– Теперь сидим и ждем. Ждем невысокую широкозадую брюнетку с короткой стрижкой. Вероятно, выйдет или в шубе, или в дорогой дубленке. Больше никакой одежды в приемной не было, когда там был… Ну, неважно, тебе это знать необязательно.
Дима лишь кивал головой и от нервного напряжения стучал рукой об руку.
– Че ты трясешься? – одернул его Рысаков. – Вон, похоже, она вышла из дома, вон она идет. Хорошо, что у нее своей машины нет.
В этот момент женщина отключила сигнализацию стоящей на обочине красной «восьмерки» и стала садиться в нее.
– Вот черт, придется заняться автогонками, ты не против?
Диме, несмотря на то что он по возрасту был старше Рысакова и, казалось бы, должен был иметь более крепкие нервы и сбалансированный подход к происходящему, идея с запугиванием секретарши очередного начальника не нравилась.
– Слушай, нас когда-нибудь просто замочат. Просто придут и замочат. Мы доиграемся в эти игры.
Но Рысаков хмыкнул:
– Вот не надо быть таким пессимистичным, выполняй свою работу.
Они тронулись следом за шустро стартовавшей «восьмеркой», после чего Рысаков забеспокоился:
– Как она быстро дергает, не отстать бы. «Жигуленок», похоже, не простой, а золотой. С импортным движком. Понаставят себе наворотов, а потом раскатывают по городу. На обычном «москвичике» за такой и не угонишься.
Тем не менее город помогал им. Крутясь по оживленным в этот час улицам, они без труда сидели на «хвосте» у секретарши.
– Ну что, если она живет в одной из многоэтажек, придется проводить до подъезда и уж там тряхнуть как следует.
– Да, да, да, – подтвердил Дима, глаза которого к этому времени загорелись.
– Ну вот, теперь я вижу, – с удовлетворением заметил Рысаков, – шакал на охоте. Таким и оставайся. Помни, бабки я тебе уже заплатил. Можешь заработать на премиальные, если эта козочка описается.
Как и предполагал Алексей, женщина действительно жила в девятиэтажном доме. Она поставила машину во дворе и вошла в подъезд.
Стараясь не привлекать к себе внимания, двое мужчин степенно вышли из «Москвича» и, не торопясь, последовали за ней.
Рысаков понял по приближающемуся шуму, исходящему от спускающегося с верхних этажей лифта, что объект нападения уехать не успел. Шагов также слышно не было. Следовательно, она сейчас стоит напротив дверей и ждет, пока они откроются.
В лифте, возможно, кто-то ехал. Алексей рукой попридержал Диму и приложил палец к губам. Затем показал наверх и ткнул пальцем в самого себя. Дима так и не понял, что хотел сказать ему напарник, но остановился. Они подождали, пока двери лифта откроются, и стали внимательно слушать.
Из кабины никто не вышел. Раздалось легкое цоканье каблуков, и, после того как женщина сделала несколько шагов и вошла в лифт, двое мужчин бросились следом.
Они влетели в кабину, толкнули жертву к задней стенке и нажали на девятый этаж.
– Ты работаешь на этого старого Леонида Леонидовича? – прошипел Алексей.
– Да, да, – вымолвила перепуганная женщина.
– Больше к нему на работу тебе ходить незачем, – он сунул ей за пазуху две тысячи долларов. Хотя Палец давал не две, а три, но Рысаков подумал, что и двух будет достаточно. – Забудь свое прежнее место работы, и у тебя все будет хорошо.
Им потребовалось всего несколько секунд для того, чтобы напугать секретаршу, после чего они выпихнули ее на девятом этаже. Сами спокойно спустились вниз на лифте и вышли из подъезда. Дело было сделано. Теперь Рысакову осталось доложить о выполнении работы Игорю Франковичу и ждать от него дальнейших указаний.
Вострягин не отпускал звонок до тех пор, пока Иванова не открыла дверь.
– Захар Сидорович? – она вылупила глаза, выказав некоторое удивление.
– Он самый, – пробасил Вострягин. – Я войду, или так и будем дела через порог обсуждать?
Она впустила его и вернула все запоры, а их было немало: два замка на одной двери и два на другой, в первоначальное положение.
– Вот о чем я с вами хотел поговорить, – начал совладелец фирмы, когда Лидия Яковлевна усадила его в кресло. – Вы, насколько я помню, не собирались продавать свою долю.
Иванова опустила глаза в пушистый ковер, лежащий на полу, и подтвердила слова Вострягина.
– Ничего с той поры не изменилось? – его интонации были если не грубыми, то вызывающими, и она это почувствовала.
Она уже знала, что ему об этом известно, но не могла понять, чем вызвано его недовольство. Ей казалось, что она поступала по закону и по правилам.
– Мне кажется, я нашла покупателя, – наконец выдавила она из себя.
– А вы не имели права его искать, – произнес Вострягин, вытаскивая из небольшой папочки листы бумаги, – вот устав акционерного общества. Если вы внимательно его прочитаете, то обнаружите там один интересный параграф, в котором сказано, что в случае если один из совладельцев решит продать акции, то в первую очередь он должен предложить эти акции пайщикам. Единственный ваш пайщик – это я. Вы же этого, Лидия Яковлевна, не сделали. Любую вашу сделку, которую вы осуществите без моего ведома, суд признает незаконной. Так что вам придется именно сейчас обсудить со мной все детали вашей предстоящей купли-продажи. В противном случае я, выражаясь парламентским языком, наложу на вашу инициативу вето, и вы ничего не сможете сделать.
Лидия Яковлевна взяла бумаги и дрожащими руками стала перелистывать страницы.
– Я не подумала, – промямлила она, – я не знала, даже не смотрела договор, или, как это называется, устав. У меня умер сын, а тут… Я понятия не имела.
– Очень хорошо, что я успел вовремя, и мы с вами избежали множества проблем. Я хотел бы от вас услышать, сколько процентов акций вы хотите продать, за какую цену и кому?
Старуха вернула ему бумаги, выпрямила спину и с достоинством заявила, что не обязана ему сообщать ни имя покупателя, ни цену. Единственное, что она может сказать, так это то, что она была готова отдать все акции, и Вострягин может считать, что весь пакет выставлен на продажу.
– И какова же цена? – напрягся он.
– Цена вполне приемлемая, – отступила Иванова. Не зная, сколько ей назвать, она прибавила еще сто тысяч. «А вдруг купит?» – мелькнуло в голове. – Двести тысяч долларов.
Захар Сидорович нахмурился, он понимал, что это в два с половиной раза меньше оценочной стоимости. Теперь ему очень было интересно, кто же это такой ловкий убедил старушку продать акции по такой цене. А может, она была и меньше, догадался он, сейчас она взяла и еще подкрутила.
– Знаете, вы все же зря вернули мне бумаги. Нужно было все же прочитать их. Я вам оставлю копию устава. Вы сейчас назвали сумму в двести тысяч долларов. Предположим, я не могу выплатить вам эти деньги. Если же вы продадите все свои семьдесят процентов кому-либо за сумму, которая будет ниже хотя бы на одну копейку, чем та, которую вы мне сейчас назвали, ваша сделка опять будет считаться недействительной. С этими вопросами, Лидия Яковлевна, шутить не стоит. Я могу очень обидеться на вас, если вы поступите нечестно.
Иванова снова потупила взгляд и тихо произнесла:
– Я не знала. Простите старую, Захар Сидорович, я в этих вопросах ничего не понимаю. Появился человек, предложил деньги.
– Сколько? – суровая интонация Вострягина не предвещала ничего хорошего. Она была жестка и требовательна.
– Он предложил сто тысяч.
Захар Сидорович рассмеялся.
– А вы говорите, что ничего не понимаете в торговых делах. За пять секунд сориентировались и накинули еще сто тысяч. Вы, получается, не человека со стороны обуваете, а своего собственного компаньона, который вместе с вашим сыном вложил в это дело свои кровные и занимался этим бизнесом на протяжении нескольких лет. А вы выкидываете мне такой, извиняюсь, фортель, последствия которого могут оказаться для фирмы катастрофическими. Кто же это вас надоумил продать фирму за столь смешные деньги?
– Мне сказали, что идет экономический кризис, – начала оправдываться Иванова, – надо было все срочно продавать.
– Эх, мадам, мадам, – вздохнул Вострягин, поняв, что требовать что-либо со старухи бесполезно. – Вас просто-напросто обработали, и вы были рады-радешеньки выручить хоть какие-то деньги, правда?
Она снова стала причитать, по нескольку раз произнося одно и то же: «Я ничего не понимаю. Этими делами занимался сын. У меня такое горе…» Ну и все в том же духе…
Захар не был абсолютно черствым человеком и после того, как выбил признание из бабульки насчет стоимости, стал ей поддакивать, даже проявил некое сочувствие. Затем снова вернулся к делу:
– Я все-таки надеюсь, что вы назовете мне имя.
Она поднялась с кресла и сообщила, что ей нужно время для того, чтобы отыскать эту визитку, потому что она запамятовала, а самого человека видела только один раз.
Наконец она отыскала необходимый клочок бумаги и вслух прочитала:
– «Палец Игорь Франкович. Президент группы "Дом".
