Дядя Федор встал со своего места и, протянув руку, достал с верхней полки свой ранец. Расстегнув, вытащил небольшой альбом для фотокарточек.
– Вот моя разведгруппа, так сказать, первые мои официальные подчиненные. Сколько мы тут навертели, и Грозный штурмовали, и в поиск ходили, колонны сопровождали, взрывали «самовары»[5]. И вроде как неприятности обходили нас стороной, а вот когда уже объявили, что вскоре батальон вернут на север, послали нас в поиск. Задание было – тьфу, ерунда, но на войне никогда не,угадаешь, где и что тебя ждет. Попали мы в засаду, радиста и пулеметчика наповал, меня тяжело ранило, моего зама контузило. Что говорить, кранты бы нам, если бы не Савченко. Прикрыл отход группы…
Христофоров рассматривал цветные фотографии в альбоме. Молодые крепкие парни в камуфляже, обвешанные оружием, такие веселые, улыбающиеся, то на привале, то на боевой технике: БМД, танки, грузовики, БТР. Пулеметчика и радиста можно было легко узнать, у одного на коленях лежит «ПКМ» с перекинутой через плечо пулеметной лентой, у другого из-за спины выглядывает антенна полевой рации. Сколько ни пытался полковник разглядеть на их лицах невидимую печать смерти, ничего подобного не увидел. Молодости свойственно презрение к смерти.
– А вот это Виктор Савченко. – Палец старшего сержанта уткнулся в молодого парня, устало сидящего на башне БТР, меж его широко расставленных ног примостился автомат с оптическим прицелом. Лицо этого морского пехотинца показалось Христофорову знакомым, и он не смог удержаться от вопроса:
– Он тоже погиб?
– Непонятная тут история получилась. После того как наша группа вырвалась из боя, по деревне ударил артдивизион. После «работы» двух дебятков самоходок «мста-С» можете себе представить, что там осталось. Естественно, сплошные руины, трупы двоих наших и чеченцев, погибших в этом бою, мы нашли, а Савченко как в воду канул, вернее, испарился. Абсолютно никаких следов. После госпиталя меня вызвали в Москву. В Кремле сам Президент вручал награду; вот там-то мне довелось увидеть главного начальника РУБОПа. Они ведь вместе с чекистами занимаются выяснением судеб пропавших без вести и выручают пленных. Обратился я к этому генералу, но он меня даже слушать не захотел.
Старший сержант замолчал, в его словах были горечь бессилия и скорбное неверие в произошедшее.
Чай совсем остыл, Владимир в два глотка осушил стакан и, морщась, разжевал лимон. Чтобы отвлечь разведчика от грустных мыслей, он спросил:
– Чем будете заниматься, когда батальон вернется на север?
– Уволюсь, – спокойно ответил Дядя Федор. – Мне уже скоро сорок стукнет, стар я бегать марш-броски и заниматься шагистикой.
– Ну а если… – Христофоров сделал паузу, еще раз внимательно посмотрел на разведчика, как будто решая, говорить или нет, и произнес: – Если я вам предложу сотрудничество с ФСБ? Возможно, мы подыщем интересную работу. Или вы, как большинство интеллигентов, негативно относитесь к сотрудничеству с госбезопасностью?
Дядя Федор улыбнулся во весь рот и весело парировал:
– Во-первых, не надо меня обзывать «интеллигентом», этой собачьей кличкой. А во-вторых, я не шпион, не изменник Родины, не даже диссидент, чтобы бояться или, как вы говорите, негативно относиться к госбезопасности. Если я могу вам чем-то помочь, то, как говорили царские офицеры, – почту за честь.
– Значит, по рукам. – Христофоров протянул Дяде Федору свою руку. Но что ответил разведчик, пожимая ее, не расслышал. Вой боевой тревоги заглушил все иные звуки.
* * *
Стоны раненых буквально резали слух Абдуллу Камалю. Только за один день его отряд, напоровшись на засаду, потерял около четверти убитыми и столько же, если не больше, ранеными и контужеными. Таких потерь в отряде не было со времени вторжения в Дагестан.
Бабай всегда был хорошим командиром, берег своих людей, не заставляя их напрасно рисковать жизнью. За это моджахеды его ценили, по-своему даже любили. Но теперь его авторитет был сильно подорван. Арабы, отошедшие от шока внезапного нападения, между собой роптали, косясь на идущего в центре под охраной своих приближенных Абдуллу.
«Аллах всемогущий, за что ты меня так наказываешь? Или я был плохим мусульманином, или я не хотел безбожников привести к истинной вере, или, может, мало неверных я убил во славу тебе?» – обращался к своему богу Камаль. Но Аллах безмолвствовал или же говорил с алжирцем стонами раненых, а это слышать ему было неприятно.
Потрепанный отряд арабских наемников представлял собой жалкое зрелище. Легкораненые шли сами или при помощи товарищей, тяжелораненых уложили на самодельные носилки, к которым прикрепили с двух сторон навьюченных лошадей или мулов. Бедные животные, и без того нагруженные вооружением, боеприпасами, продуктами, едва передвигали ногами, а с ранеными и вовсе еле двигались.
Несмотря на это, Бабай строго-настрого запретил бросать что-либо из грузов. Что создавало почву для недовольства наемников. Впрочем, подобное недовольство он считал делом десятым. «Достаточно захватить нескольких шурави и отрезать им головы, сразу все придет в порядок», – продолжал размышлять Камаль. Сейчас его волновало совсем другое: на отряд напали силы значительно меньшие, но успевшие ко встрече основательно подготовиться (установить мины, разместить снайперов). Это было похоже на действия российского спецназа. Их команды, переняв тактику повстанцев, как лешие, бродили по горам и лесам, минируя тропы и устраивая засады. Единственное, что не укладывалось в обычную схему: вступив в бой с превосходящими силами, спецназ сразу же вызывал бомбардировщики или боевые вертолеты, а в этот раз поддержки с воздуха не было, и это наводило на очень печальные размышления.
«По-видимому, кто-то из полевых командиров узнал (разведка засекла), что мой отряд уходит и увозит с собой все свои запасы. Вот и решили поживиться, шакалы. Проходы заминировали, потом отряд обстреляли, в надежде на то, что мы, уходя, бросим лошадей и мулов с их поклажей. Но шакалы ошиблись, – сопоставляя факты, думал Бабай. – Шайтан их забери, как бы то ни было, переходить границу с таким количеством раненых не получится. Придется спускаться на равнину».
У подножья гор был небольшой кишлак, где ему всегда были рады, как дорогому гостю. Еще бы, дочь тамошнего муллы два года назад стала его третьей женой. Теперь они кровные родственники, а мулла в кишлаке первый человек, его даже старейшины слушают.
«Тяжелораненых оставим на равнине, часть грузов тоже придется оставить», – направляя отряд на равнину, подумал Бабай. Он даже не мог себе представить, что с того момента, как отряд попал в засаду, за ним неустанно следили мощные оптико-электронные приборы, ни на секунду не выпуская из виду.
К вечеру усталые, изможденные наемники спустились с гор. Кишлак находился всего в трех километрах. Три десятка больших двух-, а то и трехэтажных домов раскинулись на равнине. Богатое село раньше было, здесь в основном селились водители-дальнобойщики. В каждом дворе по «КамАЗу», а то и по два стояло. Теперь машин в кишлаке, если не считать небольшого автобуса «ПАЗа», на котором крестьяне ездят в город, и вовсе нет. Со времен второй войны кишлак живет своей отдельной жизнью, не принимая ни одну из сторон. Бабаю такое положение вещей подходило как нельзя лучше. Было предчувствие, что рано или поздно придется воспользоваться этой «норой», вот и пробил этот час.
Группа разведки вернулась быстро.
– В кишлаке русских нет, мулла ждет, —доложил Магомед Хусейнов.
Абдулл Камаль выбрался в голову колонны и, почувствовав прилив сил от мысли, что сейчас он встретится со своим тестем, вальяжно взмахнул рукой и негромко произнес:
– Вперед.
Испачканные кровью, грязью, от усталости и под тяжестью оружия наемники еле тащились. Со стороны отряд был похож на банду кочевых разбойников, попавших в сложный переплет. Впрочем, так оно и было.
В центре на сельской площади у мечети наемников встречали старейшины в высоких каракулевых шапках, с кинжалами на поясах в дорогих инкрустированных ножнах.
Вперед вышел мулла, по случаю встречи с зятем он был облачен в праздничные белые одежды. К нему приблизился Абдулл и поздоровался:
– Салам аллейкум.
– Аллейкум ассалам, дорогой, – ответил мулла, обнимая алжирца.
Он хорошо владел не только вайнахским и русским языками, но и арабским, что позволяло общаться с зятем без переводчика. Про дочь он не спросил, она с двумя другими женами Бабая жила в одной из стран Ближнего Востока и изредка звонила отцу.
– Что тебя привело к нам, сынок? – спросил мулла, когда его зять оказал почтение всем старейшинам, поздоровавшись с каждым в отдельности.
– Нам необходимо несколько дней передохнуть, – устало ответил предводитель наемников. – Еще нужен фельдшер, чтобы посмотрел наших раненых. Мы вскоре уйдем, но весь груз увезти не получится, придется кое-что у вас спрятать.
