Сзади стреляют. Мимо. Охотникам сильно мешают Аркашины телохранители, двое из которых еще живы и не переставая ведут огонь из пистолетов.
Кто они, охотники, не суть важно. Я уже говорил, что просчитать моих нынешних недругов не берусь. Слишком их много, и в этом моя заслуга. Иногда один лютый враг полезнее сотни хороших друзей. Вот такая у меня сегодня философия!
Я гнал машину наперекор всем правилам дорожного движения. Приходилось сильно щуриться. Ветер хлестал по лицу мелкими дождевыми каплями. Я вел автомобиль почти вслепую, почти по наитию. Другие водители шарахались от моего раздолбанного лимузина и были правы.
Минут через пятнадцать бешеной езды сзади пристроились два гаишных «Мерседеса» и один желто-синий «козел».
К счастью, на Ленинском проспекте не было пробки. Я промчался поперек магистрали и, развернувшись возле цирка, выскочил к Ленгорам. Здесь я выжал из лимузина все, на что он был способен.
Трасса шла почти прямо, и я сумел, попеременно держа руль то правой, то левой рукой, стянуть с плеч кожаную китайскую куртенку и зашвырнуть ее под заднее сиденье, а после отстегнуть от пояса плейер и выполнить ряд нехитрых манипуляций, активизирующих взрыватель.
Теперь достаточно нажать кнопку перемотки – и через семь секунд бабахнет не хуже противотанковой гранаты.
Пистолет я засунул в бардачок. Плейер зажал в зубах, вцепился изо всех сил в руль – и выехал наконец на Бережковскую набережную.
Навстречу мчался еще один гаишный автомобиль.
Кто сказал, что у нас плохо работает дорожная милиция? Вон как меня обложили, как в учебнике, и посторонних машин рядом не видно, и на горизонте путь перегорожен длиннющим фургоном. Отлично работают, приятно смотреть.
Встречный автогаишник шел мне точно в лоб. Надеется, что я приторможу. Смелый парень, ничего не скажешь.
Когда между мной и встречной машиной оставалось всего метров семь-восемь, гаишник не выдержал, вильнул вправо. Я тоже вильнул вправо. Вполне оправданное, правдоподобное действие. Только я вильнул резко и круто, так что мой лимузин перескочил через парапет, отделяющий проезжую часть от пешеходной полосы, врезался носом в ажурную решетку набережной, сорвал ее с бетонных столбиков-креплений – и ухнул многопудовой массой в грязные воды Москвы-реки.
В последний момент перед ударом о воду я бросил руль и уперся руками в автомобильную крышу, напряг ноги и представил себя в образе этакой пружины-распорки. Чудом, но удар я самортизировал, ничего себе не поломал, а когда мой стальной конь уходил под воду, я завалился на бок, сумел поменять положение тела и устоять под потоком хлынувшей в салон воды.
Теперь нужно действовать максимально быстро. Машина по инерции продолжает движение вперед, уже под водой, ее заваливает, переворачивает вверх колесами. Я отталкиваюсь ногами, расслабляю руки и покидаю салон, благо ветрового стекла давно уж нет.
В зубах у меня плейер-граната. Одной рукой цепляюсь за борт машины, другой нажимаю кнопку перемотки и отправляю плейер в глубину салона.
Под водой ни черта не видно. Действую на ощупь. Как только выпускаю плейер из руки, группируюсь и сильно отталкиваюсь ногами от металлического бока лимузина.
Плыву как можно быстрее, в уме считаю секунды. Сейчас! Открываю под водой рот и выныриваю на поверхность секунда в секунду со взрывом.
Успел. Меня почти не оглушило. Ну, если только совсем чуть-чуть.
Ныряю снова, легкие полны воздуха, я плыву под водой уверенно и спокойно. Плыву против течения, подальше от места аварии.
Хорошо, если бы куртка с документами на имя Бойко в кармане осталась в салоне затонувшего лимузина. Еще один ложный ход, лишняя путаница для следствия. Ну а если куртку унесет течением, то пистолет, надеюсь, они найдут и регистрационный номер просчитают.
Хотя вообще-то с личностью покойного особо разбираться менты не станут. Ведь я отныне покойник, друзья мои. И в этом нет сомнений, хоть тела и не найдут. На полном ходу навернуться с набережной в реку, еще и взрыв потом – после такого не живут. Унесла быстрая водичка утопленничка, так и напишут в протоколах. А еще добавят: мол, наверняка неизвестного происхождения взрыв покойничка разорвал на мелкие кусочки.
Нету больше на этом свете Семена Андреевича Ступина, зачем-то притворявшегося в последний день жизни Стасиком Бойко.
Скелет успокоится, моих друзей в покое оставит, и то хорошо.
И космические террористы меня искать уже не станут, тоже славненько. Эх, как хорошо и спокойно быть покойником, честное слово! Это я вам как знающий человек говорю…
Я проплыл под водой более трех километров. Моя голова лишь трижды появлялась на поверхности, чтобы набрать воздуха. Каждый раз хватало двух секунд.
На набережную я выбрался уже за метромостом. Вокруг было безлюдно, что неудивительно – погода сегодня вечером из ряда вон отвратительная.
Бегом преодолев узкое асфальтовое пространство между водой и редкими деревьями, я рухнул в пожухлую траву и позволил себе две минуты отдыха.
Ста двадцати секунд мне вполне хватило, чтобы полностью восстановить силы. Я поднялся и резво побежал вверх по склону, петляя между деревьями.
Вот и пешеходная дорожка. Одинокий прохожий под зонтиком. Какая удача, парень почти моего роста! Не иначе, припозднившийся с занятий студент МГУ. Повезло. Неслышно ступая, подкрадываюсь сзади. Правой рукой зажимаю парнишке рот, большим пальцем левой надавливаю на нужную точку.
Зонтик падает. Везунчик-студиозус обмяк, повис у меня на руках. Оттаскиваю его с дороги подальше в кусты, снимаю с безвольного тела красно-желтую пижонскую куртку. Моя жертва благополучно придет в себя через несколько минут. Никаких последствий, никакого вреда для здоровья.
Из нагрудного кармана своей фланелевой рубашки вынимаю полиэтиленовый пакетик с долларами. Отсчитываю десять купюр, по сто долларов каждая. Вкладываю деньги в руку парню и напяливаю на себя его теплую куртку. Подумав, снимаю с головы парнишки вязаную шапочку, натягиваю на свои мокрые волосы.
Когда ограбленный очнется, первым делом обнаружит у себя в пятерне тысячу баксов. Удивится очень, нет сомнения. Потом друзьям будет рассказывать, но в милицию жаловаться не пойдет, это точно! Перестраховываюсь, конечно, но очень мне нежелательно, чтобы милиционеры связали ограбление на Воробьевых горах с аварией на Бережковской набережной. Анекдоты про тупых ментов придумывают те, кто ни разу не сталкивался по жизни с «правильными операми» и, как следствие, ни разу не попадал в «серьезную разработку».
В кроссовках неприятно чавкает вода. Мокрые джинсы прилипли к телу. Однако длинная, до колен, куртка и почти сухая шерстяная шапочка на голове придают мне вид не мокрого, а только промокшего человека. Этого я и добивался.
На улице Косыгина, или как там она сейчас называется, торможу частника.
– Мастер, в Коньково поедем?
– Ты чего, в луже валялся? Ты ж мне весь салон загадишь! Не поедем, отойди от машины.
– А за сто баксов поедем?
– За сто баксов поедем! Садись. Чего стоишь, как неродной?
Во дворе, возле дома, было удивительно пусто. Оно и понятно – погода отвратительная. Хороший собачник в такую мразь если и выведет четвероногого друга, то исключительно пописать, ни о каких длительных прогулках не может быть и речи.
В подъезде тоже царила тишина, лишь ветер со свистом проникал в щели дверей парадного. Лифт, натужно поскрипывая, поднял меня на требуемый этаж и нехотя разлепил свои обшарпанные створки.
Рядом с опечатанной дверью соседа-«челнока» совсем чисто. Уборщица постаралась. Сработал стереотип подневольного человека: раз сюда начальство ходит – необходимо выказать рвение и расторопность. Жалко бабушку-уборщицу. Для нее любой сопливый мент уже начальство.
Я подошел к двери другого своего соседа, принципиального алкоголика, проживающего напротив. Послушал.
Тишина. Этому никакое уличное ненастье нипочем, и время сейчас как раз его: скоро полночь, последние островки выпивки вот-вот закроются до утра. Останутся, конечно, никогда не засыпающие оазисы алкоголя, но их плоды моему соседушке не по карману.
Дверь своей конспиративной квартиры я привычно открыл отмычкой, не таясь, зашел в комнату. В кресле, возле окна – черный мужской силуэт. Тихий голос, почти шепот:
– Ну, здравствуй.
– Здравствуй, – ответил я, удивившись самую малость.
Я ждал этой встречи, но надеялся, что на месте Федора окажется другой, незнакомый мне человек.
– Прости, но я весь мокрый. Очень в душ хочется.
– Иди, я подожду.
– Кофе свари пока.
– Хорошо, сварю.
Через десять минут я, одетый в длинный махровый халат, сидел в темной комнате, откинувшись на спинку кресла, и с удовольствием пил кофе с солью – фирменный напиток моего покойного брата Федора Храмова.
– Ты не удивился, увидев меня здесь? – спросил Федор из кресла напротив.
