и неизвестно, во что это выльется.
– Когда Дебре попадет в руки ЦРУ, лишь вопрос времени. – Сахаровский убрал документ в папку. – Ладно, генерал-майор, оставляй свое донесение. Пойду на ковер к вышестоящему…
– Жду результатов, товарищ генерал-лейтенант. А пока ждем, может, есть смысл начать подготовку группы?
– Не беги впереди паровоза, Шабаров. Сам знаешь, поспешишь – людей насмешишь.
– Главное не разозлить, товарищ генерал-лейтенант, – пошутил Шабаров и вышел из кабинета.
Шабаров прождал неделю, затем вторую, все это время он регулярно общался с генерал-лейтенантом Сахаровским, но тот про интересующее Шабарова дело помалкивал. Пару раз Шабаров начинал было разговор, но Сахаровский уходил от ответа. Когда пошла третья неделя, терпение Шабарова кончилось, и он решил подкараулить начальника вне стен Лубянки, чтобы без посторонних глаз и ушей выяснить, что же все-таки происходит. Сахаровского он поймал возле служебного авто, тот как раз собирался садиться в машину, когда увидел, что к нему спешным шагом направляется Шабаров. Сахаровский приостановился, вопросительно глядя на подошедшего Алексея Петровича.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, – козырнул Шабаров.
– Виделись, – сдержанно произнес Сахаровский.
– Нам бы поговорить, Александр Михайлович. – Шабаров понизил голос.
– Знаю, о чем собираешься вести речь, – спокойно ответил Сахаровский, – и ответ мой таков: ситуация под контролем, приказано ждать.
– Снова ждать? – ответ начальника Шабарова удивил. – По-моему, здесь как раз поспешить не мешало бы.
– Твоего мнения никто не спрашивал, Алексей Петрович. – Тоном Сахаровский постарался смягчить грубоватый ответ. – Сказано, жди, значит, жди.
– Что происходит, Александр Михайлович? Скажите хоть что-нибудь! Ситуация критическая, а я в подвешенном состоянии. У меня ведь там человек!
– Отойдем, генерал.
Сахаровский отошел от машины, где водитель мог услышать его слова. Шабаров последовал за ним.
– Разговор неофициальный, – начал Сахаровский. – Считай, его вообще не было.
– Я понимаю, Александр Михайлович, – заверил Шабаров. – Разговора не было. Просто очень странная ситуация: после той нервотрепки в августе прошлого года вдруг полное молчание.
– Наверху считают, что сейчас вмешиваться в боливийские дела нецелесообразно и даже небезопасно.
– Но почему? Что изменилось?
– Дебре взяли. – Сахаровский перешел почти на шепот. – Боливийские власти пытаются сделать из него козла отпущения. Хотят объявить француза главой повстанцев и организатором интервенции. Чего они желают этим добиться, пока непонятно, но наше правительство вставать между Боливией и Францией не хочет. Америка молчит, претензий Франции не выдвигает, но самое странное, не рвется «спасать» дружественное государство из лап «захватчиков». Почему молчат Соединенные Штаты, выяснить не удается, но, пока мы не знаем их планов, действовать не можем.
– Но ведь они попросту пристрелят Че Гевару.
– Возможно. В этой ситуации Че Гевара сам по себе. Мы не можем вмешаться, не подставив при этом страну. Международные политические отношения вещь сложная.
– Как отреагирует на казнь своего любимца Фидель Кастро? Закроет нам доступ к Радиоэлектронному центру?
– Не думаю, сейчас он обеспокоен совсем другими вопросами. В прессу просочилась информация о беспорядках в Боливии. Про Че Гевару и причастность к беспорядкам Кубы журналисты пока молчат, и мы всеми силами убеждаем Кастро, что это наша заслуга. Пока он этому верит. В верхах думают, что Фиделю так удобнее. Нет Че Гевары – нет дополнительных проблем. Все были бы довольны, если бы не одно обстоятельство. – Сахаровский помедлил.
– Говорите, Александр Михайлович.
– Эта информация исключительно конфиденциальная, – признался Сахаровский. – Ее обсуждали в очень узком кругу. Если где-то всплывет, что я…
– На меня вы можете положиться. Ни одна живая душа не узнает, пока вы сами не прикажете, товарищ генерал-лейтенант.
– Честно признаться, совет мне не помешает, Алексей Петрович.
– Разве не для того вы пригласили меня на должность специального советника по разведывательной деятельности, Александр Михайлович? Одна голова хорошо, а две всегда лучше.
– Есть данные, что ЦРУ разрабатывает план, суть которого доказать, что в боливийском походе Че Гевару поддерживает Советский Союз. Источник не слишком надежен, а из других мест подтверждения этой информации не поступало. Мне приказано отслеживать ситуацию по Боливии, чтобы успеть своевременно отреагировать, если положение сложится неблагоприятно для СССР. Я еще не докладывал об этом начальству, как и о том, что наш боливийский агент под угрозой, ведь достоверных сведений о местонахождении вашего агента нет.
– Думаете, Таня в руках агентов Центрального разведывательного управления и ее хотят использовать, чтобы вменить Советскому Союзу подрывные действия внутри чужой страны?
– Такой вариант возможен, Алексей Петрович. И если ситуация хоть наполовину верна, наши дела плохи.
– В свете последних новостей я все больше склоняюсь к тому, что пора посылать в Боливию наших ребят, Александр Михайлович. Они на месте разберутся быстрее, чем мы, сидя в кабинетах и собирая полуфакты-полуспетни. Уж простите за откровенность.
– Думаете, стоит открыть непроверенные данные председателю КГБ СССР? Товарищ Семичастный вряд ли обрадуется, если в итоге данные не подтвердятся.
– И все же стоит рискнуть, потому что в противном случае, если все сказанное выше окажется правдой, а вы промолчите, будет еще хуже, – уверенно произнес Шабаров. – Подумайте об этом, Александр Михайлович. Меньше всего на свете мне хотелось бы навредить вам, но еще меньше я хочу, чтобы вы навредили сами себе.
– Подумаю, Алексей Петрович.
Сахаровский развернулся, дошел до машины и уехал. Шабаров постоял некоторое время, затем направился к своей машине. Он понимал, в какой сложной ситуации оказался его начальник. Положение председателя КГБ Семичастного весной 1967 года было не самым лучшим, по слухам, под него копал сам генсек Брежнев, и при таком раскладе любой промах Семичастного мог стать роковым. Но он также понимал, что бездействие чревато теми же последствиями. Домой в тот день он не поехал, вернулся в кабинет, достал донесение Тани, и начал перечитывать.
Снова и снова возвращаться к донесению боливийского агента Шабарова заставляла интуиция, которая буквально кричала о том, что в своем послании, написанном в непривычном для Тани стиле, она хотела сообщить нечто большее, чем заверения в вечной преданности. Что-то ускользало от внимания Шабарова, и это не давало ему покоя.
К началу июня операция «Фактор» продолжала находиться в замороженном состоянии. Начальник ПГУ КГБ Сахаровский с докладом к председателю КГБ Семичастному все же попал, только пользы эта встреча не принесла. Семичастный пообещал начальнику ПГУ «всесторонне рассмотреть вопрос», а через пару дней был отправлен «в почетную отставку» на малозначительный пост первого заместителя председателя Совмина УССР. На его место назначили бывшего посла в Венгрии, секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова.
Пока новый председатель КГБ входил в курс дел, прошел почти месяц. Только двадцать первого июня, в день, когда его назначили кандидатом в члены Политбюро, товарищ Андропов был наконец ознакомлен с докладом генерал-лейтенанта Сахаровского по боливийскому вопросу. Он тут же вызвал к себе начальника
