И тут загремела бодрая музыка, очень явственно над головами раздался шум вертолетных винтов. Многие, в том числе и генералы, задрали головы. С бешеной пальбой по стапелям летели спецназовцы. Прямо в воздухе отцеплялись, спрыгивали на землю и, перекатываясь, продолжали огонь по врагу. Крови стало еще больше. Толпа уже не могла ничего говорить, многим сделалось дурно. Спустившиеся с неба спецназовцы начали маневр отхода, завлекая боевиков на засадную подгруппу, залегшую заранее и замаскированную маскировочной сетью. И вот противник в зоне поражения огня. Бешеный пулеметный огонь, и все поле стадиона перечертили земляные фонтанчики.
– Боевыми мочат! – заорал кто-то из толпы.
Первыми рухнули на землю генералы.
– Успокойтесь, – загрохотал комбриг, – успокойтесь, используются только холостые…
А вошедшие в раж спецназовцы перешли в наступление. Дымовое облачко окутало вышку. Разведчик, изображавший часового, нырнул вниз. Гранатометчик вскинул к плечу тубус «Мухи».
Ббббаххх!!! – С оглушительным грохотом вырвалась струя газа (из гранатомета!).
Бббба-а-ахх!!! – Разлетелся пополам манекен, забрызгав окружающих всяческими внутренностями и красной тушью.
– Аа-а-а! – в ужасе заорала толпа.
– Полковник, да ты ох…ел! Вы что тут вытворяете! – заорали генералы, вытирая кровавые брызги с шинелей.
После показухи многих слабонервных дамочек пришлось приводить в чувство. Генералов приводили в чувство уже в сауне. Посетители в ужасе покидали расположение бригады.
Лейтенант-двухгодичник счастливо улыбнулся и довольно прогрохотал на всю часть, перепугав спешно покидавших территорию дамочек-«комитетчиц»:
– Да-а, мля, спецназ – это вам не кучка говна!
Дежурный администратор окружной гостиницы КЭЧ лениво зевнула, встала с кресла-кровати и взглянула на часы. Пять утра.
– Игоре-е-е-ек, – протяжно взвыла она.
Нарисовался дежурный дворник с метлой на плече, бодро подбежал к центральному входу, открыл двери и ринулся убирать закрепленную территорию.
Администраторша, проводив дворника подозрительным взглядом, хотела снова рухнуть на кресло-кровать и досмотреть порцию цветных мексиканских снов. Не удалось. Входная дверь центрального входа распахнулась от мощного пинка, и в ярких лучах восходящего летнего солнца в дверном проеме нарисовалась чья-то фигура. Даже до стойки ресепшена доплыл густой аромат перегара.
В голове администраторши сразу сработали предохранители и сигналы тревоги. Только она приготовилась закричать: «Селим только по командировочным. Мест нет. На вас заявки не поступало», – как вошедший опередил ее на доли секунды.
– Буэнос диас, цветок душистых прерий, Роза Степановна: Айл би бэк. Как вы хороши в свете восходящего солнца!
– Камарадо Черепанов, – возопила Роза Степановна, – ты вернулся с полей сражений, наш сладострастный мучачо! Я в надежде, что ты привез обещанные нам подарки… Иди же, я тебя обниму, спецназовец-шалунишка.
Она резво выскочила из-за стойки и ринулась обнимать еле стоявшего на ногах майора. Вова Черепанов, прижатый к могучим телесам, даже на долю секунды потерял сознание и пробормотал: «Мне полстакана. Кто наблевал в мою сумку?» Потом очнулся и высвободился из обьятий.
– Прекрасная Розалинда, дон Черепанов никогда не обманывает благородных дам, тем более если они из окружной гостиницы. Недаром меня при рождении хотели назвать Хулио, ик.
– Вова, ты настоящий испанец, – стерла слезу умиления донна Роза. – Короче, не томи, давай, показывай.
Вова достал из аккуратного кожаного портфеля пару свертков и бутылку коньяка «Лезгинка» (стоимость в кафе гостиницы – 500 рублей, куплена Черепановым в станице Червленная за 30).
– Вот, Степановна, цепочки, как ты просила, плетение «Кардинал»; вроде бы то, что заказывала.
Степановна, достав из пакетиков золотишко, начала сразу же примерять обновки и тихо млеть.
– Вова, ты неподражаем. Сколько с меня?
Черепанов назвал сумму. Роза Степановна тихонько про себя хмыкнула: «Вот лох, это же намного дороже стоит». Потом, ничуть не жалея, отдала обозначенную сумму, коньяк забрала так, «в подарок», зря они, что ли, держат пару номеров свободными для таких вот командировочных типа Черепанова?
«Вот лохушка, я на этих цепочках на полцены настоящей наварился», – подумал довольный Черепанов.
– Кстати, Степановна, после нескольких адских отжигов в горах Кавказа и пары блестящих операций меня теперь вся элита спецназа кличет по-другому.
– Ой, расскажи-расскажи, мне ведь жутко интересно… Смотри, тебе одноместный даю, под твоим номером на этаже один комдив живет, два дня назад приехал.
– Я, как видите, с борта самолета и сразу к вам, не успел даже жену, любовницу и любовника расцеловать, – сокрушался Вова. – Но работа прежде всего. Приехал наградной материал сдавать! – Он многозначительно потряс своим портфелем.
– Ой, как интересно, и тебя тоже награждают?
– Меня теперь зовут Ваха Черепаев, а от наград я сам отказался, не время сейчас.
– Ой, почему Ваха? Прям как чеченца, тебе не обидно?
– Оперативный псевдоним, донна Роза, прошу придерживаться, мне теперь придется под этим погонялом еще пару командировок оттарабанить.
– Ой, как серьезно, Вова, ты меня волнуешь, – вздохнула Роза Степановна, метая на стойку бланки регистрации.
Пока Черепанов заполнял, Степановна внесла в таблицу заселенных звание и фамилию, номер части, а сверху карандашиком любовно вывела: «Ваха!»
Через пятнадцать минут довольный Черепанов сидел в номере и, отставив в сторону портфель, разбирал свою сумку, готовясь к визиту в управление кадров округа.
– Вот сволочи! – возопил он. – Все-таки наблевали в сумку. А я-то думаю, что так воняет… прямо в пакет с трусами… ну, мля, попутчики, ну, летчики, а еще старшие офицеры!
В глубокой печали Черепанов замочил облеванные трусы в тазике, который ему презентовала дежурная по этажу, наскоро привел себя в порядок. В полдевятого при полном параде Вова стоял в бюро пропусков штаба округа.
Хотя Черепанов – сущий разложенец в морально-бытовом плане и любит «навешать лапши» на уши, свою кадровую работу он знает отменно. Благодаря многочисленным связям, подаркам и каким-то хитрым махинациям Вова все наградные сдал уже до обеда. Кое-что исправил, кому-то что-то «поставил». Осталось только договориться, чтобы наградные попали на подпись командующему вне очереди, и проконтролировать их отправку в Москву. Для кого-то эта задача заняла бы несколько дней, а то и недель. Для Черепанова – дело нескольких часов. Помощник командующего (адъютант) наскоро переговорил с Вовой, ласково потрепал его за щечку и, закинув в сейф пакет с чем-то очень интересным и дефицитным, пообещал, что завтра все будет подписано.
«Педрила!» – подумал Вова, выходя из кабинета. Основные дела сделаны, завтра только дождаться звонка да самому отзвониться в наградной отдел Главного управления, чтобы встречали документы. Теперь можно и отоспаться после бессонной ночи, проведенной в поезде.
Вернувшись в гостиницу, Черепанов заговорщицки подмигнул новой администраторше и попытался «разгладить брови языком».
– О, Вова, – возбужденно прошептала администраторша, – ты неотразим, а сережки, которые ты привез, просто прелесть!
– Май нейм из Ваха, – гордо и загадочно ответил Черепанов.
– Ой, Вахочка, прости, зайка, забыла! Приходи на кухню на третьем, там соляночка только сварилась, пообедаем.
– Какой же гарный полевой командир не любит солянки, – ответил Вова. – У меня там еще коньячок есть… как уважаемая мной администрация отнесется к тому, если…
– Отлично, щас звякну, чтобы лимончиков нарезали. Давай, Вахунечка, переодевайся, ждем тебя…
Вскоре Черепанов весьма вкусно отобедал на халяву, пофлиртовал с женским коллективом гостиницы и убыл к себе в номер. Коньячная доза давала о себе знать, неумолимо хотелось спать.
В номере он разделся до трусов и вышел на балкон покурить. Ласковое летнее солнце пригревало, птички щебетали, и Черепанов, сделав пару затяжек, стоя заснул и чуть не вывалился с балкона.
– Ой, ну его на х… – сказал он и, бросив бычок вниз, отправился спать.
Тлеющий бычок, тихо планируя, приземлился в фуражку генерала комдива, жившего этажом ниже. У молодого генерала после выволочки в штабе округа обильно вспотела лысина, и фуражка требовала добросовестной просушки.
Генерал в это время сидел на унитазе и о чем-то тихо горевал. Грусть его сменилась каким-то нехорошим предчувствием. Генерал-майор втянул ноздрями воздух.
– Не, это не я, чем-то горелым пахнет, – резюмировал он проанализировав состояние окружающей атмосферы и, забегая в комнату, заорал: – Твою мать, я горю! Я же два дня в этом году был в Моздоке, это боевики на меня покушение устраивают…
