Я отпил еще.
– Ну, Жерминаль – это ты чересчур! – попенял я Анне. – Ларош – еще куда ни шло!
– Да, Ларош, – признала она собственную неправоту. – Я чувствую тут привкус душицы. Душица растет только возле Лароша.
– А год-то был так себе, – оценил я, сделав очередной глоток. – Вино получилось чудесное, а солнечных дней было не так уж чтобы много. – Очередной глоток. – В сентябре, когда собирали урожай, солнечно было всего дней пятнадцать.
И Анна отпила, замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям.
– Да, – подтвердила она с видом знатока. – Пятнадцать или семнадцать, вряд ли больше.
Только теперь я позволил себе обнаружить присутствие обездвижевшего сомелье. Бедолагу будто загипнотизировали. Еще бы, ведь он видел перед собой специалистов экстра-класса, у которых было чему поучиться. Сейчас он впитывал информацию как губка. Как самодеятельный артист, которому по необычайному везению посчастливилось присутствовать при профессиональном разговоре Станиславского с Немировичем-Данченко.
– Как тебя зовут, любезный? – поинтересовался я.
– Мишель Ветруа, – пробормотал сомелье.
– Как?! – изумился я.
– Миша я, – совсем уж сконфузился мой собеседник. – Ветров.
– Где ты учился своему мастерству?
– Во Франции, – немного приободрился он.
– Долго?
– Шесть месяцев.
– Понятно. Ты иди, Миша, не мешай нам наслаждаться букетом вина, каждый глоток которого, как ни крути, стоит триста баксов.
* * *
Когда мы с Анной остались одни, я сказал ей:
– Как жаль, что здесь не было видеокамеры. Прямо готовый сюжет для нашей программы «Вот так история!». Бери и снимай этого заносчивого олуха.
– Разве вы снимаете неподготовленные сюжеты? Ведь вы там все заранее подстраиваете.
– Степень инсценировки каждый раз разная. Иногда достаточно всего лишь что-нибудь сказать в присутствии разыгрываемого человека, как ты только что сказала про южный склон холма, немало озадачив нашего сомелье…
– И потом показать на всю страну, как бедолага трепыхается.
– Ну почему же «трепыхается»? – невозмутимо пожал я плечами.
– Все-таки вы с ним находитесь в неравных условиях. Он не знает, что вы его разыгрываете.
– Дело не в розыгрыше. Мы подбрасываем человеку некие обстоятельства, как бы задаем условия игры, а уж как он себя поведет – тут он и только он все определяет. Лично. Самостоятельно. Без чьей-либо подсказки. Так что все очень естественно, если разобраться.
– Но это же вы подстроили! Вот ты лично, к примеру, придумал…
– Считай, что это просто судьба подбросила человеку испытание.
– Хороша судьба! Судьба, у которой есть имя – Евгений Колодин.
– А для тебя судьба – это нечто абстрактное? Ошибаешься. Вот землетрясение, например, наводнение или тайфун – это действительно стихия. Судьба в самом неперсонифицированном своем проявлении. А все остальное, что и составляет нашу жизнь? Все эти отношения с окружающими – с шефом на работе, с детьми дома, с официантом в ресторане, с женой своей на отдыхе? Каждый из них, предпринимая что-то, делая какой-то шаг или, напротив, бездействуя – разве он не вмешивается в нашу судьбу? У тебя есть дети?
– Дочка, – ответила Анна.
– Вот у тебя был план на день: хорошенько отоспаться и потом сходить в солярий. А дочка твоя, пигалица малолетняя, которая, следуя твоей логике, якобы никак не может исполнить роль судьбы, – эта пигалица в самый неподходящий момент напоминает тебе о давнем и потому уже забытом обещании совместного посещения зоопарка. И ты в этот зоопарк, сто лет тебе не нужный, идешь, хотя и чертыхаешься. И только вечером, уже вернувшись домой и включив телевизор, ты из выпуска новостей узнаешь, что твой любимый солярий сгорел и в огне погибли пятьдесят человек, никто не смог спастись. Как ты думаешь, в этом случае у судьбы есть конкретное имя?
– Доходчиво изложил, – признала Анна.
– Я реабилитировался в твоих глазах?
– Вполне.
У меня отлегло от сердца. Честное слово. Не то чтобы я хотел ей понравиться… Или действительно хотел… В общем, сам я еще не разобрался. Но она мне безусловно нравилась. Женщина как соратник и друг, с которым ты на равных. Который не подстраивается под тебя и под которого и ты не должен подстраиваться, потому что все и без того получается легко и просто, как бы само собой. Я обнаружил в ней родственную душу. Ведь то, как она поставила на место нашего незадачливого сомелье, который говорил, что хорошим специалистом сомелье становится только через десять лет непрерывного обучения, а через полчаса проговаривается, что сам он учился аж шесть месяцев, – так вот то, как Анна поставила его на место, было мне очень близко, было мне знакомо по нашим розыгрышам, которых мы наснимали несчитанное количество. Ты подбрасываешь человеку какие-то факты, какие-то обстоятельства, которые его, этого человека, ставят в тупик. А потом просто наблюдаешь за человеком, фиксируешь его реакцию.
Напоследок Анна еще поставила восхитительный восклицательный знак. Когда нам принесли счет на восемь с лишним тысяч долларов и управляющий рестораном лично пришел поблагодарить нас за то, что именно его заведение мы с Анной сегодня выбрали для посещения, Анна достала из своего бумажника стопку кредитных карточек, стала их перебирать, определяя, какую именно выбрать для оплаты, но они вдруг выпали у нее из рук и рассыпались по столу. Там были карточки самых разных банков. Даже зарубежных.
– Печальная особенность страны, граждане которой вынуждены распылять свои деньги по различным счетам, чтобы не привлекать внимания к своему финансовому положению, – вздохнула Анна и выбрала наугад одну из карточек. – С этой, что ли, снимите деньги.
Карточку она придвинула к управляющему, но смотрела не на него, а на сомелье, который тоже прибыл выразить нам на прощание свое почтение, и именно для сомелье она всю эту комедию с карточками и разыграла. Отныне, даже если она закажет ему всего лишь бутылочку жигулевского пива, он будет обслуживать ее с почтением даже большим, чем обслуживал бы английскую королеву. И выбор Анны будет восприниматься им как неоспоримый признак утонченнейшего вкуса.
А я бы не смог заплатить за сегодняшний обед, даже если бы очень этого захотел. Не было у меня с собой восьми тысяч долларов. Какая досада!
Мы с Анной вышли из ресторана.
– Куда тебя отвезти? – спросил я.
Она посмотрела на меня так, что мне сразу же стало понятно, какой я идиот, если задаю такие вопросы. Конечно, к себе. Туда, где нам никто не помешает.
* * *
– Как приятно видеть человека, у которого все в порядке! – оценила Светлана, увидев меня.
– А что – так заметно?
– Ты просто светишься от счастья. Таким счастливым мужчину способна сделать только женщина. Я угадала?
– Да.
От нее бессмысленно что-либо скрывать. Когда-то ведь она тоже делала меня счастливым. И с тех пор знала меня как облупленного.
– Надеюсь, она не с телевидения?
– Нет. А что?
– А то, – в тон мне ответила Светлана. – Я беспокоюсь за твою репутацию. Слухи на телевидении распространяются молниеносно.
– Все будет шито-крыто, – пообещал я. – Мамочка может быть спокойна.
Я даже чмокнул Светлану в щечку, демонстрируя свою признательность за ее заботы обо мне. О том, что счастливой меня сделала женщина, из-за которой, судя по всему, едва не убили Илью, я не признался бы Светлане ни за что. И едва только я вспомнил об Илье, он тотчас же и объявился. Не лично, конечно, потому что я строго-настрого запретил ему появляться в Москве, а посредством телефонной связи. У него был такой испуганный голос, что у меня сразу же, с первых звуков его голоса, сердце упало.
– Женька! – выдохнул Демин.
И я понял, как ему сейчас плохо.
– Они меня вычислили, Женька! Они уже здесь! Мне хана!
Видимо, все отразилось на моем лице, потому что Светлана тотчас же всполошилась:
– Что с ним?!
– Жив! – коротко ответил я.
– Но что-то случилось?!
– Ты не даешь мне с ним поговорить.
– Извини!
– Илья! – сказал я в трубку, с тщанием демонстрируя ободряющее спокойствие. – Что там у тебя?
– Мне хана! – повторил Демин. – Ты запомнил в прошлый свой приезд, как наш дом стоит?
– Да.
– А напротив тут у нас домик небольшой. Такая развалюха, там и хозяева-то не живут. Они всегда норовят тот дом сдать дачникам на лето, да не всегда получается. Так вот заехал туда дачник, Женька! Мужик лет под тридцать, два метра ростом, бицепсы, как у Шварценеггера, и с ружьем!
– Так уж и с ружьем? – позволил я себе усомниться.
– Ты еще спрашиваешь! – взвился Демин, и я представил себе, как он там сейчас подпрыгнул с телефонной трубкой в руке. – Я своими глазами видел! Со второго этажа! Мне же видно все, что у него там во дворе делается! Вытащил из багажника своей тачки эту штуку… Ну, футляр этот специальный, в котором оружие перевозится…
