– Are you happy? – Ты счастлив? – спросила она, имея в виду полученное удовольствие.
– Что такое счастье?
Она поняла перемену моего настроения, села, поджав под себя коленки. Ее маленькие сиськи смешно топорщились, и я погладил их, как приручил.
– Не знаю, – призналась она. – Наверное, это когда много денег. Без них счастья не будет.
– Тебе приносит счастье твоя работа?
– Немного… Тайская девушка должна уметь делать массаж, иглоукалывание, хорошо готовить. Ее счастье в том, чтобы приносить счастье мужчине. Европейцы хорошо знают это, поэтому берут наших девушек себе в жены.
– Я знаю… Они хотят дешевого счастья. А потом они бросают их.
– Но они все равно едут… Ты в каком отеле?
– «Амбассадор». Знаешь?
– Конечно. Надолго приехал?
– Завтра уезжаю.
– Куда?
– В Паттайю.
– Zagorat? – неожиданно назвала она русское слово. И прозвучало оно как-то печально и с тихой завистью.
– I kupatsya, – добавил я тоже по-русски и легкомысленно предложил: – Поехали со мной.
Она вздохнула.
– Мой любимый город. Когда-то я там жила. Паттайя – это мое имя. Пата – коротко… У тебя есть товарищ?
– Нет, я приехал один, – сказал я, вспомнив Марию. Что бы она сказала, узнав, что я был на полсантиметра от измены? – Приходи ко мне вечером. Восемьсот двенадцатый номер…
Но Пата отрицательно покачала головой, сказала, что после работы должна навестить больного отца, а кроме того, на ее шее висит безнадежный брат-наркоман…
– Вы интересные, русские, – заметила Пата на прощание, – любите поговорить.
– У тебя были знакомые русские? – спросил я.
– Не скажу…
Она быстро подкрасила губки, дала мне карточку со своим телефоном и проводила до дверей. Я дал ей еще пятьдесят долларов – на счастье.
– Do svidanya, Volodya! – попрощалась она со мной, пряча бумажку в маленький карманчик. На ее круглом личике сияла кроткая радость.
– Gut? – спросил хозяин заведения, плотный мужик лет пятидесяти, по виду немец.
Я молча кивнул. Новый клиент – лысый господин – посторонился, пропуская меня в дверях.
Сеанс завершился, конвейер продолжал работать, я получил, что хотел, и почему-то испытывал странное чувство вины…
Ко мне прицепился все тот же гнусный сутенер-щелкунчик. Он предлагал мне «молодую леди». Я дал ему по морде за растление несовершеннолетних. И почувствовал некоторое облегчение.
Я обманул девушку. В Бангкоке мне предстояло провести еще целые сутки. Я бродил по улицам среди пляшущих огней, которые создавали ощущение вечного надрывного праздника, забрел в квартал, где преобладал красный свет. В баре «Baby Go-go» попал на зрелище, которое так восхищает неискушенных русских. Здесь плясали, выкручивались вокруг серебристых столбиков обнаженные девушки. Пузатое хамоватое мужичье визжало от восторга, а тайки чудили со своим интимным местом: открывали пробки бутылок, извлекали из своего естества многометровые сверкающие гирлянды, вставляли зажженные сигареты и выпускали клубы дыма, даже умудрялись пулять по шарикам из специальных трубочек. К тому времени я был уже основательно нетрезв и пытался выяснить у соседа-американца, а может, немца, почему их заставляют делать эту нехорошую работу, ведь у них будет рак матки, они не смогут рожать детей.
А сосед убеждал, что это их работа, а то, что не будет детей, то это – их проблемы, и может, к лучшему, что не будет. Еще он мне говорил, что мы, русские, задаем слишком много вопросов. А шоу надо смотреть, а не спрашивать. Девушкам нравится их работа, видишь, как они веселятся! На это мне нечего было возразить…
Поздно вечером, когда я вернулся в свой номер, кто-то позвонил. Подняв трубку, услышал:
– Где вы таскаетесь, господин офицер?
– Гулял, – машинально ответил я.
– Чувствуется, в каком ты состоянии. Имей в виду, Таиланд занимает первое место по СПИДу…
– Простите, это кто?
– Мария! Я в Бангкоке.
Я обомлел.
– В каком ты отеле, я сейчас приеду! – прокричал я.
– В «Ройял Рива»… Но приезжать не надо, это на другом краю от тебя… Завтра утром я уезжаю в Паттайю. Оттуда позвоню.
– Какой там отель? – сообразил спросить я, зная, что могу загулять и она не дозвонится. Какие-то мысли о встрече с врагами я пока гнал от себя. Так не хотелось менять экзотическую свободу на российские проблемы.
– «Паттайя-Парк».
– Напомни, пожалуйста, еще раз свою фамилию! – попросил я.
– Пошел к черту! – сказала она и положила трубку.
А ее фамилия действительно выветрилась из моей головы.
…Наверное, уже около часа Пата убеждала меня, что в Таиланде невозможно создать комсомольскую организацию, потому что король Бхумибол Адульадей запретил все коммунистические организации и они сейчас в подполье.
– Тогда мы сделаем подпольную комсомольскую организацию! – горячо предлагал я. – Мы будем бороться за девушек Таиланда, за то, чтобы никто не смел эксплуатировать их и заставлять заниматься проституцией!
Потом я видел себя в каком-то темном подвале, красный свет выхватывал лицо Паты, она коротко постриглась, сидела за большим столом, к ней по очереди подходили девушки. Пата принимала взносы и ставила штампики в красные книжечки. Деньги, пыльные баты, она складывала в целлофановый мешок. Я стоял за трибуной, мял в руке какие-то листочки, смутно догадываясь, что это тезисы моего выступления. На меня не обращали внимания, хотя я понимал свою фундаментальную роль во всем происходящем. Я не знал, как начать свое обращение, мне хотелось найти такие слова, после которых не возникло бы никаких вопросов, чтобы появилась ясность и наступил час истины… Вот такое мне хотелось… Девушки удовлетворенно уходили со своими книжечками. Когда мы остались с Патой наедине, она протянула мне целлофановый мешок с членскими взносами и сказала: «Уезжай побыстрей!»
…Все это приснилось под утро – промелькнуло сумбурным видением. Мне всегда под утро снится всякая чепуха. Я лежал в широченной кровати на чистейших простынях, мельком прокатились в памяти события в Первотравном… Где приткнулись сейчас жители несчастного села?
Тихо шипел кондиционер, нагоняя в комнату искусственный воздух. Окна в номере были наглухо задраены. И здесь, среди безупречной чистоты, я сам чувствовал себя отфильтрованным… Уют, достаток и покой отбивают всякое желание бороться за неясные идеалы всеобщего счастья, равенства и братства. Все революции делались обиженными и сумасшедшими.
На завтраке я встретил своих знакомых по перелету, маму с сыном. Молодой человек не растерялся: заставил весь стол блюдами, которые здесь предлагали на выбор – китайской вермишелью, рисом, салатами, яйцами, сосисочками, вареной ветчиной, диковинными овощами, дольками нарезанных ананасов, арбузов, мандаринов. От этой юношеской жадности меня чуть не стошнило. Он ел и приговаривал:
– Халява, плиз!
Я взял привычную яичницу и не удержался, чтобы положить неизвестных мне вареных овощей. В чем тут же глубоко раскаялся – как будто я жевал хорошо вываренный каучук с перцем…
А юноше стало дурно – после того, как он выпил подряд четыре вида предлагаемого на выбор сока. Зажимая рот, он, грузно переваливаясь, побежал прочь. Мама же торопливо прятала в целлофановый пакет недоеденное сыном.
– Вы что – из Бухенвальда? – спросил я.
Дама обиделась:
– При чем тут Бухенвальд? Ведь все это входит в стоимость путевки. А кроме того, кормят нас всего раз в сутки.
И это было суровой правдой… Хотя как можно объедаться на такой жаре?
Сыну стало легче. Дама уговорила меня составить им компанию: ведь на чужбине надо держаться вместе. После завтрака нас отвезли в Гранд Палас – место обитания здешних королей. В резиденцию нас не пустили, но мы вволю побродили среди разноцветных конусообразных башен-дворцов. Здесь обожали слонов – их фигуры попадались повсюду. Мы по очереди сфотографировались рядом с гвардейцем в белоснежной форме, кайзеровском шлеме и с карабином. Он истуканом стоял у ворот и был принадлежностью туристического шоу-бизнеса. Но что по мне – я в гробу видал такую службу… Больше меня удивили местные попугаи – огромные, как петухи, всевозможных расцветок: сиренево-голубые, желто-зеленые, сине-красно-белые. Они сидели на своих насестах, лениво моргая круглыми глазами, и никуда не собирались улетать. «Вот это и есть свобода!» – подумал я. Всякая туристская сволочь пыталась их кормить, чесать шею, что им совсем не нравилось. Они грязно ругались на местном наречии.
Я звонил по телефону, который мне дала Пата, но никто не отвечал. Дама удивлялась: ну кому я могу звонить в чужой стране? Она побывала в трех или четырех странах, и моя загадочная деловитость вызывала у нее жгучую зависть. Она ревновала меня ко всему Таиланду. Кажется, она была не прочь закрутить со мной романеццо. Вдали от богатого папика…
Почему-то с нетерпением я ждал вечера. Днем не поймешь сути и характера города, особенно если он южный. Ночь – это вечная загадка, зов страсти, приглашение к безумству и приключениям…
