– Там спокойно, зеленая трава, березы. Нет душманов. Зачем вы спасли меня?
– Сейчас понимаю, что не надо было этого делать.
– Что изменилось к утру?
– Многое.
Вернулся охранник, принес кувшин холодной, чистой родниковой воды.
Табрай забрал сосуд и приказал Исаму:
– Отойди от сарая и смотри, чтобы кто-нибудь другой не подошел.
– Слушаюсь! – Исам удалился.
Козырев посмотрел на главаря банды и заявил.
– Амир, о чем мы будем говорить, что никто не должен слышать?
– Узнаешь. Ты хотел пить?
– Да.
– Вот вода.
– Не знаю, смогу ли сам поднять кувшин. Пиалы нет?
– Нет. Поить тебя я не собираюсь.
– Это понятно. Что ж, попробую сам. – Пленник взял кувшин, и на бинтах тут же просочилась кровь.
– Шайтан! Натворил бед, ухаживай теперь за тобой! – Он забрал у Михаила сосуд, поднес к его губам.
Козырев пил долго, почти ополовинил кувшин, потом сказал:
– Благодарю.
– Легче?
– Да. Так о чем мы будем говорить? О том, какое наказание ждет меня?
– Ты сам наказал себя.
– Я так не думаю.
Табрай достал пачку сигарет.
– Будешь?
– Пока нет, – ответил Козырев. – Меня еще подташнивает.
– Как хочешь. – Главарь банды закурил и осведомился: – Скажи, Козырев, ты, когда вены себе резал, о чем думал?
– О том, что скоро уйду в мир иной.
– Прошлое вспоминал?
– Оно само как-то пронеслось в голове. Детский дом, суворовское училище, потом военное, Афганистан, полк, первый рейс в Калдару, второй. Бой, совсем короткий, кровавый. Много чего.
Табрай посмотрел на пленника и спросил:
– Невесту тоже вспоминал?
– Ты не поверишь, нет. Ольга осталась где-то в стороне. А вот дочь твою вспоминал. Она, как ни странно, очень хорошая, добрая. Счастлив будет тот мужчина, который завоюет ее сердце. Насколько я знаю, ты не подбирал ей жениха, как это положено по вашим обычаям.
– Ламис, говоришь, вспоминал? Да, она добрая, даже слишком, и очень доверчивая. Ей уже восемнадцать лет, а все как ребенок. Наивная девочка.
– Не, она просто хорошая. Знаешь, единственное, о чем я жалел, когда решился на самоубийство, так это о том, что Ламис опечалится.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что влюбился в мою дочь?
Козырев устроился поудобнее, повернулся к Табраю и ответил:
– Если честно, не знаю. Вот так прямо сказать, что влюбился, не могу. Но когда вижу ее, жизнь обретает какой-то смысл даже здесь и сейчас, в плену. С ней тепло, что ли. Она не такая, как вы все. Не похожа на свою тетку Халиду, да и на тебя, несмотря на то что ты ее отец. Наверное, в мать пошла. Ламис рассказывала, что ты привез жену из Таджикистана.
– Не будем о ней.
– Не будем. Извини, если я зря напомнил о ней. Знаю, что ты безумно любил ее.
Табрай погасил окурок и тут же прикурил новую сигарету.
– Ты нервничаешь? – спросил Козырев.
– Нет, жутко радуюсь, – с сарказмом ответил главарь.
– Чему? Что не дал мне сдохнуть? Не понимаю. Избавился бы от лишних хлопот. Толку от меня все равно не было бы. Воевать против своих не буду, готовить твоих духов тоже, рабом тем более не стану.
– Помолчи!
– Чего?
– Помолчи, я сказал.
Козырев откинулся на подушку и заявил:
– Странный ты какой-то, Амир. Не знал бы, что ты расстрелял нашу колонну, не поверил бы.
– Я сказал, помолчи!
Тишина висела в сарае несколько минут. Затем Табрай прикурил третью сигарету и заговорил. Его слова стали для советского офицера настоящим откровением.
– Я влюбился сразу, с первого взгляда. Это произошло в Душанбе. Не буду вдаваться в подробности, но Алия буквально свела меня с ума. В Советском Союзе не было таких порядков, как в Афганистане. Люди жили там по светским законам. Алия тоже не придерживалась традиций нашего общества. Но это нисколько не помешало нам быть вместе. Любовь – чувство, которое воистину лишает человека рассудка. Я уговорил ее поехать со мной. Впрочем, особо убеждать не пришлось. Она готова была отправиться куда угодно. Здесь ей пришлось трудно. После советского Таджикистана не так-то просто жить в стране, где соблюдаются строгие мусульманские законы. Но она постепенно привыкла. Как мне удалось убедить старейшин разрешить нам жить вместе – отдельная история. Тебе не обязательно ее знать. В общем, мы обосновались в селении недалеко от Кабула. Там родились наши дети. А потом… она заболела. Что я испытал в то время, не передать словами. Помню последние минуты с ней. Алия подозвала меня и сказала: «Амир, дорогой, я ухожу. Аллах видит, как я не хочу оставлять вас, но такова Его воля. Знаю, ты поднимешь детей, они не будут обделены заботой и лаской. Найди хорошую женщину, которая смогла бы заменить меня». Я пытался прервать ее, но она закрыла мне рот холодной ладонью и прошептала: «Прошу тебя насчет Ламис. Я вышла замуж по любви. Сделай так, чтобы и Ламис не стала заложницей предрассудков, связала свою жизнь с человеком, которого выберет сама и полюбит. Не отдавай ее за того, кого она отвергнет. Кем бы ни был этот мужчина. Поклянись, что выполнишь мою последнюю волю». Я поклялся. Алия умерла, а я от горя едва не сошел с ума. – Табрай затянулся сигаретой, выпустил облако дыма и проговорил: – Вот так вот, Козырев!
– Печальная история. Но я не понимаю, почему ты рассказал ее мне.
– Потому и рассказал, что Ламис, моя дочь, сделала свой выбор. Это ты. Скажу прямо, мне это совсем не нравится, но она влюбилась в тебя так же страстно, как когда-то ее мать – в меня.
– Это она тебе сама сказала? – спросил Козырев.
– Не придумал же я. Хотя был бы рад, если б все это было сном. Но Ламис призналась мне ночью. Она узнала, что ты хотел покончить с собой, и упала в обморок. А потом рассказала мне все. Ей нужен только ты. Поэтому я и хотел узнать, как ты относишься к ней. У тебя нет чувства к Ламис, но она полюбила. Ее выбор пал на тебя. Если ты согласишься жениться на ней, то я выполню свою клятву. Насильно заставлять не буду.
– Ты позволишь Ламис стать моей женой?
– Я все сделаю для этого. Придется непросто, но моего влияния хватит на то, чтобы решить этот вопрос. Теперь скажи, ты хочешь быть мужем Ламис?
– Да, – тихо проговорил Козырев.
– Ты говоришь правду?
– Слово офицера.
– Слово советского офицера не пустой звук, мне это известно. Но тебе придется принять нашу веру, пройти обряд обрезания, учить наш язык, привыкать жить по нашим законам.
– Я пойду на это.
– Ради того, чтобы выжить?
Козырев усмехнулся:
– Ты спрашиваешь меня об этом сейчас, после того как я пытался покончить с собой?
– Меня настораживает то, что ты быстро изменил решение.
– Я не знал, что Ламис полюбила меня.
– Значит, пойдешь на все?
– Кроме того, о чем уже говорил. Воевать против своих не буду, помогать тебе в этом тоже.
– Знаю, ты хороший воин. Твоя позиция заслуживает уважения. Впрочем, ты должен понять, что я иду на уступки только из-за Ламис. Радушия к тебе от меня не жди. Я уважаю тебя как воина, но ты мне враг. Запомни еще вот что. Если ты хоть один раз обидишь дочь, то я убью тебя. Если она будет несчастна с тобой, тебе не жить. Если ты когда-нибудь захочешь заиметь вторую жену, то умрешь. Я сам убью тебя, либо это сделают мои сыновья. Так им будет завещано.
– Может, хватит угрожать мне?
– Ты понял меня?
– Я понял тебя, Амир. Когда я смогу увидеть Ламис?
– Да, вам тоже надо откровенно поговорить. Сегодня ты увидишь ее. А я постараюсь быстрее решить все вопросы, связанные с вашей свадьбой. У меня все! Выздоравливай, зятек. Лучше бы я пристрелил тебя у Арби.
– Спасибо. Я не просил не убивать меня, если бы мог, то положил бы еще с десяток твоих духов.
– Ты все понял. Я ухожу. Охрану снимаю, но пока будь здесь. Далее посмотрим.
– Хорошо. Ответь, пожалуйста, на один вопрос.
– Спрашивай.
– Я потерял много крови, раз лишился сознания. Спасти меня можно было только переливанием. Кто дал мне свою кровь?
– Тебе это так интересно?
– Да, я хочу знать, чья кровь сейчас течет во мне.
– Хоп. Я дал ее тебе, – сказал Табрай, поднялся и вышел из сарая.
К нему подбежал охранник и сказал:
– Я сейчас закрою дверь на засов и буду смотреть за русским до смены.
– Не надо, Исам. Твоя служба здесь закончилась.
– Не понял, господин, извините.
– Русского больше не охранять. Никуда он не денется.
– А чем же заняться мне?
– Тем же, что делают и все остальные. Свободен!
– Слушаюсь!
Исам ничего не понял, почесал затылок и отправился домой.
Табрай же вернулся к себе.
Ламис находилась во дворе.
Она напряженно посмотрела на отца.
– Что?.. – только и спросила девушка.
– Твой Козырев приходит в себя. Ему ничего не угрожает. Можешь отнести завтрак. Далее ваши дела. Мне надо к старейшинам.
– Так ты?..
Табрай прервал дочь:
– Да, я разрешаю тебе выйти замуж за русского. Но не потому, что так пожелала ты.
– А почему тогда?
