– Мальчишка подсматривал в замочную скважину, – прошептал он.
– Гилберт?
– Ага. Он успел отскочить от двери, когда услышал мои шаги, но он подглядывал, это как пить дать.
– Уж он-то вряд ли был шокирован тем, что увидел, – сказал я. – Как вам показалась миссис Йоргенсен?
Энди вытянул губы, сложив их трубочкой, и с шумом выдохнул воздух.
– Ну и дамочка!
Мы вошли в спальню Мими. Она сидела в глубоком кресле у окна и, казалось, была весьма довольна собою. Она весело мне улыбнулась и сказала:
– Теперь душа моя чиста. Я созналась во всем.
Гилд стоял у стола, вытирая лицо носовым платком.
На висках у него все еще поблескивали капельки пота, а лицо лейтенанта выглядело старым и усталым. Ножик и цепочка, а также носовой платок, в который они были завернуты, лежали на столе.
– Закончили? – спросил я.
– Я не знаю, и это факт, – ответил Гилд. Он повернул голову и обратился к Мими: – Как вы считаете, мы закончили?
Мими засмеялась.
– Не представляю, что еще мы могли бы сделать.
– Что ж, – медленно и как бы нехотя произнес Гилд, – в таком случае, с вашего позволения, я хотел бы пару минут побеседовать с мистером Чарльзом. – Он аккуратно сложил носовой платок и сунул его в карман.
– Можете беседовать здесь. – Мими встала с кресла. – А я пока пойду поболтаю с миссис Чарльз. – Проходя мимо меня, она игриво дотронулась до моей щеки кончиком пальца. – Не позволяй им говорить обо мне всякие гадости, Ник.
Энди распахнул перед ней дверь, затем снова закрыл после того, как она вышла, опять сложил губы трубочкой и с шумом выдохнул воздух.
Я прилег на кровать.
– Итак, – сказал я, – какие дела? Гилд откашлялся.
– По ее словам, она нашла вот эту цепочку и ножик на полу, куда они упали, и скорее всего, после того, как секретарша вырвала их у Уайнанта; она также рассказала нам о причинах, по которым до сих пор прятала улику. Между нами говоря, все это довольно бессмысленно, если рассуждать логически, однако, быть может, в данном случае не стоит рассуждать логически. По правде говоря, я до сих пор не знаю, что и думать по поводу этой женщины, честное слово не знаю.
– Главное, – посоветовал я ему, – не дать ей измотать себя. Когда вы ловите ее на лжи, она признает это и пытается накормить вас очередной ложью, а когда вы ловите ее в следующий раз, она опять признает это и вновь кормит вас новыми байками, и так далее. Большинство людей – даже женщины – теряют вкус ко лжи после того, как вы поймаете их три-четыре раза к ряду, и начинают либо говорить правду, либо молчать, но с Мими все происходит иначе. Она продолжает свои попытки, и вам следует быть начеку, в противном случае вы к своему удивлению вдруг начнете ей верить, причем не потому, что она станет, наконец, говорить правду, а просто потому, что вам надоест ей не верить.
Гилд сказал:
– Гм-м-м. Может быть. – Он засунул палец за воротник. Казалось, он сильно смущен. – Послушайте, вы думаете, это она убила секретаршу?
Энди, как я вдруг заметил, смотрел на меня так пристально, что глаза его едва не вылезали из орбит. Я сел и спустил ноги на пол.
– Хотел бы я знать. Конечно, вся эта история с цепочкой смахивает на вранье, но... Мы можем установить, Действительно ли у него была такая цепочка, а может, и сейчас еще есть. Если Мими помнит эту цепочку настолько хорошо, насколько утверждает, то она вполне могла объяснить ювелиру, каким образом изготовить еще одну такую же, а что касается ножика, то любой может купить подобную вещицу и выгравировать на ней какие угодно инициалы. Многое говорит против того, что она зашла так далеко. Если она подбросила точную копию цепочки, то скорее всего оригинал тоже у нее – возможно, он у нее уже давно, – однако, все это вам, ребята, предстоит проверить.
– Мы делаем все, что можем, – терпеливо сказала Гилд. – Итак, вы полагаете, что это сделала она?
– Вы имеете в виду убийство? – Я покачал головой. – Пока я еще не зашел так далеко в своих предположениях. Как насчет Нанхейма? Пули совпадают?
– Совпадают, они из того же пистолета, что и в случае с секретаршей – все пять.
– В него стреляли пять раз?
– Да, и с довольно близкого расстояния, так что одежда кое-где обгорела.
– Сегодня вечером в одном баре я видел его девушку – ту самую, рыжеволосую, – сообщил я. – Она говорит, что Нанхейма убили мы с вами, потому что он слишком много знал.
– Гм-м-м. А что это за бар? – спросил Гилд. – Вероятно, мне захочется с ней потолковать.
– "Пигирон Клаб" Стадси Берка, – сказал я и дал ему адрес. – Морелли тоже там ошивается. Он рассказал мне, что настоящее имя Джулии Вулф – Нэнси Кейн, и у нее есть дружок, Фэйс Пепплер, который в настоящее время сидит в Огайо.
По тону, которым Гилд произнес «да?», я понял, что он уже знает о Пепплере и о прошлом Джулии.
– А что еще вам удалось выяснить во время ваших прогулок?
– Один мой приятель – Ларри Краули, пресс-агент – видел вчера днем, как Йоргенсен выходил из ломбарда неподалеку от Сорок шестой улицы.
– Да?
– Похоже, мои новости не производят на вас особого впечатления. Я...
Дверь открылась, и вошла Мими с подносом, на котором стояли стаканы и бутылки с виски и минеральной водой.
– Мне подумалось, что вы не откажетесь выпить, – бодрым тоном произнесла она.
Мы поблагодарили ее.
Она поставила поднос на стол, сказала: «Прошу извинить за вторжение», улыбнулась нам улыбкой, выражавшей снисходительное терпение, с каким женщины обычно относятся к мужским собраниям, и вышла из комнаты.
– Вы что-то хотели сказать, – напомнил мне Гилд.
– Просто если вы, ребята, полагаете, будто я что-то от вас утаиваю, то так и скажите. До сих пор мы работали вместе, и я не хотел бы...
– Нет, нет, – торопливо сказал Гилд, – дело совсем не в этом, мистер Чарльз. – Он слегка покраснел. – Мне пришлось... Дело в том, что в последнее время комиссар не слезает с нас, требуя действий, и мне пришлось в известной степени форсировать расследование. Второе убийство значительно осложнило положение. – Он повернулся к подносу на столе. – Вам виски с водой или без?
– Без воды, спасибо. Есть какие-нибудь зацепки?
– В общем, тот же самый пистолет и большое количество пуль, как и в случае с секретаршей, но это, пожалуй, и все. Убийство было совершено в коридоре меблированных комнат, которые находятся между двумя магазинами. Жильцы уверяют, будто не знают ни Нанхейма, ни Уайнанта, ни кого бы то ни было из тех, кто имеет отношение к делу. Дверь была открыта, войти в дом мог кто угодно, однако, если хорошенько поразмыслить, это мало что нам дает.
– И никто ничего не видел и не слышал?
– Ясное дело, они слышали выстрелы, но не видели того, кто стрелял. – Он протянул мне стакан с виски.
– Вам удалось найти стреляные гильзы? – спросил я.
Он покачал головой.
– Ни в прошлый раз, ни сейчас. Возможно, стреляли из револьвера.
– И в обоих случаях убийца разрядил его полностью – считая пулю, угодившую в телефон, – если предположить, что он, подобно многим, оставлял пустой ту ячейку в барабане, где должен находиться первый патрон.
Гилд опустил стакан, который совсем уж было поднес к губам.
– Надеюсь, вы не намекаете на то, будто это дело каким-то боком связано с выходцами из Китая, – проворчал он, – лишь на том основании, что они поступают подобным образом?
– Нет, однако сейчас любые зацепки могут оказаться полезными. Вы установили, где был Нанхейм в тот день, когда убили Джулию?
– Ага. Он ошивался возле дома секретарши – по крайней мере, часть дня. Его видели перед парадным подъездом и у черного входа, если верить людям, которые в тот момент не придали этому значения, и у которых нет оснований лгать по этому поводу. Кроме того, по словам одного из лифтеров, в день перед убийством он поднимался к ее квартире. Парнишка говорит, что Нанхейм тут же спустился вниз, и лифтер не знает, заходил он в саму квартиру или нет.
– Понятно, – сказал я. – Может, Мириам в конце концов была права, может, он действительно слишком много знал. А вы выяснили что-нибудь по поводу разницы в четыре тысячи между той суммой, которую передал Джулии Маколэй и той, которую Клайд Уайнант, по его словам, от нее получил?
– Нет.
– Морелли уверяет, что у нее всегда было много денег. Он говорит, что однажды она одолжила ему пять тысяч наличными.
Гилд приподнял брови.
– Да?
– Да. Он также говорит, что Уайнант знал о ее судимости.
– Похоже, – медленно произнес Гилд, – Морелли много вам рассказал.
– Он вообще любит поговорить. Вы узнали подробнее, над чем работал Уайнант после отъезда или же над чем он собирался работать перед тем, как уехать?
– Нет. Вы, как я вижу, проявляете интерес к его мастерской.
– А что в этом странного? Он – изобретатель, и мастерская – его рабочее место. Я бы как-нибудь с удовольствием на нее взглянул.
– В любой момент. Расскажите мне еще о Морелли и о том, как вам удается его разговорить.
