— Ннн… Эмм…
— Хорошо, сформулирую иначе: вы выдели, чтобы кто-нибудь из присутствующих пользовался диктофоном, камерой либо какими-то иными техническими средствами?
— Нет, не видел. Ну, по крайней мере, явно никто этого не делал.
— Ясно… Видите, доктор, как все оказалось просто? Могли бы сразу все рассказать и не было бы вот этого безобразия, — тут Валентин кивнул на Палыча.
— Просто я не думал… — доктор с опаской покосился на Палыча. — В смысле, не предполагал, что органы могут применять такие… гхм… методы…
— Доктор, вы укрываете раненого террориста, который взорвал режимный государственный объект. Ну и какого же вы отношения ожидали от органов? Да вас, по логике, без всяких разговоров должен был сейчас штурмовать спецназ — со всеми вытекающими!
— Одну минуту… — доктор опять опасливо покосился на Палыча и озабоченно нахмурился. — Это что ж получается… Пациент упоминал о…
— Пусть это вас не беспокоит, мы во всем разберемся, — оборвал его Валентин. — Пойдемте, посмотрим, как там поживает наш террорист…
* * *
Гена лежал в резервном «VIP-люксе», наскоро переоборудованном под реанимационную палату. Размеренно дышал допотопный аппарат, поддерживающий существование инженера «Блиндажа», тихо дребезжал старенький холодильник — «люкс» был под стать нищей больнице и всему нашему социальному здравоохранению. Очевидно, и в «випах» здесь числились дети старших слесарей и водителей снегоуборочных машин, которые получали больше местных врачей и имели возможность заплатить за столь сомнительные удобства.
Голова раненого была почти сплошь забинтована, открытыми оставались лишь рот и ноздри.
— Бинты снять можно? — спросил Валентин.
— Для опознания? — понятливо уточнил доктор. — Это бессмысленно. Лицо изуродовано, под повязкой сплошное мясо.
«И как же нам удостовериться, что это действительно Гена?» — подумал было Валентин, но Палыч предвосхитил этот вопрос, указав на шрам, красовавшийся на запястье инженера.
— И что? — не понял Валентин.
— Это я ему поставил, — с неожиданной грустью в голосе сказал Палыч. — Это Гена, сто пудов.
— Понял, вопрос снят.
Валентин сунул руки под мышки, склонил голову набок и, искоса поглядывая на Гену, погрузился в размышления. Собственно, размышлять уже не имело смысла: все ясно, нужно решать вопрос, но…
Валентин упорно перебирал варианты, проверяя себя. Нельзя ли выйти из положения как-то иначе? Бывает ведь так, что ситуация только с первого взгляда кажется однозначно тупиковой, а если как следует присмотреться, всегда можно найти какой-то спасительный выход…
Да, бывает. Но сейчас не тот случай.
Гена обречен. Доктор тоже.
Валентин наконец определился и молча раздал команды: со значением посмотрел на Палыча и кивком указал на Гену. Чтобы исключить превратное толкование, дополнительно кивнул на аппарат. Затем перевел взгляд на Шоту и вообще без всяких намеков ткнул пальцем в холодильник.
На этот раз Палыч не подвел: сразу все понял, скорбно поджал губы и, окатив Валентина свинцовым взглядом, молча кивнул.
Надо же, даже у такого дуболома есть какие-то чувства. Хоть он и не дружил с Геной, но привык к нему: долго работали вместе, были членами одной команды.
Шота, напротив, несмотря на простоту задачи, «притормозил» на ровном месте:
— Эээ… Не понял? А что с холодильником делать?
Зато доктор сработал за двоих и проявил нездоровую сообразительность: побледнел, как свежий больничный бюллетень, томно всхлипнул — дыхание перехватило от страха, и пролепетал:
— Если… Если выключить… Сигнал… Сестра… Нельзя!
— Раскрути термостат, оторви проволоку, поставь «мост», — специально для умственно отсталых Валентин показал, где именно нужно поставить этот самый «мост».
— Ага, понял, — Шота с готовностью достал нож и направился к холодильнику.
— Никакого сигнала не будет, — Валентин принял доктора под руку и деликатно повлек к двери. — А нам с вами нужно вернуться в кабинет и срочно решить один важный вопрос.
— Я не… Я не позволю! — попробовал было воспротивиться доктор.
— Доктор, если вы будете шуметь, нам придется ликвидировать весь персонал, который сюда заявится, — без обиняков предупредил Валентин. — Вы что, злодей? Вы желаете смерти своим подчиненным?
С этими словами Валентин решительно вытолкал доктора из «люкса» и повел в кабинет.
В кабинете Валентин истребовал у смятенного доктора ключи от сейфа. Доктор неожиданно воспротивился: с присущей ему бесхитростностью метнул взгляд в сторону вешалки, затряс головой и пробормотал:
— Нет ключей… Потерял где-то… Не помню…
— Что за блажь, доктор? — Валентин надел тонкие нитяные перчатки, забрал из кармана болтавшегося на вешалке докторского плаща ключи и через несколько секунд отпер сейф. — Какие теперь между нами тайны?
В сейфе, помимо всего прочего, был пакет с разнообразными препаратами.
— А, понял! — озарился Валентин. — Неудобно, да? Такой весь из себя честный и принципиальный, гордый потомственный интеллигент и тривиально тырит лекарства. Стыдно, да?
Несмотря на трагичность момента, доктор покраснел от смущения, потупил взор и не нашел, что ответить негодяю, по-хозяйски копавшемуся в его пакете.
— Не смущайтесь, доктор, — успокоил его Валентин, сортируя препараты. — Почти все нищие бюджетные врачи так делают, это своего рода стандарт, потому-то и попросил ключи… Ага, вот как раз то, что нужно.
Валентин отобрал нужный препарат, заправил шприц и протянул доктору:
— Вы сами или помочь?
— Вы полагаете… — усомнился доктор.
— Обязательно, — категорично кивнул Валентин. — Вам нужно как следует расслабиться и уснуть. Иначе ваше интеллигентское сердце не выдержит такой колоссальной нервной нагрузки.
— А если…
— Тогда мы вам поможем.
— Ладно, давайте я сам…
Схожий по действию препарат был у Валентина с собой — на случай, если в докторском сейфе не окажется подходящей тинктуры или доктор окажется нереально честным. Но коль скоро все получилось в пределах нормы, свой препарат можно приберечь для другого случая.
После инъекции Валентин усадил доктора за стол, дал ему лист бумаги с ручкой и продиктовал:
— Очень жаль, что пришлось так поступить, но другого выхода я не вижу. Простите меня за то, что я сделал. Подпись.
Продиктовал и напрягся: даже такой прекраснодушный тип, как доктор, в этом месте может заподозрить подвох.
— Вы хотите повесить ЭТО на меня?! — увы, обостренная совесть интеллигента оказалась сильнее инстинкта самосохранения. — Вы его… А я, значит…
— Пишите, доктор.
— А если…
— Тогда поедем к вашей семье. А потом все равно придется написать ровно то же самое.
— Господи… Что ж вы за люди такие! — с горечью воскликнул доктор, хватая ручку. — Повторите, я не запомнил…
Валентин повторил текст обращения.
Доктор торопливо написал и поставил внизу аккуратный автограф, неброский и скромный, как и вся его жизнь.
Валентин прочитал записку: доктор допустил некоторую отсебятину и в одном месте сделал орфографическую ошибку, но это вполне объяснимо сильным душевным волнением, так что переделывать не обязательно.
— Хорошо, — Валентин придавил листок органайзером и принялся выкладывать из пакета «стандартный набор»: несколько салфеток, коробку конфет, упаковку с пирожными, лимон…
И литровую бутылку недорогого коньяка.
— Ну уж нет, вот это увольте! — отказался доктор, слегка заплетаясь языком: препарат уже начал действовать. — После этой инъекции ваш коньячок — это вовсе не релакс, как вам мнится, а страшный яд, даже в самых малых дозах. Понимаете, сочетание алкоголя с…
— Я знаю доктор, можете не продолжать, — Валентин, пошарив в тумбочке, достал старозаветную чашку с намертво въевшимися следами многочисленных чаепитий и на две трети наполнил ее коньяком. — Пейте.
— О боже… — потерянно пролепетал доктор. — Вы что, хотите…
В этот момент в кабинет вернулись Палыч и Шота.
Валентин вопросительно посмотрел на Палыча. Мрачный, как грозовая туча, Палыч молча кивнул.
Все ясно, дело сделано.
— Готов, — Шота счел нужным озвучить безмолвный ответ более развитого собрата. — Без вариантов.
Палыч досадливо скривился — чувствовалось, что он еле сдерживается, чтобы не отвесить оплеуху своему словоохотливому помощнику.
— Пейте, доктор, — вернулся к теме разговора Валентин.
— А иначе…
— А иначе поедем к вам домой! — ненавидя себя, желчно проскрипел Валентин. — А потом, после ВСЕГО, все равно заставим пить! Силком вольем, если понадобится…
Доктор несколько мгновений колебался, завороженно глядя на чашку, затем надрывно всхлипнул и в три глотка осушил ее.
