Ну, кажется, совсем опамятовалась, бросила вилку на с гол, на кучу каких-то распечаток. Петр осторожно сказал:
— Слушай, прелестное дитя, можно мне осведомиться, что это на тебя нашло? Книжек про вампиров с утра начиталась? Я бы еще понял, будь у нас ночь на дворе, но белым днем-то чего пугаться?
Надя смотрела с непонятным выражением. Он отчетливо ощущал, что контакт никак не налаживается. И ощущал распиравшую ее ярость — очень похоже, обращенную именно на него…
— Мне уйти? — осведомился он. — Или соизволишь объяснить, чем я тебя прогневал?
Девчонка прошла мимо него, как мимо пустого места, плотно закрыла дверь и негромко, напряженно спросила:
— Когда отдашь?
— Что?
— Не помните, папенька? — саркастически усмехнулась она. — Снова дырки в памяти?
— Ну, вообще-то…
— Хорошая отговорочка.
Петр чувствовал полнейшую беспомощность — он даже отдаленно не мог представить, о чем идет речь. И каверзные наводящие вопросы пока что не приходили в голову.
— Не будь скотиной, — сказала Надя, уставясь исподлобья. — Ты же обещал. Или опять пойдут… дополнительные условия?
— Да нет… — протянул но растерянно, пытаясь настроиться на нее, угадать хоть самую малость. — Зачем какие-то новые условия, если я обещал… Я и не отказываюсь вовсе… Сколько тебе надо? — вдруг додумался он до подходящего вопроса.
Может, хоть так удастся приблизиться к ключику?
— Как это — сколько? Все. Если мне память не изменяет, мы с тобой именно так договаривались…
Тупик, похоже. Если «все», то подразумевается, что и так ясно, о чем идет речь…
— Ты же обещал, — повторила Надя с явственным надрывом. — Красиво так клялся насчет обоюдного доверия…
— Надежда, — сказал он насколько мог убедительнее. — Можешь ты поверить, что я и в самом деле забыл? Не смотри так, после удара башкой в мозгах порой происходит масса странностей… Ты бы не могла мне деликатно намекнуть, что именно я должен отдать?
Она вздохнула:
— Понятно. Хорошая отговорочка: травма мозгов… Скажи уж сразу: вообще не отдашь или опять придется…
— Я серьезно, — сказал он твердо.
— И я серьезно, — отрезала девчонка непреклонно.
Вилка валялась в опасной близости. Не звать же в случае чего на помощь Марианну или охранника? Девчонка в таком состоянии, что ждать от нее сейчас можно любых сюрпризов… а он по-прежнему не представлял, о чем идет речь.
И пошел по линии наименьшего сопротивления. Пожав плечами, осторожно обогнул стоявшую на пути Надю, стараясь не поворачиваться к ней спиной — так и жжет глазами! Взявшись за ручку двери, сказал:
— Остынь, и поговорим попозже, идет? Честное слово, у меня с памятью не все гладко. Веришь ты или нет, но именно так и обстоит. Охолони малость, а потом поищи способ мне как-то намекнуть, что именно я тебе должен. Договорились?
Она молчала, выпрямившись — юная партизанка на допросе в гестапо, хоть статую с нее ваяй… Вздохнув, Петр прикрыл за собой дверь. Безоблачное настроение моментально улетучилось, чертова соплюшка все испортила. Но о чем может идти речь?
…Звонок, хотя и отличавшийся крайне мелодичной трелью, на сей раз взвыл, словно кот, которому наступили на хвост или иную нежную часть организма добротно подкованным сапогом. И орал не умолкая. Петр высунулся в коридор. Мимо него с азартным лаем промчался Реджи, держа курс на дверь, а за бультерьером спешил бдительно державший руку под полой пиджака охранник, без приказа покинувший отведенные ему апартаменты в «людской». И, наконец, из своей комнаты выскочила Катя. А там и Марианна появилась. «Полный кворум», — подумал Петр, последним выходя в громадную прихожую.
Места в прихожей было достаточно, чтобы все присутствующие смогли разместиться, не задевая друг друг а локтями. Это Петр оплошал — а остальные воззрились на маленький экран монитора, показывавший кусок лестничной клетки у решетки.
Он гак и не успел увидеть из-за спин, в чем там дело и кто трезвонит не переставая, но остальные прекрасно рассмотрели. И кинулись на лестницу. Охранник, правда, вынул руку из-под пиджака — но не пустую, в ней был пистолет…
Когда все, включая и оглушительно гавкавшего Реджи, вывалились на лестничную площадку, Петр смог, наконец, без помех разглядеть, что показывал экранчик монитора. Четкость была поразительной. На решетке повисла тонкая девичья фигурка, слабо шевелившаяся, обеими руками цеплявшаяся за прутья, чтобы удержаться на ногах.
Узнав Надю, он обомлел. Подозревая самое худшее, кинулся на лестницу. Там уже царило относительное спокойствие. Решетчатую дверь отперли, девчонку втащили внутрь, на охраняемый островок сытости и благополучия, толпились вокруг — но ни в позах, ни на лицах Петр уже не отметил тревоги.
И тут же сам все понял. Отодвинув Марианну, пробился, наконец, к девчонке, сидевшей на полу, нагнулся — ив нос шибанул густой запах перегара.
Чадушко было цело-невредимо, но пьяно вдрызг.. От сердца тут же отлегло. Она пошевелилась, что-то забормотала. Катя беспомощно оглянулась на
охранника Витю. Петр подскочил, помог, вдвоем они кое-как утвердили Надю на ногах и повели в квартиру. Она болталась в их руках с грацией морской водоросли, временами пытаясь что-то то ли петь, то ли декламировать. Чертов бультерьер скакал вокруг в совершеннейшем восторге, полагая, что это новая игра, гавкал так, что кое-где в подъезде захлопали двери квартир, послышались удивленно-недовольные голоса.
— Павел Иваныч, подержите, — Витя свалил ему на руки слабо шевелившуюся Надю и отстегнул с пояса мобильник.
— Это зачем?
— Вызову Земцова. Согласно инструкции.
— Отставить, — сказал Петр, отнюдь не горевший желанием знакомить окружающих с маленькими семейными тайнами.
— Не могу, Павел Иванович. Обязан по инструкции. Такие вот случаи требуют немедленного расследования и самого кропотливого анализа. С кем пила, кто поил, зачем и почему. Вы сами жестко требовали…
Лицо у него было непреклонно-службистским. Петр мысленно махнул рукой, всецело сосредоточившись на том, чтобы удержать девчонку в подобии вертикального положения. Крепко обхватив одной рукой, по старинному рецепту русских городовых принялся безжалостно тереть ей уши.
— Ты что делаешь?! — ахнула за спиной Катя.
— Помолчи, поможет, — сквозь зубы ответил Петр, не отрываясь от своего незатейливого занятия.
И в самом деле помогло — юное создание стало держаться чуть вертикальнее и даже издавать вполне членораздельные звуки, очень быстро сложившиеся в нечто рифмованное:
Л-листья же-олтые над городом кружатся,
С тихим шорохом нам под ноги ложатся…
Облегченно вздохнув, Петр сказал:
— А наш дворник довольно-таки большой пошляк. Разве можно так напиваться на рубль?
— К-кыкой рубль? — сварливо запротестовала Надя. — Н-на полсотни баксов!
Катя так и замерла со страдальческим лицом, растерянно глядя на законного мужа, поддерживавшего в нелепой позе родную доченьку. Судя по ее потерянному виду, подобных эксцессов прежде не наблюдалось, и это был Наденькин дебют на многотрудной ниве бытового пьянства.
— А в честь чего? — не без интереса спросил Петр, произнося слова громко и с расстановкой, чтобы облегчить взаимопонимание до предела.
— А ф честь н-ничего, — объявила Наденька. — Имею право. — Она через плечо покосилась на Петра, расплылась в широкой пьяной улыбке. — М-мейн либер фатер? Стебарь с-системы С-станиславского? На «Ос-скара» метишь, м-мудак? — и завернула такое, что у Петра уши едва не скрутились в трубочку, да и у остальных, думается, тоже.
От неожиданности Петр едва ее не выпустил, а юная «падчерица», с пьяной непредсказуемостью впавшая в состояние буйного веселья, запустила еще одну матерную тираду, сделавшую бы честь старому боцманюге. Попыталась спеть что-то непонятное. развернулась к Петру и повисла у него на шее, удивительно цепко сомкнув руки:
— Ты м-мудак, режиссер… Но мудак с фантазией.. Хх-очешь, я тебе прямо тут отдамся? А ты отдашь все н-немедленно? А? Ил-ли одного минета будет достаточно?
— Да что ты городишь? — прямо-таки возопила Катя со всем накалом извечного родительского заблуждения, при котором искренне полагают, что воспитали ангелочка — а у него, оказывается, из-под белоснежного хитона чертячий хвост торчит…
Цепляясь одной рукой за шею Петра с ловкостью позабытой нынешним молодым поколением обезьяны Читы, Надя развернулась к матери, свободной рукой похлопала ее по щеке:
— К-какая великая артистка погибает… сказал Нерон, удавливая Клеопатру… Или не он? Или не ее? Режиссер, мы д-договорились? В деталях?
На счастье, именно в этот момент по лестнице затопали, в прихожую вторгся Земцов, без всегдашнего галстука, в сопровождении двух своих мальчиков и седого субъекта в белом халате. Началась деловая суета, в которой Петра с Катей как-то ухитрились оттереть в сторону. Появился еще один белохалатник, молодой верзила, громко потребовал побольше теплой воды и нашатыря. Наденьку уволокли в ее комнату и начали без излишней суеты бороться с алкогольным отравлением организма. Судя до долетавшим звукам, боролись на совесть, враз вызвав обильную рвоту.
