И тут раздался громкий злобный выкрик:
— Э! Вы че там потеряли, орлы?
Голос был незнакомый. Но, судя по тембру, принадлежал уверенному в себе мужчине. Тот, по всей видимости, обращался к Фариду Усманову и Зверьку.
Между тем снизу раздался скрип — это скрипели ветхие лестничные доски под тяжестью идущего… Человек поднимался наверх крадучись — прямо к нему.
Абрамов медленно вытащил пистолет ПМ из внутреннего кармана своего пиджачишки и тихонько снял с предохранителя.
***
Они успели преодолеть только один пролет хлипкой, чудом сохранившейся лестницы, как их настиг снизу чей-то резкий окрик. Андрюшка Зверек обернулся и обомлел. Внизу на улице стоял черноволосый здоровяк, которого он уже видел — и не раз. Зверек сразу его узнал. Это был один из тех двоих амбалов из «Нивы», которую он несколько раз встречал у Речного вокзала, — эти мордовороты сопровождали странного мужика в черной косухе… Что он тут делает? Как он тут оказался? Лоб Зверька покрылся холодной испариной. Он мельком глянул на Усманова. Тот хладнокровно смотрел на черноволосого, и по его взгляду было понятно, что он еще не решил, как себя вести: то ли изобразить святую простоту, то ли действовать внезапно и резко на опережение.
— А в чем проблема? — спокойно отозвался Фарид, как бы невзначай сунув руку в карман, где у него лежал ПМ. — Вы кто такой?
Амбал не ответил и грозно двинулся на них, тяжело ступая по лестнице ботинками явно не меньше сорок шестого размера. Его свирепый вид не предвещал ничего хорошего.
Зверек понял, что надо предупредить Фарида. Он повернулся вполоборота к Усманову и торопливо шепнул краем рта, так, чтобы мордоворот его не слышал:
— Этого я видел на Речном… Помнишь, я Валерьянычу докладывал про мужика в черной косухе на «жигулях», и с ним двое были. Так это один из тех двоих.
Усманов хмыкнул понимающе и бесстрастно повторил свой вопрос, обращаясь к амбалу:
— Вы кто такой? И что здесь делаете?
— Сейчас я тебе покажу, кто я такой, — осклабился брюнет. Он убрал руку за спину — но только на одно мгновение: его рука тотчас вернулась обратно, и в ней уже поблескивал ствол.
— А ну-ка, артисты, спускайтесь — будем знакомиться!
Усманов, мгновенно оценив ситуацию, тихо произнес: «Зверек, кажись, нам на выход!» И, скомандовав: «Пошли, а то, чего доброго, палить начнет», — стал спускаться вниз.
Черноволосый профессиональным взглядом окинул обоих и процедил:
— Так, а этот камуфляж для чего? Вы чего вырядились, точно ряженые. — Потом он вгляделся в лицо Зверька и добавил:
— А тебя, пацан, я где-то уже видел. Ну-ка, гвардейцы, топайте за мной.
Усманов лихорадочно соображал. Пистолет в руке брюнета очень красноречиво свидетельствовал о его решительных намерениях. Ясно, что стоит им сделать хоть одно резкое движение — и можно схлопотать пулю. Пожалуй, придется повиноваться. Пока. А там будет видно.
В это время Абрамов, услышав шаги на лестнице, метнулся к стене и нацелил свой пистолет с глушителем в сторону лестничной клетки, откуда должен был показаться незваный гость. Но тот оказался не дурак. Шаги стихли. Человек остановился и выжидал. Снизу, с улицы, донесся резкий выкрик: «А ну-ка, артисты, спускайтесь, сейчас будем знакомиться!»
«Так, — подумал Абрамов, — нештатная ситуация. Что за черт. Неужели все сорвется?»
И тут он заметил, как над бетонной кромкой пола снизу взметнулось что-то белое. Скорее машинально, чем сознательно, Абрамов нажал на спусковой крючок.
Раздался приглушенный хлопок выстрела, эхом раскатившийся по пустой комнате.
Абрамов выругался. Ну что он наделал, дурак! Вот зараза!
— Бросай оружие! Я сотрудник милиции! — громыхнул снизу раздраженный бас.
Только теперь он рассмотрел белый предмет, сбивший его с панталыку.
Платок. Обычный носовой платок. Подбросили вверх и взяли его дуриком, как самого последнего лоха.
— Брось пушку, кому сказал, мудила! Буду стрелять па поражение!
Абрамов понял, что ситуация зашла в тупик.
— Бросаю! — крикнул он, на всякий случай вытащив обойму и спрятав ее в карман. И швырнул пистолет на бетонный пол.
Снизу выглянуло крупное багровое блинообразное лицо с копной волос соломенного цвета. Оглядевшись, парень стал осторожно подниматься, и из-за порога показались широченные плечи, могучий торс, обтянутый синей рубашкой.
Детина держал в лапе ПМ. Зафиксировав взгляд на валяющемся пистолете Абрамова, он удовлетворенно гыкнул.
— Иди сюда. И смотри, чтобы без глупостей. Скажи спасибо, что я сегодня добрый. — Он ловко подхватил пистолет и опустил в карман брюк. — Сейчас Никита твоих корешков приведет. И поедем.
— Куда? — на всякий случай поинтересовался Абрамов. Он все еще надеялся, что это балуют охранники авторитетных людей, съезжавшихся в «Золотую ниву».
Ответ его ошарашил:
— На Петровку, мудила!
В большом банкетном зале ресторана «Золотая нива» стояла необычная тишина. Сегодня на сходняк приехали все, и даже старик Михалыч, который последние годы по состоянию здоровья на сходняках появлялся редко. По старому заведенному обыкновению, сначала принялись за трапезу. За стол в этот раз отвечал Максим Кайзер. И он не ударил в грязь лицом: накрыто все было по высшему разряду. Разве что запеченных соловьиных язычков да тушеных бараньих яиц, как выразился в шутку один из участников схода, не поднесли с кухни.
На сходняк опаздывать было не принято, и к семи ровно все собрались.
Важных гостей встречали перед входом в ресторан предупредительные охранники, выполнявшие сегодня одновременно роль обслуги, — одни отгоняли роскошные иномарки на парковку, а другие проводили гостей в зал и там рассаживали по местам.
В зале также все было строго. Во главе стола положено было восседать самому старому и уважаемому вору в законе — сегодня, как и последние несколько лет, за патриарха был Михалыч, который сидел сгорбившись между Варягом и Шотой, ничего не ел, а только потягивал из рюмки свой любимый французский коньяк. По правую руку от Варяга сидел Кайзер, за ним Дядя Толя и Закир Большой. Слева от Шоты — Паша Сибирский, Тима, Витек. И уж совсем в отдалении от патриарха и смотрящего расположились региональные авторитеты. Только Филата, питерского смотрящего, не было на этом сходняке, считалось, что он был еще зелен, без году неделю сидел в Питере и ему еще не подошел срок оказаться за этим почетным столом.
— Ну, — поднялся Кайзер, принимая на себя еще и роль тамады, — предлагаю, люди, выпить в память Медведя. Может, кто и не знает или не помнит, но сегодня двадцать пятое сентября — как раз ровно шесть лет с того дня, как Медведь отдал богу душу. Помянем не чокаясь!
Все выпили. И опять над столом повисла тягостная тишина, нарушаемая стуком вилок и ножей, звоном хрусталя, сопением и чавканьем.
— Мы всэ знаэм, зачэм собрались здэс, льуди, — без предупреждения начал вдруг Шота. — Нэ хорошо, что между нас остается нэпониманые. Это нэпониманые надо развэять. И поэтому я хачу папрасить тэбя, уважа-эмый Варьяг, дать нам атвэт. Вапросов накалилось много. И самый паслэдний вот какой.
Шота встал. Старый грузинский вор в законе пользовался беспрекословным авторитетом как у старых, так и у молодых воров. После смерти Медведя на сходняке не было более заслуженных воров, чем он, Михалыч да Ангел. Но Ангел, правая рука Медведя, сгинул в пучине воровских или ментовских разборок от пули неведомо-то киллера. И из старой гвардии осталось лишь двое — Михалыч и Шота.
Но Михалыч был дряхлый старик, да и не лез он никогда вперед, в сторонке держался. А Шота в свои шестьдесят с лишком лет выглядел молодцом — как достойный представитель древнего княжеского грузинского рода, с гордостью неся имя и храня честь своих предков. Слово Шоты было веским — к нему прислушивались даже те, кто не мог внутренне согласиться с ним, потому что все знали: в конечном счете Шота всегда оказывается прав.
— У людэй, Варьяг, к тэбе есть вапросы. И чем скарэе мы все расставим по мэстам, тэм будет лучше нам всэм. Вапрос первый — финансовый. Вапрос втарой — палитыческий. Но оба они взаимосвязаны. — Шота сделал, долгую паузу. Он поднес правую руку к усам и слегка потеребил седые, коротко подстриженные волосы над верхней губой. — Первый вапрос. Тут долго гаварить нэ стоит. Льюдям нэ нравится, что ты, Варьяг, давно уже, после гибели Егора Сэргеевича, практычески бэскантрольно распоряжаешься общаком. Мы нэ знаэм, сколько там дэнег, куда они уходьят, откуда приходьят… Но мы знаэм, что уходьят дэньги парой нэ по дэлу.
Сначала Балтыйский флот — сколько мы потэрьяли там? Тэперь вааружение. Все началось с Медведя, царство ему нэбесное. Именно Медведь научил нас выгодно дэлать бизнес. Это было правильное решение. Но ты, Варьяг, пашел еще дальше. Ты хочешь, чтобы мы работали прямо в систэме гасударства! Это уж савсэм ни в какие варота нэ лезьет. Пасему, уважаемый, мы хатым тэбя сместить с общака. Пусть дэньгами займется кто-нибудь другой. Кто — мы и это решим. — Шота помолчал. — И втарой вапрос — палитыческий. До нас дошли слухи, что ты, оказывается, втайне от нас всэх финансировал партыю Шелехова. Того Шелехова, каторого нэдавно убили. Скажу тэбе прямо. Кагда ты вошел в ближний круг к старому премьеру, мы всэ на это сматрели благосклонно. Ты дэйствовал прямо, аткрыто — и мы панымали, что это все для нашего общего дэла. Но Шелехов… Тут ты сделал недастойное дэло. Я так нанимаю, на Шелехова ты угрохал нэ один миллион баксов. И все напрасно. Был Шелехов — и нэт Шелехова. Так что я считаю — решение мы далжны принять одно: выбрать другого смотрящего России и общак ему пэредать. Словом, давайте рэшать, льуди.
