Дверь отворилась, и вошел Колодин. Увидев вырубленных дружков, он спросил:
— Что случилось?
— Да как-то внезапно подрались. И вроде не из-за чего между ними ссора началась. — Я молол какую-то белиберду, приближаясь к капитану. (Не хватало, чтобы он сейчас извлек из под пиджака свой «Макаров». Тогда мне труба.)
— Подрались? — переспросил Николай, его лоб сморщился, а я уже достаточно приблизился. Вскинув руку, нанес мощный удар в челюсть. Таким ударом можно было свалить быка, но человек не бык. Тем более тренированный человек. У Колодина была великолепная реакция, он дернул головой, и мой кулак едва зацепил его скулу. Колодин тут же вскинул кулак к лицу, готовый к новой атаке. В его стойке легко угадывался классный боксер.
«Вот черт, — мелькнуло у меня в голове, — еще не хватало устроить здесь спарринг. В противном случае мне светит очень долгий срок. Хотя, по здешним неписаным законам, я вряд ли доживу до суда».
Мои раздумья длились десятую долю секунды, как и воспоминания об инструкторе рукопашного боя в школе КГБ. Невысокого роста дяденька с лицом тракториста-пьяницы говорил: «В рукопашной схватке самый опасный противник — это классический боксер. Во-первых, он хорошо держит удар и сам может бить классно, а во-вторых, у боксера великолепное чувство дистанции. Но есть и слабые места. Молотобойцы сильны до пояса, а ниже бить — правилами запрещено… Для рукопашников правил не существует».
Я атаковал, первым сделав обманное движение правой рукой, и носком левого ботинка влепил ему в пах. Николай замер на выдохе и стал медленно оседать. Его нижнюю челюсть я «поймал» ударом колена. Удар был настолько сильным, что отбросил капитана к стене, где он рухнул, раскинув руки. Чистый нокаут.
Пригладив волосы, я вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь. Пройдя через зал, остановился возле маленького менеджера.
— Что-то я, кажется, перебрал, — пробормотал я, пытаясь изобразить вдрызг пьяного, благо запах от меня шел приличный.
— Бывает, — философски заметил Рабинович.
— Пока там мои друзья решают свои проблемы, пойду прогуляюсь, подышу, так сказать, озоном.
— Тоже правильно, — утвердительно кивнул управляющий, а потом спросил: — Когда горячее подавать?
— Когда я приду. И не мешайте моим друзьям. Они очень нервные.
— Мы их хорошо знаем, — бросил мне вслед Рабинович.
Дородная гардеробщица выдала мою куртку, а швейцар отворил передо мной дверь. Играя до конца роль пьяного, я милостиво похлопал швейцара по щеке и пробормотал:
— Скоро вернусь, жди.
Качаясь из стороны в сторону, я вышел на улицу. Мороз покрепчал, и ветер поднялся, надо бы шапочку надеть, но нельзя, швейцар, сволочь, смотрит вслед. Я пьяный, а пьяному море по колено. Наконец свернул за угол, все, можно идти нормально. Я ускорил шаг, через несколько метров заметил стоящий у обочины наш «Шевроле». За рулем сидел Акулов и курил сигарету, и тут я вспомнил, что забыл зажигалку на столике в ресторане, жаль, хороший был трофей. Но, как говорится, бог дал, бог взял.
Рывком открыв дверь, я опустился на сиденье рядом с водителем.
— Здорово, братан, — обрадовался моему появлению Андрюха.
— Здорово, здорово, — кивнул я.
Мой партнер, унюхав запах водки, недовольно повел носом и строго спросил:
— Ты что, водки натрескался?
— Водку пил, — признался я честно, — но мне она по барабану. Принял перед застольем нейтрализатор.
— А-а. Ну как там все прошло, нормально?
— Нормально будет в Москве, когда станем подбивать бабки. А сейчас поехали…
Проскочив несколько домов и объехав Караульный курган, мы заехали на территорию «Царского Села», залитого ярким светом фонарей.
— Туши фары, — приказал я Акулову, — а теперь давай вперед, тихонечко, на цыпочках.
«Шевроле» едва не полз, Андрюха, по-настоящему классный водила, даже на этих освещенных улицах находил тень и укрывал ею машину.
Наконец мы выехали к милицейской башне напротив виллы вице-мэра. Особняк городского чиновника был темным и казался умершим. А свет уличных фонарей был направлен на усадьбу Картунова, из чего создавалась ассоциация с тюремным двором.
— Да, серьезно они за него взялись, — задумчиво проговорил мой напарник. Видимо, ему самому уже не нравилось предстоящее мероприятие. И все же деньги были поставлены не шуточные. И после того, как я хорошо познакомился с местными «хозяевами жизни», готов рискнуть.
Уже десять минут мы сидели в засаде, Акулов понемногу начинал мандражировать, его тонкие музыкальные пальцы барабанили по рулю. Наконец он не выдержал:
— Чего мы еще ждем?
— Подожди минутку.
Нигде не было видно патрульного «уазика», значит, на маршруте. Действительно, через две минуты показалась милицейская машина. Судя по направлению, они были на длинном маршруте. Сейчас пойдут по короткому, следовательно, у нас двадцать минут вместо сорока. Едва «УАЗ» скрылся за поворотом, я выбрался и, прежде чем закрыть дверь, сказал:
— Значит, так, Андрюха, как только я войду в башню, засекай две минуты, потом поезжай за клиентом. Времени в обрез, понял?
— Да, — буркнул Андрюха, потирая кончик носа. Явные признаки мандража, но это хорошие признаки: бойцовый пес перед дракой дрожит не от страха — от возбуждения.
Я перебежал через дорогу и тут вспомнил, что допустил две промашки. Не забрал у Андрюхи свой «макар» и не выяснил, сколько ментов дежурит в этой башне. Впрочем, в таком помещении вряд ли уместятся четверо, если даже четверо, то они вряд ли там смогут развернуться или вовремя извлечь оружие. Возвращаться — плохая примета, поэтому я положился на авось. Потянув на себя толстую деревянную дверь, обитую оцинкованным железом, я оказался в темном коридоре. Грязная тусклая лампочка освещала металлическую лестницу, ведущую наверх. Взявшись за поручень, я стал медленно подниматься. Как ни старался не шуметь, ничего не получилось. Уже перед самой дверью, закрывающей вход в кабину, все-таки зацепился за торчащую из пола скобу, и тут вся лестница заходила ходуном.
Дверь операторской раскрылась, и я лицом к лицу столкнулся с моим недавним преследователем. Передо мной, открыв рот от удивления, стоял младший лейтенант. Я сам был ошарашен и потому отреагировал улыбкой от уха до уха, как счастливый олигофрен.
— Что вам здесь надо? — наконец, сглотнув ком, спросил милиционер.
— Капитан Колодин все же внял моим пожеланиям, — проговорил я, делая шаг вперед. Младший лейтенант немного отступил, пропуская меня внутрь.
В кабинете было более чем скромно. У глухой стены стояла скамья, сколоченная из грубых досок, видимо, для гостей из патрульной машины. Две табуретки, электрокамин, у окна стол, на нем чайник и черный прямоугольник портативной рации. В дальнем углу на табурете сидел краснощекий сержант и, ничего не понимая, пялился на меня. У обоих только табельные пистолеты в застегнутых кобурах. «Ну что я, с двумя колхозниками не справлюсь»?
— Что вам здесь надо? — повторил свой вопрос младший лейтенант. Недавняя спесь с него слетела, может, начальство популярно объяснило, что под личиной московского Шерлока Холмса скрывается коварный проверяющий из министерства. Операция нового министра МВД «Чистые руки» многих большезвездных начальников лишала насиженных мест. И теперь в любом приезжем москвиче готовы видеть эмиссара министра Куликова, особенно пугались те, у кого рыльце в пушку. Как у здешнего руководства.
— Мне надо, — наконец сказал я первое, что пришло на ум, — рыло тебе набить, щенок. Чтобы впредь был почтительным с незнакомцами. Понял?
Ничего себе тираду выдал, но выпад достиг цели, младший лейтенант начал заикаться:
— Вы… вы не посмеете. Я при ис…сполнении.
— Быдло ты, а не при исполнении, — напирал я на него.
От последних слов глаза младшего лейтенанта безумно расширились, а рот искривился гримасой бешенства. И он ударил первым. Но моя реакция не хуже, чем у их капитана. Кулак милиционера просвистел в сантиметре от моего лица, зато мой левый точно врезался в скулу, а правый смял нос, раздробив в хрящи. «Двойка» отбросила младшего лейтенанта к стене, но еще не вырубила его до конца.
Милиционер уже ничего не соображал. Размазав по лицу кровавые сопли, он снова бросился на меня, удар локтем в голову сбил его с ног, прямо на скамейку, которая под тяжестью тела разломалась в щепки.
Ошарашенный сержант шептал:
— Да вы че, ребята. Прекратите.
Но когда старший смены затих на бетонном полу, сержант схватил рацию, но больше он ничего сделать не успел. Вскинув ногу, я развернулся на триста шестьдесят градусов, тяжелый каблук зимнего ботинка, подобно снаряду катапульты, врезался сержанту в затылок. Выронив рацию, он рухнул под стол. Еще один удар каблуком — и рация разлетелась на множество осколков. Все, можно уходить.
