Один из них ничком лежал рядом, вой другого доносился откуда-то снизу, от кромки камыша. Тот, второй, был вооружен, но, судя по его жалким стенаниям, ему сейчас было явно не до стрельбы.
Белов подскочил к лежащему духу. Уперев ствол «калаша» ему в спину, Саша быстро охлопал его по бокам. Под курткой, за поясом брюк, оказался «макар». Белов сунул его себе в карман, защелкнул на руках нарушителя наручники и рывком перевернул его на спину.
– По-русски понимаешь? – выдохнул он в перекошенное от страха лицо духа.
– Понимай… – кивнул тот.
– Лежи тихо, не шевелись! – прошептал Саша. – Двинешься – пристрелю!
– Карашо… – так же тихо прошептал мужчина.
Осторожно ступая, Белов начал спускаться. Второго нарушителя он не видел – тот, видимо, успел уползти в камыши, – но его стоны он слышал отчетливо. Не доходя метров двадцати, до зарослей, Саша присел за валун и крикнул:
– Эй, в камышах, выходи сам, а то стрелять буду!
Стоны прекратились, наступила полная тишина, и в этой тишине внезапно и резко хлопнул пистолетный выстрел. Пуля с визгом ударила в камень, за которым прятался Белов.
«Что делать? – замер он в растерянности. – Лезть в камыши? А если на пулю нарвусь? Это я его не вижу, а он-то, гад, видит меня как на ладошке…»
Наверное, Саша все-таки рискнул бы, но в этот момент он услышал торопливые шаги по камням и сдавленный окрик Фары:
– Белый! Ты живой?
– Живой! – радостно отозвался Белов и, высунувшись на миг из-за своего укрытия, махнул другу рукой. – Стой, Фара! Здесь, подо мной, в камышах дух с пистолетом. Я его подстрелил немного, но…
– Понял! Я тогда Поля спускаю?
Саша сразу вспомнил – где-то совсем недалеко от этого места погиб Дик. А теперь что? Еще и Поль?
– Белый! Что молчишь? Спускать? – снова выкрикнул Фара.
Саша не отвечал, он никак не мог решиться.
– Эй, шурави! – вдруг раздался из камышей жалобный, дрожащий голосок. – Не надо собака! Сдаюс! Слишишь, я сдаюс! Вот, биры!
Из зарослей вылетел какой-то предмет и с глухим стуком упал на камни. Саша пригляделся – это был пистолет.
К удивлению Белова, Хромым Са-биром оказался не тот нарушитель, который отстреливался из камышей, а первый, безвольно и покорно позволивший себя упаковать.
Весть о том, что Белов взял Хромого Сабира, разнеслась в мгновение ока, и, когда наряд с нарушителями прибыл на заставу, их встречал практически весь личный состав. Каждый считал своим долгом пожать ему руку и что было сил приложиться по плечу. Сашу, наверное, затискали бы до полусмерти, но капитан Лощинин вызволил его из тесного кольца восторженных сослуживцев.
– Молодец, Белов! – сказал он Саше, заведя его в свой кабинет. – Ей богу, молодец! Этот Сабир давно уже всему отряду был как чирий на заднице! В общем, заявляю тебе официально: я тебя, Саня, к «Боевым заслугам» представлю! А пока… – капитан встал по стойке смирно. – Благодарю за службу, товарищ младший сержант!
Саша тоже вытянулся и четко ответил:
– Служу Советскому Союзу!
– Ну вот… А сейчас приведи себя в порядок, повезем с тобой нарушителей в отряд. Я понимаю, Сань, ты устал, но… Надо показать начальству героя, понял? Надо, Саня, надо…
Когда их уазик прибыл в отряд, было уже утро. Мимо них протопали на завтрак погранцы, и Саша вдруг понял, что проголодался, как зверь. Они быстро сдали нарушителей – одного в «обезьянник», другого в медсанчасть, и Лощинин отвел Сашу в сторонку.
– Так Белов, я – к полковнику, – сказал он, – а ты пока…
– Товарищ капитан, разрешите в столовку, – взмолился Саша. – Есть хочу – умираю, честное слово!
– Добро! – подумав, кивнул капитан. – Но долго не ходи – туда и обратно.
– Есть!
Начальник заставы отправился в штаб отряда, а Белов – в солдатскую столовую. Он взял ложку, поднос и пристроился в хвост очереди.
Вдруг – хлоп! – кто-то сзади от души приложился по его плечу. Саша обернулся: перед ним в не первой свежести белой поварской куртке стоял Леха Балюк, его приятель по Хорогской учебке.
– Какие люди и без охраны! – расплылся в улыбке Леха. – Саня, какими судьбами?
– Леха, здорово! – обрадовался Белов. – Вот, нарушителей привез…
– А здесь-то что забыл? – сослуживец кивнул на очередь.
– Жрать хочу, Лех, – признался Саша. – Я ж только из наряда, прикинь…
– Понятно, сержант Белов. А ну-ка, следуй за мной! – подмигнул приятель.
Леха, дежуривший по столовой, отвел Сашу в какую-то подсобку, через минуту на столе появилась сковорода жареной картошки, банка тушенки, огурцы, помидоры… Белов с жадностью набросился на еду, а Балюк, глядя на него, с сочувствием покачал головой:
– Что ж тебя прямо из наряда в отряд-то погнали, а?
– Нарушителя взял… – пробормотал Саша с набитым ртом.
– Ну и хрен ли? Что за надобность самому-то везти? – не понимал приятель.
Саша хитро улыбнулся и не без гордости произнес:
– Я, Леха, Хромого Сабира взял.
– Иди ты! – ахнул Балюк. – Врешь!
– Пойди у Лощинина спроси, он сейчас у полковника, докладывает… – усмехнулся Белов.
– Ну, Саня… – Леха аж задохнулся от удивления и восторга. – Ну, ты даешь! А ну, погоди-ка…
Он вскочил с места, сунулся куда-то за шкаф и вылез оттуда с початой бу-тылкой водки.
– Это дело надо отметить!
Саша, увидев бутылку, замялся. С одной стороны, его могли вызвать к полковнику, а с другой… После безумного напряжения минувшей ночи выпить хотелось просто неимоверно…
– А если меня к командиру вызовут? – с сомнением спросил он.
– Саня, так по граммулечке же! – задрал брови Леха, доставая стаканы и разливая водку. – Закусишь сейчас – никто ничего не учует!
– Ну, ладно, по граммульке – давай! – решился Белов.
Приятели чокнулись и выпили. Но не успели они поставить стаканы на стол, как дверь распахнулась, и на пороге возник командир погранотряда полковник Панин. За его спиной стоял улыбающийся Лощинин.
– Ну, где тут герой? – радостно пророкотал полковник и тут же осекся.
Да, картинка была еще та – два бойца со стаканами в руках и бутылка водки на столе. Улыбка вмиг слетела с лица Панина. Он нахмурился, засопел и побагровел. Секунду-другую полковник сдерживался, а потом взбешенно рявкнул:
– Раз-дол-баи! – он развернулся на каблуках и, чуть не сбив с ног Лощи-нина, вышел.
Капитан покачал головой и с грустью сказал:
– Дурак ты, Белов. Медаль просрал…
История эта, впрочем, закончилась еще хуже. Саша не получил не только обещанной медали, приказом командира погранотряда его лишили даже полагающегося в таких случаях отпуска. Такого долгожданного, такого нужного и такого важного. А это означало, что теперь, видимо, до самого дембеля Саше не увидеть мамы, Лены и друзей.
А увидеть их всех хотелось невероятно но. Мама очень волновалась и скучала – это было заметно по ее письмам, которые становились все длинней и подробней. А вот письма Лены, наоборот, стали заметно короче, да и приходили теперь куда как реже. Саша думал – Лена просто устала ждать, и старался как-то ободрить ее. Он писал ей длинно и подробно, часто мечтая на бумаге об их будущем.
И только в письмах друзей ничего не менялось. По-прежнему раз в месяц он получал довольно подробный отчет, в котором, впрочем, тоже не все было понятно. Космос писал о какой-то бригаде, в которой трудятся они с Пчелой, но чем конкретно они занимаются – было не ясно. Осенью демобилизовался Фил, его куда-то оформили на работу, но это, кажется, была фикция, он снова тренировался в своем спортин-тернате и, в целом, все у него было по-старому.
За месяц до дембеля Филу предложили написать рапорт на сверхсрочку. Смысл этого предложения был прост: парень остается служить и продолжает тренироваться при Центральном совете, у лучших тренеров и специалистов. Фила такой расклад более чем устраивал, он написал что требовалось и явился со всеми необходимыми бумагами к армейскому чиновнику, курировавшему в Центральном совете бокс.
Дверь в кабинет полковника была чуть приоткрыта, оттуда слышался телефонный разговор. Фил решил подождать и присел на стул рядом с кабинетом.
– А что Филатов? – вдруг услышал он из-за двери. – Ну да, и техника есть, и удар, но… Поверь моему опыту, Алексеич, ни Конакбаевым, ни Лемешевым ему не стать! Как почему? Ты его в деле видел? Он же начинает
драться всерьез только после того, как нахватает оплеух! И потом, он же до сих пор камээс, и его, похоже, это вполне устраивает! Когда он расти-то будет? А? Нет, я его решил все-таки оставить, но это так, Алексеич… Как говорится, на всякий пожарный, да и Аркатов за него просил, жалко ему парня… Что? Ах, Хоменко… Ну, Хо-менко – совсем другое дело! Техники почти никакой, зато какой напор, какая воля к победе! А технику мы ему поставим…
Разговор в кабинете давно закончился, а Фил все сидел, не зная как ему теперь поступить. Его, оказывается, оставляли здесь из жалости, никто в него тут всерьез не верил… И что ему было делать? Остаться и доказать, что он еще чего-то стоит? Или плюнуть и уйти? Фил думал, но решение не приходило.
