– Выходит, они здесь власть?
– А ты думаешь, власть в Москве? Нет, дорогой, из мыла веревки не совьешь. Настоящая власть должна быть строгой.
– Говоришь, как пишешь, – сказал Суриков мрачно.
– Говорю, что знаю.
– Как же ты это все терпишь?
– А вот так и терплю. Понимаю, что гору мне не сдвинуть, и не берусь за лопату. Я не комиссар из итальянского кино, чтобы в одиночку идти на организацию.
– Но ты честный мужик.
– А разве честность обязывает меня ходить и кричать, что все остальные жулье? Тем более, что это не так.
– Ты прав, Садек, – сказал Суриков и задумался. Спросил с надеждой: – Поможешь?
Вафадаров протянул открытую ладонь. Суриков звонко по ней шлепнул пальцами, как бы скрепляя договор.
– Тогда пошагали к Бобосадыкову.
– Чего еще?
– Есть разговор, Садек-азиз, мой уважаемый друг.
Бобосадыков встретил гостя радушно, вышел из-за стола, протянул широкую ладонь навстречу.
– Как прошла ночь, товарищ капитан?
– Прекрасно! – ответил Суриков. – Замечательный номер. Кондиционер. Пиво в холодильнике. Выпил бутылочку, завалился, так и проспал до утра.
– Шутите? – произнес Бобосадыков, не сумев скрыть раздражения. – Кашкарчи – не Москва. Другой гостиницы у нас нет. Пиво, холодильник!
– Отношу эти слова к вашей скромности. Один местный житель сказал мне, что Кашкарчи даже не Москва, а скорее Чикаго.
– А! – Бобосадыков махнул рукой, повернулся и направился к своему столу. Суриков видел сутуловатую спину увядающего мужчины – опущенные плечи, безвольно повисшие руки, шаркающие по полу ноги. Нет, не походил начальник на преуспевающего в жизни деятеля. Не походил.
– Я уезжаю, товарищ Бобосадыков, – продолжил Суриков.
– Что так? – спросил подполковник, и его лицо сразу сделалось сосредоточенным. – Вы ставите меня, всех нас в неудобное положение. Приехали по серьезному делу. Побыли день и сразу уезжать. Мне даже неизвестно, насколько удачно выполнено вами задание. Может, вам в чем-то помешали? Может, нужна помощь? Мы ее можем усилить. Вы нас не информировали. И вдруг уезжаете. Как это объяснить?
Суриков достал из кармана командировочное удостоверение. Положил на стол.
– Вы усложняете, Юнус Нурматович. Все обстоит куда проще. Я звонил своим и меня попросили переключиться на другую работу. Единственное, о чем прошу, – отметить командировку.
Вафадаров с удивлением смотрел на Сурикова. Разговора об отъезде у них не было. Значит, экспромт рожден обстоятельствами и всерьез принимать слова об отъезде не следует.
– Разрешите, товарищ подполковник, – обратился Садек к начальнику, – я схожу к Рахимжону Умаровичу и отмечу командировку?
– Если можно, – подсказал Суриков, – двумя днями позже.
– Маленькая хитрость? – спросил Бобосадыков и покровительственно улыбнулся. – Я понимаю. Сам был молодым. – Он повернулся к Вафадарову и даже подмигнул ему. – Сделайте отметку тремя днями позже. А вас, товарищ капитан, попрошу задержаться.
Когда лейтенант вышел, Бобосадыков потянулся к папкам, лежавшим на его столе. Вытащил одну из них, чистую, не обмятую. Положил перед собой. Сказал голосом усталым, печальным:
– Сегодня утром на Ровшанской улице обнаружен труп.
– Что случилось? – спросил Суриков с деланным безразличием, хотя понимал, что просто так, без какого-либо интереса Бобосадыков не затеял бы разговора.
– Совершено убийство.
Суриков, глядя прямо в глаза подполковнику, сказал:
– Видимо, это более интересно вашему уголовному розыску.
Бобосадыков криво усмехнулся.
– Я все время думаю, как помочь вам, товарищ Суриков. Дело в том, что у убитого в кармане найдена анаша. Целая плитка. В упаковке зарубежного производства. Мой заместитель выезжал на место, и я решил, что вам будет интересно полистать дело.
– Видимо, с этим человеком было интересно потолковать, пока он оставался живым. Сейчас он уже ничего не скажет.
Бобосадыков встал и прошел к сейфу. Вынул оттуда туго спрессованную плитку буро-зеленого цвета, обернутую в целлофан. Протянул Сурикову.
– Неужели это вас не заинтересует?
Суриков осмотрел упаковку. На широкой ее стороне увидел тисненую золотом эмблему фирмы – две скрещенные сабли под полумесяцем. Понюхал. Пахло смолистым конопляным духом. Именно такая плитка, изъятая из контрабандного груза, лежала на столе генерала Волкова. Еще раз втянув дурманящий запах, Суриков опустил упаковку на стол. Сказал:
– Ваши подопечные далеко шагнули. В таком виде продукции я еще не видел.
Бобосадыков пристально посмотрел на Сурикова. Подвинул пачку к себе.
– Как говорят, чем богаты. Другого у убитого не было.
– Я пойду?
– Минутку. Взгляните на это.
Подполковник вынул из папки несколько фотографий и протянул Сурикову. Снимки были сделаны профессионально четко и выразительно. Убитый лежал ничком. В спине ниже левой лопатки картинно, будто для съемок кинофильма, торчала рукоятка ножа, сделанная из оленьего рога. Бурое маслянистое пятно расползлось по одежде вокруг рукоятки. На другом снимке убитый уже был перевернут на спину. Сомнений не оставалось – это Нормат. «Неужели он и стал тем самым трупом, – подумал Суриков, – который мне обещал?»
– Что, знакомый? – спросил Бобосадыков с едва уловимой ехидцей в голосе.
– Его в Кашкарчах не знал тот, кто здесь не бывал, – ответил Суриков. – Это Нормат Планакеш.
Бобосадыков ничем не выдал разочарования.
– У вас односторонние сведения, – сказал он. – В преступной среде этого типа еще называли Бий – по-русски Тарантул. И он оправдывал свое имя.
– Разрешите? – спросил Суриков и подвинул к себе папку. Раскрыл и нашел заключение медицинской экспертизы. «Убит ударом ножа… На спине следы множества ушибов и ссадины неизвестного происхождения…» Значит, падение на ящики не обошлось Тарантулу даром. Не эта ли неудача стала в конце концов причиной его конца?
– Расплывчато, – сказал Суриков. – Неужели эксперт не мог предположить, возникли эти ушибы от побоев или от иной причины…
– Мы не имеем таких специалистов, как вы в Москве, – недовольно бросил Бобосадыков и стал собирать бумаги. – Врач молодой, неопытный. Может, этот сукин сын упал с крыши, может такое быть? У следователя есть вывод, и пусть предполагает.
– Я могу идти? – спросил Суриков официально.
– Если у вас нет ко мне просьб, пожалуйста.
Вафадаров ждал в коридоре. Они вместе вышли на улицу.
– Давай так договоримся, Садек, – предложил Суриков. – Ты сейчас сходи на вокзал. Оформишь мне билет до Ташкента. Потом возвращайся домой. Я прямо отсюда в штаб пограничного отряда. Долго там не задержусь. Как освобожусь, зайду к вам.
– Что ты придумал, Суриков? – спросил Садек. Он чувствовал себя неловко. – Догадываюсь, ты задумал хитрость, но не понимаю. Это плохо для дела. Знаешь пословицу: глухой смеется невпопад. Для нашего дела любое мое слово невпопад – плохо.
– Твое удивление у Бобосадыкова было в самый раз. Он внимательно следил за твоей реакцией. Я видел. Обо всем остальном только у тебя дома
Через полчаса Суриков был в штабе погранотряда. Дежурный, неопределенного возраста капитан в выцветшей форме, в фуражке с линялым бледно-зеленым околышем, тщательно разглядел документы и провел к командиру отряда.
– Как его величать? – поинтересовался Суриков.
– Подполковник Мацепуро, – доложил дежурный с подчеркнутой холодностью.
– Савелий Ефимович? – спросил Суриков удивленно. – Это не он раньше служил начальником заставы Сарболанд?
– Савелий Ефимович – это точно, – сказал дежурный, – а до отряда он служил в штабе округа. Инспектором.
Суриков улыбнулся. О командире отряда, оказывается, он знал больше, чем его нынешние подчиненные.
Перешагнув порог кабинета, Суриков вздохнул широко и свободно. Кондиционер, напряженно гудя, вырабатывал живительную прохладу. За столом, проглядывая какие-то бумаги, сидел подполковник в рубахе с короткими рукавами, с распахнутым воротом. На фоне окна его рыжие, подстриженные ежиком волосы светились, как нимб над головой христианского святого. Сомнений не оставалось – под началом этого офицера Суриков отстоял годы срочной службы на высокогорной заставе Сарболанд.
– Здравия желаю, товарищ подполковник, – произнес Суриков, лихим движением отдав честь. – Вы теперь такой большой начальник, что скорее всего меня не узнаете.
– Откуда? – спросил Мацепуро строго и вгляделся в посетителя пристально, чуть прищуриваясь.
– Сарболанд, – как пароль, произнес Суриков.
– Постой, постой, – сказал подполковник, не давая ему назваться. – Сейчас вспомню. Сейчас, – он улыбнулся и качал головой, помогая себе думать. – Так, так… Все, вспомнил. Суриков. Если не ошибаюсь… Андрей. Верно?
