– Знаешь, Марин, иногда, желая кому-то хорошее, можно невольно сделать обратное. Я не обижаюсь. Я пошел. Как вернусь из командировки, познакомлю вас с Татьяной. Если... если ничего не случится.
– Что ты имеешь в виду?
– Да так, ничего!
В разговор вступил захмелевший еще больше Смагин:
– Ну, куда ты, Саня? Время-то еще детское.
– Время – 21-45. А ровно в десять у клуба будет ожидать Ирина. Не могу же я заставлять женщину ждать себя. Тем более если посредником встречи является твоя супруга.
– Ну, это да. Опаздывать мужик не должен. Но постой, я провожу тебя!
Марина осадила мужа:
– Куда проводишь? Клуб рядом. Тебя Люблина еще на свидание не приглашала. По крайней мере, через меня!
– О чем ты говоришь, Марин? Да сдалась мне какая-то Люблина! У меня ты есть!
– А есть, то будь любезен, пойди, умойся и в спальню.
– Как скажешь, дорогая.
Александр вышел в прихожую. Марина на прощание посоветовала:
– И все же, Саша, я на твоем месте не стала бы вести себя столь категорично. Не забывай, Ирина любит тебя.
– Ты никогда, Марин, не сможешь быть на моем месте. Лишь потому, что ты женщина. В любовь же Ирины не верю, и никто не заставит меня изменить свое мнение. За совет спасибо. До свидания, теперь уже по приезде из командировки.
– Удачи тебе, Саш!
К десяти, пройдя мимо своего дома, Тимохин подошел к клубу, так в обиходе называли Дом офицеров. От угла магазина вышла Ирина. Он подошла к нему:
– Здравствуй, Саша!
– Здравствуй! Марина передала, что ты хотела со мной поговорить, слушаю тебя!
– А почему так официально, недоброжелательно?
– Ирин! Что ты хотела мне сказать?
– Я хотела увидеть тебя!
– Увидела?
– Да! Но не думала, что ты так поведешь себя!
– А как я должен вести себя?
– Как раньше, когда приглашал к себе домой на ночь, когда укладывал в постель, когда...
Тимохин прервал Люблину:
– И все это без твоего желания? Насильно?
– Нет, но это было?
– Было!
– Что же изменилось?
– Изменилось самое главное. А именно то, что я понял, мы не пара для создания семьи. У нас нет будущего, и настоящее уже не приносит радость.
– В общем, ты получил то, что хотел, и в сторону, да?
– Можно сказать и так. Но, в принципе, дело не в этом. Я не люблю тебя, и ты это всегда знала. А сейчас полюбил. Но другую женщину. Поэтому больше между нами ничего не будет.
Люблина не ожидала такого поворота:
– Ты полюбил другую женщину? И кого же?
– А вот это тебя не касается.
Ирина вдруг рассмеялась:
– Это надо же, Тимохин кого-то полюбил. Да кого ты можешь любить, кроме себя родного? Для тебя женщина – это станок. Станок для удовлетворения естественной мужской потребности – иметь бабу. О какой любви ты говоришь?
– О настоящей, Ира!
– Даже так? А как новая пассия относится к твоим прежним связям или она о них ничего не знает? Ведь вы, мужики, мастера запудрить девочкам мозги, особенно тем, у которых этих мозгов и в помине нет.
Тимохин понимал состояние Люблиной, но и слушать дальше ее оскорбления не желал:
– Ты все сказала?
Ирина вскрикнула:
– Нет! Если ты думаешь, что я так просто отдам тебя другой, то ошибаешься. Она все узнает о том, что было между нами. И еще немало интересного из личной жизни старшего лейтенанта Тимохина. Пусть ты не достанешься мне, но ты не достанешься и другой! Это я тебе обещаю!
– Я всегда знал, что ты способна на подлость. Но, знаешь, зла на тебя не держу. Твоими устами говорит ревность. А она чувство коварное и злое.
– Вот как? Я, значит, подлая, коварная, злая, а ты у нас весь пушистый, честный и самый что ни на есть порядочный, да?
Тимохину надоело слушать Ирину. Эту, по сути, глубоко несчастную по его вине женщину.
– Нет, Ирин, я не пушистый. Но пойми, насильно мил не будешь. Ты еще найдешь свое счастье, и я буду только рад этому!
Люблина потеряла контроль над собой:
– Да пошел ты со своей радостью! Унизил, растоптал самое святое, что у меня было, а теперь еще и издеваешься? Сволочь ты! Мразь! Ненавижу! Я не дам тебе жить с другой. Не дам!
Александр сказал:
– Поговорили! Спасибо за откровенность, и прощай! Делай что хочешь, между нами все кончено!
И, повернувшись, пошел по аллее.
А Ирина, опустившись на ступеньки клуба, припав к бетонной стойке, забилась в истерике. До самого дома Тимохин слышал ее голос:
– Ненавижу, тварь! Будь ты проклят!
А возможно, это ему казалось. И жалко было Тимохину Ирину, и утешить ее он не мог. Изменить Татьяне не мог. Выпив у Смагиных всего лишь рюмку, дома Тимохин достал из холодильника бутылку спирта. Не разведя, проглотил сто граммов. Набрал по телефону внутренней связи гарнизона, которая сегодня вдруг работала, квартиру Смагина. Ответила Марина:
– Да? Слушаю вас!
– Марин! Это Тимохин!
– Что-то случилось?
– Ирине требуется помощь!
– Ты ударил ее?
– С ума сошла? Когда я женщин пальцем трогал?
– Тогда что за помощь ей требуется?
– Психологическая. После нашего разговора она впала то ли в бешенство, то ли в истерику. Узнав о другой женщине, полностью потеряла контроль над собой. Как бы чего не сделала!
– Где она?
– Расстались у клуба! Должна быть там.
– Ты вообще-то молодец! Промолчать о новой знакомой не мог?
– Не мог! Кому легче от того, что я и дальше продолжал бы держать Ирину на дистанции. И не прекращая отношения, и не продолжая их? Кому?
– Эх, Саша, Саша! Ладно. Выйду, поищу Ирину. Получится – помогу, не получится – девчатам передам. Те успокоят!
– Спасибо!
Александр повесил трубку. Сел на диван, закурил. Черт, до чего же сложна жизнь. А ведь мы сами делаем ее таковой! Правильно говорят, сначала создаем себе трудности, затем героически преодолеваем их. Таня, Таня. Как же сейчас не хватает тебя. Твоего тепла, нежности, прикосновения, одного лишь присутствия. Тимохин поймал себя на мысли, что еще никогда так не тосковал ни по одной из своих женщин. Так, что ему хотелось выть от одиночества.
В четверг, 14 июня, с утра к Тимохину, как обычно, забежал Шестаков.
– Привет, Саня!
– Ну, ты вообще стал светиться, как уличный фонарь.
– Так жизнь-то, Саня, изменилась! Не представляю, как раньше мог жить без Елены.
– Дату свадьбы определили?
– Нет! Я настоял на том, что определим, когда ты приедешь из командировки. Будешь у меня свидетелем.
– Вот как? Спасибо за оказанную честь.
– А кому же еще быть свидетелем? Не Булыгину же? Кстати, ротный мне шепнул, будто замполита нашего с партийным бюро в штабе дивизии прокинули.
– Да ты что? Кто бы мог подумать?
– Верно! И все же есть справедливость на этой земле. Но кто его обломал? Ведь все уже решено было!
– Тебя это так волнует?
– Да не прочь бы узнать! Булыга ходит по части злой, ни с кем не разговаривает, на Василенко обиду затаил. Только перед комбатом меняется, тянется в струнку, морда козлиная. Но это хорошо, что его прокинули. Еще бы Гломова куда-нибудь перевели, вообще лучше не придумаешь.
Тимохин усмехнулся:
– А тебя на его место?
– Смеешься? Тут роту-то ни хрена не дают, старлея никак не присвоят, а ты – вместо Гломова. Но мне по херу эта карьера. Я и уволиться могу безо всякого сожаления. Главное, у меня теперь Лена есть!
– Лена – это хорошо. Но давай поговорим о другом.
Шестаков охотно согласился:
– Давай!
– Ты знаешь, я сегодня должен уехать в Ташкент.
– Знаю!
– У меня к тебе просьба.
– Все, что могу!
– Не хотелось бы дежурную машину до поселка просить. Это надо на комбата выходить, зампотеха. Когда своя под боком. Но свою назад я пригнать не могу.
– Логично!
– Так вот, ты бы у своего ротного отпросился на часок. Подбросил бы меня до вокзала и отогнал «жигуль» обратно в парк, а?
– Какой разговор, Сань? И отпрашиваться ни у кого не буду! Из парка сам лайбу выгонишь?
– Нет! Я в часть не пойду.
– Тогда давай ключи. Во сколько поезд?
– В 12-30.
– Ясненько, значит, в 12-00 «копейка» будет стоять у твоего дома!
Тимохин передал Шестакову ключи от машины:
– Возникнут проблемы, сообщи! Чтобы я не опоздал!
– Не беспокойся. Все будет чики-чики. А проблемы, если возникнут, решим просто. Пошлем их на... Значит, в часть не идешь?
– Нет! Дома побуду.
– Тоже верно! Чего в батальоне делать? Слушать Гломова с Василенко на разводе? Один требованиями выполнения распорядка дня задрочит с утра, другой конспектами первоисточников. Дома спокойней, тем более ты уже в командировке. И чего меня никуда не посылают? Хотя нет, сейчас отъезды мне не по кайфу. Елена рядом!
– Иди, Вадик! А то на развод опоздаешь.
– Лады, пошел. Короче, встречаемся в 12-00.
Тимохин, проводив Шестакова, зашел к соседям по дому. Попросил заполнить емкости водой и заменить газовые баллоны, еще раз проверил содержимое дорожной сумки. Подумал, а не пойти ли в парк, взять машину и съездить в детский сад к Татьяне, которая сегодня должна уже быть на работе, но... отказался от этой затеи. Что, кроме усиления боли разлуки, даст эта встреча, если еще удастся застать Татьяну? Ничего! Пусть уж остается все как есть. Он уедет, а когда вернется, тогда и встретится. И вот тогда встреча вызовет совершенно иные эмоции.
