслось у меня в голове. Может, это кофеин вызвал всплеск моих старых глюков. Надо же найти причину неприятности. А человек всегда старается находить ее на поверхности. Ладно. Черти чертями, но меня еще больше волновало другое. На ум пришел разговор, который состоялся у меня в ресторане с портье. «Они ушли». Они. Вот так из чего-то на первый взгляд простого появляется деталь, которая ставит все с ног на голову.
Две похожие одна на другую девушки. Сёстры? У Марины есть сестра-близняшка?
Первое, что пришло в голову, — именно это. Но затем я засомневалась. Почему мне об этом не сказал Лазутин? Почему?
Затем я начала размышлять — над самим банкиром, над его просьбами и… И вот тут мне на ум пришли совсем нехорошие мысли. Ну очень нехорошие.
И всё ещё усугубилось, когда я на следующее утро, поспешно приняв душ и даже не завтракая, на голодный желудок, отправилась в Подмосковье, к родителям супруги банкира.
И это была та ещё поездка!
2
Сидя в «Ауди» и держа мобильный телефон у уха, я поняла, какая это красотища быть богатым. Не нужно толкаться в автобусах и метро, бегать, отыскивая таксофон, а затем, убедившись, что вожделенный аппарат не работает, вновь нестись к другому, у которого ни с того ни с сего выстраивается очередь.
Хреновая такая жизнь. Теперь я почувствовала разницу.
«Ауди» бесшумно несется по магистрали в сторону местожительства родителей Марины. Через приоткрытое боковое окошко врываются остужающие потоки свежего воздуха. Восходящее солнце лениво играет бликами на капоте машины, и кажется, что она не движется, а стоит на месте, однако мелькающий вдоль обочин пейзаж напрочь низвергает такую версию.
Можно ехать и одновременно звонить. Говорить с тем человеком, который тебе нужен и который находится за многие километры от тебя.
— Привет, Жора, — бросила я в трубку, когда услышала знакомый голос. Жора — заведующий реанимационным отделением одной из больниц города. Я с ним познакомилась еще во времена своей службы в ФСБ. И он пытался даже за мной ухаживать. Этот милашка, мне кажется, перепробовал весь женский мало-мальски привлекательный персонал своей больницы. В его глазах, сколько я с ним ни встречалась, постоянно горел огонёк похотливого самца. Правда, в отношении меня попытка тесного контакта у него не удалась. По всей видимости, этим я нанесла ему очень уж глубокую рану, потому что он даже предложил мне выйти за него замуж, после того как я его хорошенько встряхнула и едва не послала очень далеко. Бедняга так желал победы, что готов был пойти на крайние меры, то бишь расстаться со своей холостяцкой вольницей. Увы. Пришлось и здесь его разочаровать.
— Жора, Жора, — пробубнила трубка, выдав с его голосом некий акустический шумок. Скорее всего он был не один. В следующее мгновение он пришел в себя, сообразив, кто звонит: — Ба… Лора. Вот это да! Я уж и забывать тебя начал.
— Ой ли? — не поверила я.
— Ну ладно. Не забыл. И не забуду. Довольна?
— Довольна, — согласилась я.
— Х-м… Ну, привет.
В его голосе почувствовалась настороженность. Он знал, кто я, и наверняка считал, что я так просто, после того как сама его отшила, черта с два позвоню.
— Вижу, не рад мне, — сокрушенно произнесла я.
— Буду рад, когда ты мне скажешь «да». На моё старое предложение.
— Неужто ты его еще вынашиваешь? Столько времени. — Я даже замотала головой, хотя собеседник и находился за многие километры и не мог видеть моей реакции.
— А что ты вынашиваешь?
— Тоже предложение. Только деловое.
— Деловое? Какое может быть дело у ФСБ ко мне?
— Я уже не служу в ФСБ. Давно не служу. Так что просьба личного характера.
— Ну и ну. — Мое признание его удивило. Наверняка я у него ассоциировалась с этакой Матой Хари, которая до старости лет будет играть в шпионские игры. — Ну и что ты от меня теперь захотела?
— Мне нужна кровь, — без запинки выдала я, как хорошо отрепетированный текст. — Первая группа. Отрицательный резус.
— Ты что, больна? — Его голос прямо взвинтился, как будто он уже собирался ринуться мне на помощь со всей своей реанимационной бригадой.
— Нет. Со мной все в порядке. Кровь мне нужна по другой причине. Так что?
— Ты понимаешь, что просишь? Кровь к нам поступает централизованно и является предметом строгой учётности.
— У нас все является предметом строгой учетнос-ти. И тем не менее все можно купить. И продать. Кровь я у тебя покупаю. Двести долларов.
На другом конце провода не спешили с ответом. Думали. Ну-ну. Думай, соколик, думай. Я предлагаю тебе куда больше твоего месячного жалованья. И чтобы добить своего собеседника, тут же добавила:
— И, скажем так, еще сто для твоего персонала. На хорошую выпивку.
— Тоже мне хорошая выпивка на сто, — почему-то обиделся Жорик, словно он каждый день только и делал, что хлобыстал коньяк по сто пятьдесят баксов за бутылку. Правда, тут же, будто боясь, что я передумаю и скажу ему бай-бай, выдал встречный вопрос: — А кровь животных тебе никак?
— Не-а, Жорик. Только человеческая. Такой вот заказ.
— Да уж, заказик. А почки тебе не понадобится, случаем, запасной? Ты чем там занимаешься, уйдя со службы?
— Много вопросов, Жора. Так как насчёт трехсот долларов?
— Нужно подумать, — задумчиво заключил он.
— Так не пойдёт. Мне нужно знать ответ сразу. Либо — да, либо я поищу другого красавца-хирурга.
— Поищешь. Ты поищешь, — глубокомысленно заявил он, как бы намекая на знание всех моих интимных тайн, а затем, тяжело вздохнув, сокрушённо произнёс: — Ладно. Позвони мне через пару часиков.
Так-то лучше. Я бросила трубку рядом на сиденье.
Впереди, увеличиваясь в размере, вырастал указатель, который сигнализировал о том, что я приближаюсь к заветному району.
Честно говоря, ничего особого я не ожидала от встречи с родителями Марины.
Но, как частенько бывает, именно там, где ничего не ждёшь, судьба подбрасывает тебе удачу.
3
Родители Марины жили в деревянном одноэтажном домике, который терялся среди иных строений поселка городского типа.
Покосившийся заборчик, покосившаяся калитка, да и сам домишко был какой-то однобокий. Н-да, подумалось мне. А мог бы банкир и получше хатку своей теще срубить. Или хотя бы эту подновить. Может, у него с тещей нелады?
Оставив машину у заборчика, я подошла к калитке и очень осторожно, боясь, что та от решительного соприкосновения может, чего доброго, и с петель слететь, толкнула ее от себя.
Калитка жалобно скрипнула и раскрылась наполовину, уперевшись в землю.
Этого пространства мне оказалось достаточно, чтобы пройти на территорию хозяйства родителей супруги Лазутина.
Меня не встретил ни лай собак, ни оклик обитателей дома.
Такое было ощущение, что здесь все вымерли.
Прислушиваясь, я двинулась к дверям избы. Поднялась по деревянным, местами прогнившим ступенькам крыльца и хотела было постучать в дверь, как та сама приоткрылась, и передо мной предстала, тяжело переступая, пожилая женщина.
Юбка почти до земли, поверх передник, сверху какое-то подобие кофты-свитера, на голове косынка. Невысокая и согбенная то ли от нелегкой жизни, то ли от тяжелой работы, а может, и от того и от другого вместе.
Неужели это мать красавицы Марины? Такое не укладывалось в голове. Ну просто никак.
— Здравствуйте, — произнесла я. На что получила совсем странный ответ.
— Погода жаркая. — Взгляд у женщины был какой-то опустошенный, она смотрела куда-то вдаль, мимо меня, словно меня и не существовало. — Плохо. Опять огурцы завянут.
Глядя на неё, невозможно было понять, сколько же ей лет. Руки были довольно чистые, даже молодые, несмотря на то что она наверняка проводила много времени в огороде, копалась в земле. Они могли бы принадлежать женщине, которой не больше пятидесяти. А вот лицо… На лице не было ни одного живого места от морщин, а под глазами кожа свисала мешками. Глядя на лицо, меньше семидесяти никак не дашь. Этакое странное сочетание. Словно руки оторвали у более молодого тела и прищепили к старому туловищу. Просто кошмар.
Женщина продолжала смотреть мимо, больше никак на меня не реагируя.
— Вы мать Марины? — на всякий случай спросила я, с некоторой осторожностью наблюдая за этой странной женщиной.
— И картошка вся погорит, — ответствовала мне она, как-то недовольно повертев головой, будто от урожая картошки у нее зависела вся дальнейшая жизнь.
— Можно мне с вами поговорить? — из последних сил попыталась я наладить диалог, чувствуя всю безнадёжность этого дела.
