– Верни вещи. Дам печенья, сигарет.
– А все туточки, – самодовольно сообщил тинейджер. – С твоими трусами, утка.
Ксюха незаметно гребла в его сторону, но и он шевелил ладошками, отводя резиновое суденышко на безопасное расстояние. Руки и ноги у девушки начали уставать. Хотя трудно было сохранять хорошую мину при такой плохой игре, она попыталась беззаботно улыбнуться. Спросила:
– Сотню хочешь?
– А где она у тебя? – хитро прищурился пацаненок. – В одном интересном месте?
За спиной Ксюхи тут же раздалось отчаянное бултыхание. Это Саня, заслышавший про анатомические подробности жены, отважно отцепился от ивняка и отчалил от берега. Вызволять пришлось его самого, а не сумку с вещами.
С трудом возвратив мужа на исходную позицию, Ксюха оглянулась с ненавистью во взоре. Воришка колыхался на поднятых ею мелких волнах и выглядел обнаглевшим до крайности. Успел сообразить, что ситуация находится под его контролем, гаденыш.
Комок илистой грязи, брошенный Саней, обдал его брызгами. Когда Саня, чертыхаясь, полез на берег искать что-нибудь поувесистее, продрогшая Ксюха последовала его примеру. Она надеялась, что ее голая спина и то, что ниже, выказывают несовершеннолетнему преступнику убийственное презрение, но гордого выхода на сцену не получилось. После Сани берег совершенно раскис, и Ксюха попросту съехала на четвереньках во взбаламученную воду, зло крикнув мужу:
– Руку подай!.. Защитник, блин!..
Она впервые в жизни обратилась к Сане подобным тоном. Растерянный, виноватый, он помог ей выбраться на сушу, а она тут же плюхнулась на траву и вся съежилась, обхватив поднятые колени руками. Пацаненок ржал так оглушительно, что из прибрежных зарослей вспорхнул яркий зимородок и, панически трепеща крыльями, понесся к берегу. Ксюха проводила пичугу завистливым взглядом, но сама даже не пошевелилась, хотя под ягодицами у нее скопились все острые сучки, которые имелись на островке.
– Пойдем в камыши, – попросил Саня убитым тоном. – Этот... уставился, как кот на сметану.
– Вагончик, камыши... – Ксюха капризно передернула плечами. – Надоело.
– Пойдем. Нечего перед ним вышивать.
– А, пусть любуется. Лохматая, ободранная. Теперь еще в грязи вывозилась, как свинья. Молодая жена называется, блин...
Пацаненок с пытливостью во взоре дрейфовал неподалеку, пытаясь определить, все ли на месте у взрослой девахи, не расходится ли реальность с порнографическими канонами. Целомудренная поза купальщицы его совершенно не устраивала, поэтому он решил возобновить переговоры:
– Слышь, ты, утка. Покажи!
– Убью, – пригрозил Саня, шныряя уже где-то в камышах.
– Не о тебе речь, – пренебрежительно парировал пацаненок звонким голосом. – Что ты мне интересного показать можешь? У меня такой же, даже больше.
– Заткнись!
Из камышей вылетела внушительная коряга, но до натуралиста не долетела, шумно плюхнувшись в прибрежную воду и обдав Ксюху брызгами. Она даже не поморщилась. Ей уже было все равно.
– Покажи! – настаивал юный натуралист.
– На! – воспользовавшись ребром левой руки и локтевым сгибом правой, Ксюха продемонстрировала ему символическое изображение одной известной штуковины, которой, кстати, сама была напрочь лишена.
– Не, ты стриптиз покажи.
– А наши вещи?
– Вот они. – Пацаненок горделиво потряс в воздухе пакетом с добычей.
– Ладно...
– Ксюха! – предостерегающе завопил Саня, но она уже выпрямилась во весь рост и мрачно осведомилась:
– Доволен?
– Не-а! – Пацаненок радостно заржал. – Дойки у тебя маленькие, смотреть не на что. Хреновый твой стриптиз. Так что извиняйте...
Ошеломленные молодожены проводили взглядом пакет, взмывший над ставком. Утяжеленный винтовым ключом от вагончика и Саниным ремнем с многочисленными заклепками, он сразу пошел на дно, оставив на память о себе разбегающиеся по воде круги. Глубина там была метров восемь. Донырнуть до дна Ксюха смогла бы разве что с камнем на шее.
Прежде чем уплыть на краденой камере, пацаненок обложил обоих звонким матом, но молодожены уже никак не отреагировали. Особенно удрученным казался Саня. Он с удовольствием поплакался бы Ксюхе в жилетку, но таковой на ней не наблюдалось. Он был гол как сокол. Она – как соколиха. Теперь Саня понял, что означает выражение «обобрать до нитки».
– Что теперь? – тихо спросила Ксюха, когда грабитель исчез из виду. – Может, утопимся на пару? – Ноги у нее ослабли настолько, что ей пришлось опуститься на землю.
– Что-нибудь придумаем, – ответил Саня, неубедительно улыбнувшись.
– Ты уже напридумывал, хватит.
Возразить на это было нечего. Самым удручающим и унизительным для Сани был тот факт, что никакие отчаянные усилия не могли приблизить его к противоположному берегу. Он панически боялся глубины, после того как в детстве чуть не утонул на мелководье Азовского моря.
Беда приключилась с ним в пионерском лагере, когда веселая ватага приятелей сбежала на пляж во время «мертвого часа». Для маленького Сани этот час действительно мог стать мертвым. Ребята и девчонки, с которыми брел он по песчаному дну в поисках подходящей глубины, были выше его примерно на голову. Это позволяло им задирать носы над волнами, поднятыми ветром, а Сане пришлось туго. Вода заливалась в рот и ноздри, сбивая дыхание. Потом вдруг свело судорогой ногу, и Саня начал тонуть. Прямо среди товарищей, весело перебрасывающихся большим красным мячом. Умирать под их задорные шлепки было ужасно глупо и обидно. Саня до последнего момента не верил, что это может случиться. Он надеялся выбраться на мель, а позвать на помощь стеснялся, будучи тайно влюбленным в одну долговязую пионерку. Когда стыд исчез, закончились и силы. Как его спасали, как вытаскивали и откачивали, Саня не помнил. Но на всю жизнь запомнил тяжесть соленой воды, до отказа заполнившей протестующие легкие; запомнил, как выглядит солнце, когда смотришь на него, лежа на дне морском. С той самой поры он начинал тонуть сразу, как только терял опору под ногами, и поделать с этим ничего не мог.
Сейчас Сане казалось, что он опять идет ко дну. О том, чтобы добраться до берега без надувной камеры, нечего было даже и мечтать. Да и что ожидало его и Ксюху на большой земле? Ни копейки денег. Ни крошки хлеба. Ни лоскутка одежды на теле. Даже крыши над головой теперь не было, так как ключ от вагончика утонул.
– Ладно, не вешай нос, – сказала Ксюха, присмотревшись к скорбному выражению Саниного лица. – Досадно, но не смертельно. Я сплаваю на берег и что-нибудь придумаю. Раздобуду какие-нибудь тряпки... Организую для тебя плавсредство... В общем, выкрутимся.
– Никуда ты не поплывешь, – сурово заявил Саня. – Я тебя в таком виде не отпущу.
– Да? А в каком виде ты меня отпустишь? В набедренной повязке из камышей? В юбочке из размокшей газеты? Или с лопухом вместо фигового листка?
Саня предпочел бы обрядить Ксюху в водолазный костюм, а еще лучше – в рыцарские доспехи. С шипами наружу. Лопухом красоту не прикроешь, от чужих глаз и рук не убережешь. Слишком много имелось на теле жены всяких хитрых изгибов, выпуклостей и впадин. Рельефная она ему досталась, заметная издалека. И Саня упрямо повторил:
– Никуда я тебя не отпущу.
При этом он выдвинул вперед челюсть и подумал, а не топнуть ли ему ногой? Но при его росте это выглядело бы только комично, поэтому Саня предпочел опуститься на корточки. В затруднительных ситуациях он почти всегда выбирал сидячую позу. Она маскировала его неказистое сложение и помогала сохранять чувство собственного достоинства.
Зато распрямилась Ксюха. Грязь уже обсохла на ее коже, и теперь казалось, что на ее длинных ногах надеты серые гольфы. Сердито отвернувшись, Саня выслушал затылком обращенный к нему вопрос:
– Будем сидеть тут и помирать от голода и жажды, да?
– Я сам поплыву. Вот посижу немного и...
– И пойдешь, блин, на дно, – скептически хмыкнула Ксюха. – Только этого нам для полного счастья и не хватает. Сиди уж... Робинзон.
– А ты кто? – запальчиво крикнул Саня. Его голос вздрогнул от обиды и сознания своего бессилия.
Ксюхе стало его жалко.
– Я Пятница, – примирительно улыбнулась она. – Семь пятниц на неделе, и все твои. Так что не бери дурного в голову. – Уже зайдя по колени в воду, она обернулась и окликнула мужа: – Эй! Не вздумай тут с русалками без меня баловаться!.. Не то всем хвосты пообрываю.
В ответ Саня только сильнее насупился и проводил уплывающую Ксюху мрачным взглядом. Вот уж не думал он, что нагота возлюбленной способна приносить не только маленькие радости, но и большие огорчения.
* * *
Переплыть ставок для Ксюхи не составило особого труда. Скрытая зеленоватым покровом теплой мутной воды, она чувствовала себя в относительной безопасности. А вот с выходом на сушу для нее, как для всякой русалки, начались проблемы. Взять хотя бы напуганный до истеричной икоты лягушачий народец, встретивший пловчиху у дощатого помоста под тенистым пологом ивы. Одуревшие от страха, квакушки сигали в воду, норовя угодить прямо в лицо, и Ксюха еще долго унимала брезгливую дрожь, вызванную лягушачьим переполохом.
