И тогда капитан Зимородок, вскочив на стол, повернул рычаг огнетушителя. Басовито загудела, повалила дугой из раструба пена, накрыв обширную плешь Лысого, который, втянув голову плечи, от неожиданности упал грудью на контейнер. Выигрывая мгновения, Зимородок приближался, поливая впереди себя пеной. Один из сообщников, помоложе, попытался выхватить у него огнетушитель — Клякса резко двинул его тяжелым баллоном под дых. Второй благоразумно отошел к стене и поднял руки вверх. Бросив опустевший баллон ему в ноги, капитан выхватил пистолет. На таком расстоянии он уже не опасался ранить кого-то из присутствующих.
Лысый, поставив термостат на стол рядом с контейнером, брезгливо отряхивал с лица, шеи и плеч пенные хлопья, оседающие грязным, дурно пахнущим налетом.
— Вы что… вы кто… — пробормотал он испуганно. — С ума посходили, что ли?..
— Взялись под руки, быстро! — грозно скомандовал всем троим Зимородок, дирижируя пистолетом. — Лысый — в середину! Теснее! Быстро, я сказал! Кто отпустит руку — стреляю без предупреждения! Пошли к выходу! Не оглядываться! Не расцеплять руки!
Страх на мясистом безвольном лице Лысого укрепил его уверенность.
Трое мужчин в странной связке под испуганными и недоумевающими взорами присутствующих неловко пробирались к выходу. Зимородок, трепетно опустив термостат в контейнер рядом с полдюжиной ему подобных банок, ощущая невероятное облегчение и звериную настороженность, шел следом. В молчании и благоговейной тишине они покинули зал.
Когда дверь за ними закрылась, одна из женщин за конторкой сообщила, оглядываясь:
— Я сейчас закричу!..
На нее зашикали окружающие товарки:
— Ты что! Не вздумай! Вдруг они вернутся! Девочки, давайте работать, как будто ничего не было!
Клякса с задержанными спустился по лестнице в фойе здания. К нему не приближались, видя пистолет. Посетители, ничуть не пугаясь, заглядывали через головы друг друга.
— Террорист! Террорист захватил заложников! — шептали вокруг.
— Какие ваши требования?! — выкрикнул кто-то из персонала офиса, прячась за спины сбегающихся охранников.
— Уберите того кретина с камерой! — буркнул Зимородок, пряча лицо.
— Это политическая акция?!
— Гуманитарная…
— Чеченец! Смотри, какая морда свирепая… — услышал Костя за плечами и скомандовал замявшимся у дверей задержанным.
— Живее! Все трое — в двери! Куда руки отпускаешь — убью!
— Мне с ними не пролезть… — жалобно пропыхтел Лысый, пробуя то одним боком, то другим, оборачивая красное от натуги лицо. — Видите — мы застряли…
Костю этим было не смутить.
—На карачки — и проползать по одному! Кто встанет — башку прострелю!
В былые времена Зимородок в одиночку конвоировал по десятку задержанных нарушителей — полдня, да по горным тропам…
На ступеньках крыльца выползающих задержанных подхватили под белы ручки подлетевшие бойцы «Града». Миробоев с Валентином, озабоченные и торопливые, выскочив из автомобиля в одних костюмах, решительно схватили Зимородка за руки.
— А теперь, Костя, ты отдаешь себя в руки представителей правопорядка! — ласковым шепотом сказал ему на ухо Валентин. — Посмотри, весь дом к окнам вывалил, сейчас на улицу падать начнут! Извини, если будет больно!
— Пошли скорее, холодно! — просипел Миробоев, не в шутку заламывая капитану руку. — Не брыкайся!
— Сажаем к нам! Твою машину кто—нибудь из ребят потом заберет, когда кипиш уляжется!
Через десять секунд они уже катили в управу, на Литейный. Лысый, обливаясь холодным потом, испуганно моргал, зажатый между Кляксой и Миробоевым на заднем сиденье. От него еще едко воняло щелочью. Кисти рук его были скручены профессиональным захватом. Он не успел осознать, что его «освободили». Автобус с бойцами группы активных действий шел следом. Двум другим «освобожденным» повезло меньше: они лежали вниз лицом на полу автобуса, носами в громадные ботинки градовцев, и дыхнуть боялись.
— Что в контейнере?! — неожиданно свирепо рявкнул маленький Валентин, не оборачиваясь, ведя машину. — Тебе говорят! Здесь все, что изготовили?! Где остальное?! Отвечай быстро — жить будешь!
Голос у маленького опера полнился азартом. Лысый неожиданно хлюпнул носом, слезы потекли по его лицу.
— Только не открывайте термостаты… пожалуйста…
— Уж не откроем, будь спок! — гаркнул Миробоев во всю глотку. — Говори, что в них! Говори!
И он схватил Лысого за ухо холодными железными пальцами.
— Вы же знаете… — шарахнулся тот ближе к Зимородку — Там ганглии…
— Какие ганглии?! — с расстановкой произнес прижатый толстой тушей Зимородок, наклоняясь и заглядывая Лысому в дрожащее, совсем не опасное лицо. — Что ты гонишь?!
— Иммортализованный препарат ганглий… вы же знаете…
Машину тряхнуло на ухабе, защемленное ухо Лысого дернулось.
— Аи, больно!..
— Что это такое?! — спросил Миробоев, чуть отпуская вспухший орган слуха террориста. — Не умничай! По простому, быстро!!!
— Клетки ствола головного мозга… ай-ай-ай! Препарат на продажу!
— Они заразны?! В них есть сибирская язва?!
Толстое, тяжелое тело их вынужденного попутчика затряслось в настоящих рыданиях.
— Отвечай! — рявкнул на ухо безжалостный Миробоев.
— Говори быстро! — вторил ему с другой стороны Клякса, понимающий важность каждой минуты. Он полагал, что им сейчас в самый раз поспешать к Башне Молчания и брать всю лабораторию на горячем.
Они орали Лысому в оба уха, но толстяка было не унять: с ним случилась истерика. Подвывая, он все пытался раз за разом выговорить какое-то важное для него, все объясняющее слово — и никак не мог.
— У-у-у… шу-у-у… Шу-утка-а!.. — наконец, выдавил он. — Это была шу-утка… Только шутка, клянусь, клянусь!.. Неужели вы поверили-и?..
Зимородок с Миробоевым замерли, разочарованные. Лысый рыдал.
— Дома разберемся, — прежним, спокойным тоном сказал неутомимый Валентин, дал по связи отбой второй группе захвата, катившей на улицу академика Павлова, вздохнул — и поехал медленней.
II
— Вот черт! Нарушает налево и направо! Куда милиция смотрит!
— Дмитрий Аркадьевич, вы только не волнуйтесь! Вам же нельзя!
— Да я и не волнуюсь вовсе!
— Вы точно не волнуетесь?
Людочка подозрительно заглянула в лицо опекаемому напарнику.
Волан с Пушком «тянули» элегантный серенький джип «судзуки». За рулем джипа восседал сам Басаргин, маленький полноватый мужчина, с густыми черными бровями, мясистым носом и негритянскими вывернутыми губами походивший на дядьку Черномора. Джип под его руководством выписывал вдоль проспекта весьма замысловатую траекторию, въехал на тротуар и покатил в объезд пробки, распугивая пешеходов.
— Я абсолютно спокоен! — запальчиво выкрикнул Арцеулов, повторяя маневры «судзуки». — Я просто не люблю нарушать правила дорожного движения!
— Да, так я и поверила! Вы слишком быстро едете, а когда быстро едешь — всегда волнуешься…
— Черт! Что ты, в самом деле, привязалась?! Клякса, что ли, поручил?! Ты мне мешаешь… Что это? Что ты мне суешь?!
— Валидольчик… — пискнула Пушок.
— А-а!.. — вскричал Волан, последним усилием повернул машину к тротуару, резко затормозил — и упал страдальчески искаженным лицом на рулевую колонку. Тело его конвульсивно задергалось, пальцы судорожно скребли пластик приборной панели, едва не ломая ногти. Из приоткрытого рта вывалился язык, раздался тяжелый хрип.
— Дмитрий Аркадьевич! — уронив валидол, всплеснула руками Людочка, подхватила его красивую седеющую голову. — Димочка!!!
Глаза Арцеулова закатились. Он хрипел.
— Боже мой, Боже мой!
Пушок отпустила голову напарника, отчего тот тотчас ударился лбом о баранку и бессильно сполз вниз, подхватила с полу упаковку валидола и дрожащими руками попыталась впихнуть большую таблетку в сведенный судорогой кривой рот Волана. Потом зарыдала:
— Помогите! Помогите, пожалуйста! Люди! База! Кто-нибудь! База, ответьте!!! Диме плохо!
— У тебя связь выключена, — сказал Арцеулов своим обычным голосом, не поднимая головы, продолжая дергаться. — Связь включи. А то ведь помру — жалко будет…
— Да, да, конечно! База! База! Это четвертая! Ответьте! Дима умирает!!!
— Ну ты тормоз, Людмилка…
Людочка, оставив тангенту микрофона, заглянула снизу в его опущенное лицо и увидела, что он улыбается.
— Ой, Дмитрий Аркадьевич… Вам легче? Прошло? Слава Богу! Как я испугалась!
Волан возвел глаза горе, перестал улыбаться, вздохнул и твердо сказал:
— Прошло, кажется. Если кусочек мыла в рот взять, так еще и пена будет. Очень убедительно выглядит, хоть и противно на вкус. Но ты все равно не должна меня нервировать. Если станешь меня раздражать, приступ может в любой момент повториться. Это уже второй. Третий — всегда с летальным исходом.
