- Ну, хорошо! Я тебе прочту про женщин. Ну, про тех, кто мужей и сыновей на войну проводил. Интересно тебе будет?
- Да ты что спрашиваешь?! – Сербин придвинул свой стул поближе к столу и приготовился слушать.
- Нет, погоди! – Фрося вскочила и сбегала во вторую комнату, которая служила им спальней. Вернувшись с тетрадью, она полистала ее и, найдя стихи, сказала:
- Ну, вот, слушай!
- О, женщины! О, матери России! – начала Фросенька и вдруг поперхнулась. – Погоди! Ох, не привычно мне свои стихи читать. Первый раз ведь… Начну сначала…
Она читала тихо и медленно, стараясь не проглатывать слоги, а Леонид внимательно слушал, подперев рукой голову.
- О, женщины! О, матери России!
В войну, великих испытаний час
Вы за мужей своих всегда молились
На тускло-золотой иконостас…
Но равнодушно взирают лики
На матерей заплаканных и вдов.
Неумолимый и великий,
В кошмарах вечных полуснов
Застыл и Спас Нерукотворный,
До долу опустив глаза....
Упали вдовы на пол черный,
На колени под образа…
- О, Матерь Божья пресвятая!
Заступница, опора, мать!
Оборванную нить сплетая,
Не в силах мы мужчин сдержать!
Они уходят на рассвете,
Чтоб не вернуться никогда!
И погибают в лунном свете
И гаснет яркая звезда,
В душе зажженная любовью...
Как это горе пережить?!
За мир они платили кровью.
Ушли, чтоб головы сложить
В кровавой битве за Россию!
За дом родной и за семью!
Где небо дышит светлой синью,
Они нашли судьбу свою!
- Спаси, Заступница, спаси родная! -
Рыдают женщины в церквях,
Мужей и сыновей теряя,
И в городах, и в деревнях,
От ран незримых постепенно тая…
- Спаси, Заступница - терпеть невмочь!
Но ангел смерти, мимо пролетая,
Мужей и сыновей уносит прочь…
- Ну, ничего себе! – только и смог промолвить Леонид. – Кто бы мог подумать, что в тебе такой талант сокрыт!
Он долго сидел, задумавшись, переваривая услышанное. Видно было, что стихи просто потрясли его.
- А еще что-нибудь… - вдруг тихо сказал он и просительно посмотрел на жену.
- Лёня, стесняюсь я, - Фрося потупилась. – Впервые ведь…
- Ничего, читай. Мне очень понравилось.
- Ну, хорошо! – она перевернула несколько листов тетрадки. – Это про нас с тобой, хоть имена другие. Наши я вписать постеснялась. Ничего?
- Наверно, правильно! – поддержал ее Леонид. – Чего наши имена в стихи вплетать? Чай, не герои какие! Читай, Фросенька!
Ох, и плакала Краса, сердце рвала!
Всю подушку искусала от горя...
На войну казака собирала -
В путь далекий за Черно море.
- Не ходил бы ты, Гнатушко, любый мой!
Ведь седой уж, да телом израненный!
Ой, не вЕрнешься ты с войны домой!
Ни живой не придешь, ни пораненный!
Мое серденько рвется от горюшка,
На кого ж ты меня покидаешь-то?
- Моя долюшка - в чистом полюшке!
За курганами да в сечи крутой!
Весь ремнями Гнат опоясался.
Саблю вострую да кинжал надел!
Да с Красою своей попрощался он,
Целовал детей, да на кОня сел...
Долго пыль на шляху кучерявилась...
Долго Настюшка вслед глядела...
Дни и ночи дивчина печалилась,
Да на степь все глаза проглядела...
Уж два лета, как не было весточки.
Две зимы Краса горевала!
Но весной изумрудились веточки,
И кукушка ей весть куковала,
Что живой ее Гнат, здоровехонек.
Что закончил он битву славную!
А ее - Красу не забыл вовек!
И домой спешат хлопцы бравые!
И Краса веночки сплетала
Да во чисты углы все вешала...
Вот уж пыль на шляху опала...
У калитки Гнат ее спешился!
- Здорово! – восхитился Леонид. – Просто здорово!
Он обнял супругу и припал к ее губам.
- Вот знал же, что тебе цены нет, женушка ты моя ненаглядная! А теперь знаю, что ты просто чудо! Это ж надо – моя жена, моя Фросенька стихи пишет!
- Да ладно тебе! – Фрося шутливо хлопнула его по рукам. – Спать пошли!
- Пошли, милая! Только теперь каждый вечер будешь мне что-нибудь читать!
- Да ты что? Я их всего-то с десяток написала!
- Вот десяток и будешь читать! – Леонид решительно встал со стула, увлекая жену в спальню…
Пропадая в физкультурном зале, Сербин стал замечать, что травмы дают себя знать все больше и больше. Иногда левая рука вообще отказывала и повисала плетью. Он снова и снова заставлял себя отжиматься, разрабатывать подвижность руки, и мало-помалу рука начала восстанавливаться.
Однажды он, решив, что уже можно попробовать более серьезные нагрузки, улучив момент, когда врач, занимавшийся с ним реабилитационными процедурами, вышел, подпрыгнул и повис на турнике…
Страшная вспышка невыносимой боли с неимоверной силой рванула каждый его нерв… Руки бессильно разжались, и он рухнул на набитые соломой маты…
Когда врач вернулся, Леонид лежал на матах без сознания.
В палату его отнесли на носилках…
Доктор-ортопед, профессор Медицинской академии, который наезжал в санаторий два раза в неделю, долго щупал и простукивал его позвоночник и, наконец, сказал:
- У вас, товарищ Сербин, на спине имеется застарелый шрам от сабельного удара. Как давно это было?
- Да уж порядком, - ответил Сербин. – Году, по-моему, в двадцатом…
- И как вас лечили?
- Ну, перевязки… Лежал на животе, привязанный к койке, чтоб на спину не переворачивался… Морфин кололи, чтобы снять боль.
- Я так понимаю, жесткий корсет вам не надевали, чтобы обеспечить неподвижность позвоночника в шейно-грудном отделе?
- Нет, конечно! Это же было в сельской больничке на две койки! Где один доктор лечил все болезни подряд. Даже конские… Вот, не упомню теперь, как и звали его… Кажется, Сергей Артемович…
- У вас вот этим самым сабельным ударом были серьезно повреждены два тела позвонков. Боюсь, что настолько серьезно, что они дали трещины в момент удара. Вас мог спасти только жесткий корсет, обеспечивший бы полную неподвижность в позвоночнике. Но этого сделано не было… Вынужден вас огорчить – ваш позвоночник теперь абсолютно нерабочий аппарат. По этой же причине у вас случаются отказы в левой руке: позвоночник не может передавать ей определенную команду, и она повисает плетью, как вы изволили выразиться. Служить далее с такой травмой вы не сможете.
- Но служил же раньше… И сейчас буду служить! А боли пройдут, доктор, не сомневайтесь!
- Пожалуйста! Но я вынесу вам вердикт «ограниченно годен». Вы сможете служить при штабе, но вот сесть на коня, у вас ли вряд ли будет возможность. Во всяком случае, я буду настаивать на этом. Вам противопоказаны любые резкие движения!
- Так нельзя, доктор! Я боевой командир, а не штабной работник! Я не смогу сидеть в штабе и протирать галифе на казенных стульях! Помилуйте, доктор! Не выносите ваш ужасный вердикт!
- Дорогой товарищ Сербин! Я достаточно наслышан о вас и о вашей доблести. Но и вы должны понять меня! У вас очень серьезная застарелая травма позвоночника. Она в любой момент может просто обездвижить вас! Вы это понимаете? Это полная неподвижность, паралич конечностей…
- Доктор! Я ведь все равно прорвусь в действующие войска. Тем более, товарищ Ворошилов направил меня на курсы. Отсижусь, отлежусь, выкарабкаюсь… Обещаю.
Доктор встал и некоторое время стоял рядом с койкой, внимательно глядя прямо в глаза больного.
- Товарищ Сербин, - сказал он. – Я нисколько не сомневаюсь, что вы именно так и поступите. Но меня увольте от нарушения врачебной этики. Я вам высказал свое мнение – вам показана только штабная работа. Любое резкое движение в позвоночнике может убить вас… За сим, прощайте, неугомонный вы человек!
