На следующее утро на даче генерала Овсянникова дым шёл коромыслом. На поляне был накрыт длинный стол, магнитофон орал современную попсу, а девочки собирали на грядках помидоры, огурцы и зелень. За воротами резко просигналила автомашина.
— Андрюха приехал. Я пойду, открою, — сказал Овсянников и пошёл открывать ворота. Андрей приехал всей семьёй, что очень обрадовало чету Овсянниковых. Трёхлетняя Карина прихватила с собой новую куклу и, наспех поцеловавшись с бабушкой, помчалась к Ларисе и Лене.
— Ляля, посмотри, какую куклу мне купили. Её зовут Барби. — подбежав к Ларисе, закричала Карина. Лариса подхватила Карину на руки:
— Ой, какая красивая кукла. Ты же не будешь обижать её? Нет? Не будешь ей руки, ноги отрывать?
— Нет, я буду ей мамой, — серьёзно сказала девочка.
Лариса поцеловала Карину:
— Вот и умничка!
Подошла Лена, неся в фартуке овощи.
— Каринка, какая у тебя красивая кукла! — воскликнула она, целуя малышку.
— Это моя дочка. Знаешь, как её зовут?
— Конечно, знаю. Её зовут Барби.
Карина удивилась:
— Откуда ты знаешь?
— Ну, как же, ты что, забыла? Ты же сама говорила, что когда у тебя будет дочка, ты назовешь её Барби.
— Ах, да, я же сама говорила, — вспомнила Карина и хотела что-то добавить, но резкий окрик матери её остановил:
— Карина, немедленно иди вымой руки. Отдай куклу бабушке, а то ты её сейчас быстро обновишь.
Элю нервировало, когда Карина общалась с Ларисой и Леной. Она не считала их членами семьи и, возможно, даже ревновала к ним Андрея.
— Бабуся, возьми куклу, — сказала Карина, отдавая куклу Лидии Афанасьевне. — Только ты её не урони. Я сейчас помою ручки и заберу её.
Лидия Афанасьевна выразительно посмотрела на Элю и сказала, обращаясь к внучке:
— Идем, я тебе помогу, а куклу положим на стул, её никто не возьмет.
В это время Петр Васильевич занимался шашлыками и попросил:
— Лариска, сбегай в дом, принеси поднос, куда будем класть готовые шашлыки.
Лариса пошла к дому и быстро догнала Лидию Афанасьевну, с трудом поспевающую за Кариной, весело бежавшей впереди вприпрыжку. Когда они поравнялись, Лидия Афанасьевна вздохнула:
— Опять Эля приехала в плохом настроении.
— Может, она нас с Леной не ожидала здесь увидеть? — предположила Лариса. — Возможно, мы — постоянный раздражающий фактор.
Это частично было правдой, но Лидия Афанасьевна боялась обидеть Ларису:
— Да нет, вы с Леночкой здесь ни причем. Я вообще её редко вижу в хорошем настроении. Что-то у них с Андреем жизнь не очень складывается.
— Возможно, все ещё наладится. У них такая замечательная девчонка растет!
— Да, девчонка действительно замечательная. Она мне вас с Леночкой напоминает, когда вы были в таком возрасте. Боже мой, сколько лет прошло, какая я старая!
Лариса рассмеялась:
— Ну, какая же вы старая, тетя Лидочка? Вы у нас такая молодая и цветущая…
Она хотела поцеловать Лидию Афанасьевну, но та отстранилась:
— Ладно уж, не подлизывайся. Возьми блюдо внизу в серванте. Быстро неси его Пете, а то он тоже у нас со вчерашнего дня нервный какой-то.
Когда шашлыки были съедены, вино выпито и песенный репертуар иссяк, Лариса и Лена засобирались домой. Обычно они оставались ночевать, но сегодня на даче собралась вся семья, и девочки не хотели их стеснять. Овсянников проводил их до ворот и, остановившись, спросил:
— Девчонки, я вам говорил, что за операцию в Колумбии вы представлены к медали «За отвагу». Так вот, указ подписан.
Лариса и Лена радостно закричали: «Ура!» и бросились целовать Овсянникова, а тот, слегка отстранившись от них, продолжал:
— У меня, возможно, будет к вам одно поручение. Очень ответственное, но личное. Никто о нем не должен знать. Я еще не принял окончательного решения, а, возможно, и не надо будет. Но если придется, готовы ли вы провести операцию, подобную колумбийской, но здесь?
Лариса и Лена растерянно переглянулись:
— Как здесь? Где здесь? В России? — изумлённо спросила Лена.
— Да.
— В собственной стране?
— Да. А что, страшно? Я ещё не знаю, но если понадобится?
— Кому понадобится?
— Мне лично. Причем, чтобы об этом никто не знал. Вы как, согласны?
Лариса обняла Овсянникова и, прижавшись к нему, сказала:
— Дядя Петя, вы же знаете, что мы ответим. Зачем же спрашиваете? Ведь мы за вас…
— Я знаю, Ларочка. Я просто так спросил. На всякий случай.
Лена внимательно посмотрела на Овсянникова.
— Дядя Петя, если вам что-то угрожает, скажите нам и не мучьтесь. Мы же не чужие для вас люди.
Овсянников решил, что не имеет смысла на ходу обсуждать с девочками такие вопросы. Они сделают всё, что он им поручит, подумал он, и пожалел, что сын Андрей не пошёл по стопам отца. Сын был сугубо штатским человеком, сидел в лаборатории и занимался физикой.
— Ладно, девчонки, это я так, на всякий случай, — сказал Овсянников и поцеловал девушек. — Я должен сам для себя решить. Но я на вас надеюсь.
На небольшом джипе, купленном за границей вскладчину, Лена и Лариса мчались по шоссе домой в Москву. Машину вела Лена, а Лариса, сидевшая рядом, сделав музыку немного тише, задумчиво сказала:
— Неясно, что хотел сказать дядя Петя. Видимо, у него какие-то неприятности.
— И, кажется, очень серьезные. А у Лидочки вообще настроение испортилось. Эля все время взвинченная, прямо психованная.
— Я не про то. А у Эли, скорее всего, такая реакция на наше присутствие. Она почему-то нас вообще терпеть не может.
— Может Андрюшку к нам ревнует? Я, кстати, разочаровалась в нашей дворовой Жучке — она ненамного умнее Эли.
Лариса усмехнулась — Лена умеет быть язвительной.
— Мне кажется, Эля не Андрюшку к нам ревнует, а дядю Петю и Лидочку. Она не может пережить, что они относятся к нам, как к членам семьи, таким же, как и она. Хочет указать нам наше место, но не знает, как это сделать.
— Ларик, я сейчас почему-то вспомнила, как Лидочка и дядя Петя впервые пришли в наш детский дом с подарками. Это было как раз летом, ровно двадцать лет назад.
— Ой, а действительно! Как жаль, что неизвестен день посещения. Но, вообще-то, постой. Ведь они тогда принесли подарки детям по поручению собрания офицеров части. Может в штабе бригады остались какие-то документы?
— Вряд ли. Двадцать лет — большой срок. Ларик, какие мы с тобой старые!
— Ты знаешь, Лен, я часто думаю, а если бы Лидочка тогда не обратила бы на нас внимание, кем бы мы выросли? Как бы у нас сложилась судьба?
— Чем-то мы ей понравились, — Лена рассмеялась. — Помнишь, нянечка Паша рассказывала, что мы тогда были перепачканные, растрепанные и били какого-то мальчика. А Лидочка нас разнимала, а потом повела нас умываться. Андрей рассказывал, что Лидочка хотела нас удочерить и с дядей Петей даже обсуждала этот вопрос. Но, видимо, решили, что не стоит.
— Конечно, у них самих тогда не было ни кола, ни двора, жили на квартире. А представляешь, как было бы здорово, если бы они нас удочерили. Я была бы тогда Овсянникова. Ты представляешь — Лариса Овсянникова! А то — Абрикосова! Придумали же мне такую фамилию, придурки. Тебя хоть Виноградовой назвали, а я вот так и мучаюсь всю жизнь.
— Ларик, ты уже столько лет комплексуешь из-за своей фамилии, что уже пора привыкнуть. Ничего, Абрикосова, выйдешь замуж, поменяешь фамилию — и, рассмеявшись, добавила — Вот только кто же тебя возьмет замуж с такой фамилией…
— Ленка, ты лучше на дорогу смотри. Вон гаишник тебе машет.
— Вот черт, где он взялся на нашу голову.
— На твою. Ты же за рулем. Не надо было так мчаться.
Джип остановился недалеко от офицера ГАИ, который внимательно осматривал проезжающие машины, не обращая внимания на джип девушек, и Лена сердито сказала:
— Не повернув головы качан и чувств никаких не изведав…
— Возможно он ждёт, что ты подойдёшь к нему с правами?
Лена пожала плечами:
— Вот ещё чего! Буду я с больными ногами, радикулитом и грыжей к нему документы таскать. Пусть он сам подходит.
— Ну и будем здесь три часа торчать.
Офицер ГАИ, не дождавшись водителя джипа, сам подошел к машине и, козырнув, сердито представился:
— Лейтенант Свиридов. Прошу предъявить права.
Лена в окно передала ему права.
— Вы с какой скоростью ехали, Виноградова Елена Ивановна? — строго спросил лейтенант, изучая её права.
— Семьдесят три километра в час. Быстрее ездить мне папа запрещает, — ответила Лена, приглушая магнитофон.
— Всё-таки, наверное, сто семьдесят три километра в час. Что же вы, Елена Ивановна, своего папу не слушаетесь? Ведь он правильно вам запрещает. Вы почему такая непослушная?
— Ну да, его не послушаешься, как же! Вы же знаете, какой он у меня.
— Кто, ваш папа? А почему вы думаете, что я его знаю?
