Альберто конвульсивным движением выдернул стрелу из руки и вырвал винтовку из рук солдата, который стоял к нему ближе всех. Потом тщательно прицелился и выстрелил Педро в голову.
Катер развернулся вниз по течению. Альберто бросил винтовку на палубу, схватил сестру Марию Терезу за плечи и затряс в бессильной злобе:
— Кто убил его, сестра, я или вы? Скажите же мне! Вот еще один, за которого можно помолиться.
Она молча смотрела на него с выражением какого-то ужаса на лице. Может, впервые в своей святой жизни она поняла, что добрые намерения могут причинить зло, но, судя по дальнейшим событиям, это оказалось сомнительным.
Выплеснув свою боль, Альберто сразу сник. Он отпустил ее и произнес таким усталым голосом, какого я еще не слышал:
— Убирайтесь от меня и не показывайтесь мне на глаза.
Он повернулся и заковылял по палубе.
Глава 10
Как раз то, что нужно
Я просыпался медленно, еще не вполне уверенный, что остался в живых, и наконец понял, что лежу в подвесной койке в нашем ангаре в Ландро. На спиртовке кипел чайник. А рядом сидел Менни и читал книгу.
— Что хорошего? — спросил я его.
Он повернулся и посмотрел на меня поверх своих дешевеньких очков, потом закрыл книгу и направился ко мне. Его глаза выражали явное беспокойство.
— Эй, ну и напугали вы меня!
— А что случилось? — спросил я.
— А то, что вы вышли из самолета и отключились. Мы на тележке привезли вас сюда. Сестра Мария Тереза уже осмотрела вас.
— Ну и что же она сказала?
— Что это — определенная реакция на сильный стресс, только и всего. В такой короткий промежуток времени перед вами прошла почти вся ваша жизнь, мой мальчик.
— Вы правы, так оно и было.
Он налил в стакан виски, причем хорошего.
— А Хэннах? — спросил я.
— Он забегал сюда не менее дюжины раз. Вы же лежите здесь более шести часов. О, и Джоанна тоже приходила. Только что ушла.
Я выбрался из подвесной койки, подошел к краю ангара и посмотрел в ночь. Дождь прекратился, в свежем, прохладном воздухе разливался аромат цветов.
Мало-помалу я все припомнил. Вспышку гнева Альберто, там, на катере. Он даже отказался от ее медицинской помощи и предпочел, как он выразился, более чистые руки медика из своей команды.
Он доставил нас прямо на взлетно-посадочную полосу и приказал Хэннаху немедленно отвезти всех обратно. Каждое событие возникало передо мной, словно написанное на чистой странице: никогда в жизни я еще не падал в обморок.
— Кофе? — предложил Менни.
Я допил виски и взял у него оловянную кружку.
— Вам Хэннах рассказал, что там произошло?
— Сколько мог. Немного. Как я понимаю, там возникли какие-то разногласия.
Поэтому я рассказал ему все, и когда закончил, то он развел руками:
— Ужасное испытание.
— А может быть, я всю жизнь мечтал о такой прогулке по джунглям?
— И именно поэтому возникла такая напряженность между сестрой Марией Терезой и полковником. Дрянное дело.
— Но он имел основания, насколько я понимаю. Если бы она оставалась на катере, как обещала, все могло быть совсем иначе.
— Но разве вы сами уверены в этом?
— Она уверена. В этом-то все и дело. Она уверена, что все ее поступки освящены самим Богом. Уверена, что всегда права, что бы ни делала.
Он вздохнул:
— Должен признать, что нет ничего хуже, чем по-настоящему добрый человек, уверенный, что имеет лучший ответ на любой вопрос.
— Женщина-Кромвель!
Он откровенно озадачился моими словами.
— Я что-то не понимаю.
— Почитайте английскую историю, вот и поймете. Мне надо пройтись.
Он хитро улыбнулся:
— Думаю, что она сейчас одна, если не считать ту девушку племени хуна, которую она купила. А наша добрая сестра, я полагаю, ожидает появления еще одного ребенка.
— Когда она только угомонится? А что с Хэннахом?
— Он сказал, что будет в отеле.
Я надел летную куртку и пошел через аэродром по направлению к Ландро. Подойдя к отелю, я уже поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на веранду, но вдруг задержался и прислушался.
Городок засыпал. Сквозь приоткрытое окно едва слышалась тихая музыка, которую передавали по радио, где-то раз-другой тявкнула собака. Но все-таки в этой ночи под звездами повсюду ощущалась жизнь. И здесь тоже.
Когда я поднялся по лестнице и открыл дверь, то увидел, что бар пуст, если не считать Хэннаха, который сидел у открытого окна, положив ноги на стол. Перед ним стояла бутылка виски и стакан.
— Так, значит, покойники все-таки встают, — ухмыльнулся он.
— А где все остальные?
Оказалось, что весь город гулял на свадьбе. Ввиду отсутствия священника гражданскую брачную церемонию проводил Фигуередо. Он имел на это право. Женился сын земельного агента, богатого человека. А это значило, что каждый, кто из себя хоть что-то представлял, отправился поздравить молодых.
Я зашел за стойку бара, взял стакан, подсел к Сэму за столик и налил себе виски из его бутылки.
— Ну, ты теперь удовлетворен? — спросил он. — После того, что там было? Теперь ты чувствуешь себя настоящим мужчиной?
— Вы тогда хорошо поработали на катере. Благодарю вас.
— Мне не надо наград, парень. У меня есть все, кроме разве что медали Конгресса. Эй, а ты знаешь, что такое медаль Конгресса, ты, английский выродок?
Я только теперь понял, как сильно он пьян, и ответил хмуро:
— Да, думаю, что знаю.
И тут он сказал странную вещь:
— Давно, еще на фронте, я знал одного парня, так похожего на тебя, Мэллори. Мы служили вместе в эскадрилье истребителей. Совсем неопытный мальчишка, только что из Гарварда. Сын миллионера. Денег — куры не клюют. Но парень как-то не принимал этого всерьез. Понимаешь, что я имею в виду?
— Думаю, что да.
— Черт побери, что тебе еще остается сказать. — Он снова налил себе виски. — Знаешь, как он прозвал меня? Черный Барон. А знаменитого аса фон Рихтхофена называли Красным Бароном.
— Надо думать, он очень высоко ценил вас.
Казалось, Сэм меня вовсе не слышал и продолжал говорить:
— Я всегда твердил ему: наблюдай за солнцем. Никогда не пересекай линию фронта на высоте ниже десяти тысяч футов и сразу же поворачивай домой, если увидишь самолет, потому что нельзя рисковать такой сладкой жизнью, как твоя.
— И он не послушался?
— Как-то увязался за одним самолетом и не заметил трех "Фокке-Вульфов", подстерегавших его со стороны солнца. Так и не знаю, как его сбили. — Он грустно покачал головой. — Дурачок! — Хэннах посмотрел на меня. — Но он был отличный летчик, смелый, совсем как ты, парень.
Сэм уронил голову на руки, а я встал и направился к двери. Когда открыл ее, он произнес, не поднимая головы:
— Будь благоразумен, парень! Она не для тебя. Мы просто созданы друг для друга, она и я.
Тихонько прикрыв дверь, я вышел.
* * *
Я подошел к домику. Сквозь щели в ставнях струился свет, в темноте похожий на золотые пальцы. Поднявшись по ступенькам террасы, немного подождал. Стояла тишина. Пошел дождь, и капли застучали по железной крыше. Мне вдруг показалось немного странным стоять здесь, вроде бы вне всяких событий, ожидая какого-то знака, которого могло и не быть вовсе, потому что весь мир словно перевернулся.
Я уже собрался уходить, как вспышка спички на крыльце вырвала из тьмы ее лицо. Там стоял старый плетеный стул, я совсем забыл о нем. Она зажгла сигарету и выбросила спичку в темноту.
— А почему это вы собираетесь уйти?
Надо было быстро найти отговорку или сказать правду. И я все же попытался:
— Не думаю, что здесь найдется что-нибудь для меня.
В темноте послышался скрип стула. Она встала. Сигарета тоже полетела в темноту, описав яркую дугу. Я не видел, что она движется ко мне, но внезапно ощутил ее совсем близко, ее запах гармонировал с благоуханием цветов в ночи. Она распахнула домашний халат и прижала мои руки к своей обнаженной груди.
— Ну и как, — спокойно произнесла она, — этого вам недостаточно?
Этого было недостаточно, но я не смог бы ей ничего объяснить и чувствовал, что и нет необходимости. Она повернулась, взяла меня за руку и повела в комнату.
* * *
Увы, все оказалось не так, как в тот, первый, раз. Отлично выполненный функциональный процесс, но не более того. А после всего она показалась мне какой-то недовольной, что немало удивило меня.
— Что не так? — требовательно спросил я. — В чем я виноват?
— Любовь, — с горечью произнесла она. — Почему каждый проклятый мужчина, которого я встречала, должен шептать мне это слово на ухо, когда лежит в постели. Вам, мужчинам, что, нужно какое-то извинение?
На это было нечего ответить, и я промолчал, встал и оделся. А она накинула халат, подошла к окну и закурила еще одну сигарету.