«Тот мой крест уплыл в Ледовитый океан, куда уплывет этот? — с тоской думал Савелов. — Где начато и конец этой реки, в какое море уносит она своих утопленников?»
В чувство Савелова привел прогрохотавший по шоссе грузовик.
«Хватит наматывать на кулак сопли! — разозлился он. — Янки вором пробрался на твою среднерусскую равнину и убил ты его в бою. Это был тот самый случай, когда выбора у тебя не было...»
От вида крови, поднимаемой течением из глубины, Савелова передернуло. Он отвернулся и опрометью бросился на мост. Схватив пальто, поспешил за баранку «Волги», и та сразу сорвалась с места.
Через километра два от моста трасса круто уходила на бугор. На самом его верху Савелов остановился и снова огляделся — в обе стороны до самого горизонта дорога была по-прежнему пустынна.
— Теперь быстрее дранг нах Москау! — лязгая зубами от сковывающего холода, скомандовал он себе.
Километров через десять попалась деревня с подслеповатыми домами под соломенными крышами, заросшая бузиной и древними ветлами. На ее узких проулках гоготали стаи гусей, уток и индеек, а на площадках колхозных мастерских заспанные механизаторы в промасленных телогрейках готовили трактора к осенней вспашке зяби. По обочине шоссе, беззлобно матерясь и щелкая кнутом, пастух гнал на выпас стадо. Согнав коров с обочины, чтобы дать проехать «Волге», он приподнял мятую кепчонку и приветливо улыбнулся Савелову щербатым ртом.
— Здоровьичка, человек хороший!.. Зорька, Зорька, туды тебя растуды, куды в чужой огород, как в колхозный клуб прешься!
Шкодливая пегая корова, смешно подбрасывая зад, выскочила откуда-то сбоку и заплясала прямо перед «Волгой», пока пастуший кнут не заставил ее свернуть на обочину.
«Живут люди! — с завистью подумал Савелов. — Свое святое место на земле знают... Живут, как исстари жили, и нет им дела до хитроумно-могильных игр циничных политиков и их развращенных лакеев, таких как ты, Савелов...»
За деревней он ощутил, что онемевшие от холода руки, скованные мокрой одеждой, отказываются держать баранку, а ноги не чувствуют педали управления. «Разобьюсь, — подумал Савелов. — Надо от греха свернуть в первый же проселок и добраться до какого-нибудь леска, чтобы просушить одежду».
Дым костра поднимался вертикально вверх, к голым веткам берез, и в их переплетении смешивался с наползающим из лесной чащобы туманом. Трещали сучья, исходила паром развешенная над костром мокрая одежда. Завернувшись по горло в пальто, Савелов отрешенно смотрел на огонь. Если бы кто-то из знакомых сейчас увидел, то не узнал бы его — у костра сейчас сидел не самоуверенный, полный жизненных сил подполковник Савелов, а горбатился заросший седой щетиной старик с провалившимися в глазницы воспаленными глазами.
Но вот Савелов вскинулся, будто бы кого-то увидел, и, лязгая зубами, хрипло спросил:
— Ты опять явился, Сармат?
— Не зови, тогда не буду являться к тебе ни наяву, ни в твоих снах, — ответил тот, и Савелов удивился, что был Сарматов почему-то в одежде, изодранной на гиндукушских скалистых отрогах, и при полном боевом снаряжении.
— Я не звал...
— Не обманывай себя.
— Неужели ты живой?..
— Спроси об этом у своей жены...
— Она не знает.
— Знает... Мы с ней одной крови...
— Твои портреты, написанные ею, — лишь ее фантомная память...
— Не лукавь, ты же знаешь, что это не так...
— Знаю... Объясни мне, Сармат: после того, что сегодня произошло в реке, как мне теперь не бояться самого себя!
— Не я властен над твоими страхами и совестью...
— Совесть, как говорят умные философы, это — химера и не более того...
— Коли она для тебя — химера, значит, Савелов, говорить мне с тобой не о чем, — решительно поднялся Сарматов и, привычно закинув за плечо «Калашников», направился к затянутой туманом чащобе, не оставляя на заблестевшей от первых лучей солнца росной траве следов.
— Подожди, командир!.. Подожди!!! — боясь, что он сейчас исчезнет, громко закричал Савелов. — Где мне искать тебя?
Сарматов остановился и показал рукой на небо, по которому, между подсвеченных низким солнцем розовых облаков, с тоскливыми криками плыли к югу дикие гуси.
— Там, куда улетают на зиму дикие гуси? — догадался Савелов и хотел еще спросить его о чем-то, но Сарматова уже поглотил туман, растворил в белоствольно-золотой кипени осенних берез.
Савелов проводил взглядом улетающих птиц и надолго застыл, глядя отрешенно в огонь костра. Очнулся он, когда солнце уже поднялось над чащобой. Натянув на себя кое-как просохшую одежду, он сразу бросился за руль машины. И снова его серая «Волга» пошла на бешеной скорости наматывать на колеса бесконечные русские версты, пока не замелькали за ее окном московские пригороды. Но прежде чем въехать в город, Савелов еще раз поменял у машины номерные знаки. Трое парней из невзрачного бежевого «жигуля», припаркованного у чахлых кустов пыльного сквера, не сводили глаз с обшарпанного жилого дома постройки начала века. Через некоторое время они увидели, как к одному из подъездов этого дома подкатила черная «Волга». Из нее вышли два человека и внимательно осмотрелись по сторонам, заглянули в оба подъезда дома и только после этого сделали отмашку в сторону машины. Генерал Толмачев неторопливо вышел из нее и проследовал в один из подъездов.
— "...Все смешалось в доме Облонских!" — выключая видеокамеру, вздохнул в бежевом «жигуленке» один из парней. — Своих генералов пасем, как когда-то прыщавую фарцу пасли.
— Ныне та фарца в хозяева жизни выбилась! Бизнесмены-кооператоры, мать их, доллары лопатами гребут!.. — скрипнул зубами второй парень. — А мы как были топтунами, так и остались. Пивка бы щас, да в кармане блоха на аркане.
— Времена не выбирают, — меланхолично изрек его сосед. — Дадут команду «фас» — за пару дней всю эту сволочь передушим.
* * *
В подъезде дома генерала Толмачева встретили двое молодых людей, отменную офицерскую выправку которых не могли скрыть штатские костюмы. Они провели генерала на третий этаж и показали на облезлую дверь.
— Здесь.
— Гость, говорите, оклемался малость? — кивнул на дверь Толмачев.
— Оклемался, — утвердительно кивнул один из них.
— Но когда появился на явке, лица на нем не было, — вставил другой. — Мы вначале даже не узнали его — за два дня состарился лет на двадцать.
Раздевшись в прихожей, Толмачев проследовал в комнату.
— Товарищ генерал, разрешите доложить... — шагнул к нему не совсем скинувший с себя сон Савелов.
— Ну и видок у тебя, Вадим, краше в гроб кладут, — остановил его Толмачев и, прикрыв за собой дверь в прихожую, махнул рукой: — Ладно тянуться, как салажонок!.. Присядем вот тут рядком и поговорим о твоих делах ладком.
— О наших делах, — уточнил Савелов.
— О наших, наших, — согласился Толмачев.
* * *
Один из парней в бежевых «Жигулях», пощелкав тумблерами на панели усилителя, со злостью сорвал с головы наушники. Из них несся лишь беспорядочный треск.
— Сделали они нас, как пацанов!.. Защиту от прослушки поставили, козлы!
— А ты ждал, что они валенки сибирские? — вновь меланхолично пожал плечами парень за рулем. — Там народ ушлый, по заграницам тертый-протертый. Это у нас одни старперы сидят.
— Не получим прослушку — шеф, как два пальца об асфальт, раком на ковре поставит, — обреченно уронил радист.
— Похоже, не успеет! — покачал головой меланхолик и показал на две «Волги», вынырнувшие из переулка.
— Давай назад в переулок! — заорал радист. — Рвем когти!
— Не-е, не успеем! — бросив взгляд в зеркало заднего обзора, констатировал меланхолик.
И в самом деле: сзади раздался визг тормозов — микроавтобус «РАФ» с затененными окнами отрезал «жигулю» путь к переулку, а в его передний бампер целилась никелированная морда «Волги».
— Во-о, что я говорил! — констатировал меланхолик. — Увидят эту бандуру, — кивнул он на видеокамеру, — оттрахают с оттягом, а фамилию не спросят... И правильно сделают: мыслимо ли, самому генералу Толмачеву на хвост садиться.
— Ха-ха, чего икру метать, мужики — ворон ворону глаз не выклюет! — захорохорился радист, но, оценив компанию вышедших из «Волги» здоровенных мужиков, разом скукожился и затих.
— Глаз-то, может, не выклюют, — подал голос с заднего сиденья оператор, не знающий, куда спрятать злополучную видеокамеру. А если в деревянный бушлат оденут и выбросят на какой-нибудь подмосковной свалке?
Радист, выдав зубами чечетку, потянулся было к рации, но распахнувший дверь «жигуленка» хмурый бугай профессионально вырубил его кулаком под темечко.
— Стволы, ребята, — кинув взгляд на видеокамеру и аппаратуру прослушки, сказал он остальным.
— Мужики, может, договоримся — из одной кастрюли щи хлебаем? — предложил меланхолик обступившим жигуленок мужикам в одинаковых темно-серых пиджаках.
