— Шайтан… — Помедлив, Юсиф натянул куртку. — Откуда он взялся… Они же сюда почти не заезжают.
Автобус продолжал неторопливое движение. Теперь в их сторону смотрели не только пассажиры, но и водитель.
— Черт… — выругался Лука. — Ясно, они слышали взрывы.
— При чем тут взрывы. — Юсиф скосил глаза. — Посмотри.
Проследив за его взглядом, Миша увидел лежащего с внешней стороны мертвого Бабура. Поза трупа была картинной донельзя: подогнутые ноги, рука, откинутая в сторону, неестественно повернутая голова. При одном взгляде на Бабура было ясно: это покойник.
— Они сейчас же сообщат в полицию, — сказал Юсиф. — Сейчас же. Как только доберутся до первого поста.
Неторопливо проехав мимо них, автобус достиг противоположного ущелья. Скрылся. Проследив за ним, Юсиф покачал головой:
— Надо мотать. И как можно скорей. Миша, Витя, запомните: Узунчи. Это рыбачий поселок. Запомните?
— Узунчи, — сказал Лука. — Верно?
— Верно. Поднимите-ка головы. — Дождавшись, пока они поднимут головы, кивнул: — Видите вон там, слева, заросли самшита? Сразу за меловой полосой?
Убедившись, что оба видят указанное место, продолжал:
— Доберетесь до этого места, свернете влево. Там будет тропка, в зарослях, еле заметная. Пойдете по ней. Когда она кончится, пойдете дальше, в том же направлении. Старайтесь держаться ближе к воде. Там крутые скалы, но пройти можно. Пройдете километра три и увидите: внизу, у воды, рыбачий поселок. Это и есть Узунчи.
— И что нам там делать, в этом Узунчи? — спросил Миша.
— Спуститесь и первому же человеку скажете: Хасан Гундуш. Вас тут же к нему отведут.
— А кто он такой, этот Хасан Гундуш?
— Свой человек. По-русски он не говорит, но если вы объясните, что от меня, поймет. Он вас спрячет. Спрячет, а вечером я подъеду.
— А сам ты куда? — спросил Миша.
— Я пойду в другую сторону. Идти вместе нам нельзя, если легавка повяжет, завалимся. Вообще, запомните: меня вы не знаете. Никогда обо мне не слышали. Мол, туристы, отстали от своего парохода, поехали в это место, к маяку, полюбоваться горным пейзажем. Здесь на вас напали злоумышленники, на «БМВ». Между ними началась перестрелка, а вы, испугавшись, убежали в горы. Стойте на этой версии намертво, что бы вам легавка ни клеила. Ясно?
— Ясно, — сказал Миша.
— Все, пошел. Вечером буду искать вас в Узунчах. — Юсиф кивнул: — Давайте. Я в другую сторону.
Кивнув Луке, Миша, не оглядываясь на Юсифа, полез наверх. Когда они вдвоем добрались до самшитовых зарослей, посмотрел вниз. Юсифа у машины уже не было.
Ухватившись за низкий, растущий прямо из камня куст, Миша оглянулся. Лука, двигавшийся сразу за ним, шаг в шаг, кивнул: что? Показав, что все в порядке, Миша улыбнулся, и они двинулись дальше. Внизу, метрах в сорока, синело море. Передвигаться здесь, по самой верхней кромке скал, было занятием не из легких; прошло уже минут сорок, а они вряд ли продвинулись больше чем на километр. Тем не менее они, как и советовал им Юсиф, старались не отступать от этой линии, держась именно самой кромки. Ведь заметить их передвижение здесь, за выступами скал и густыми зарослями кустарника, было практически невозможно.
Еще минут двадцать они шли в спокойном ритме, не встречая особых препятствий. Однако затем, миновав небольшую впадину, Миша вынужден был остановиться. Дальнейший путь, как ему показалось, был невозможен из-за огромного, тянущегося отвесно вверх скального монолита. Правда, после внимательного осмотра преграды, совершенного им вместе с Лукой, Мише стало ясно: двигаться дальше вполне можно. Первым путем, хоть и рискованным, но зато коротким, был узкий, не больше метра карниз, тянущийся справа от,монолита прямо над морем. Был и второй путь — тропинка, ведущая в обход скалы и явно выходящая на открытое для посторонних глаз место. Взглянув на Луку, Миша спросил:
— Ну что?
— Как пойдем? По карнизу?
— Почему нет? Ведь раз Юсиф сказал, что нужно идти ближе к морю, значит, проход здесь есть.
— Наверное. Ладно, пойду первым. А ты двигай за мной.
Вступив на карниз, Миша понял: прямо идти здесь нельзя. В некоторых местах каменистая тропка сужалась, так что передвигаться можно было лишь боком. Впрочем, встав спиной к скале, а лицом к морю и двигаясь боковыми шагами, он довольно скоро приспособился к этому виду передвижения. Судя по двигавшемуся сразу за ним Луке, тот тоже не испытывал особых неудобств.
Наконец карниз кончился. Ступив на открывшуюся сразу за ним широкую площадку, Миша повернулся. Наблюдая за последними шагами Луки, он на какую-то секунду расслабился. Наверное, именно поэтому резкий голос, крикнувший за его спиной: «Дур! Дур! Дур! Сахла!»[Стой! Стой! Стой! Остановись! (тур.)], застал его врасплох.
Подняв голову, посмотрел на Луку. Тот стоял спиной к скале, готовясь сойти с карниза, бледный как полотно. Миша пошевелил! губами, как бы спрашивая: кто там?
— Легавые, — ответил одними губами Лука. — Трое.
— Где они? — так же одними губами спросил Миша.
— Далеко. Но ты у них на мушке.
— А ты?
— Не знаю. По-моему, нет. Подожди, я сейчас попробую… —Лука потянулся рукой к поясу. В следующую секунду Миша понял, что он хочет достать пистолет, и тут же почти подряд прозвучали три выстрела. На лице Луки возникло удивленное выражение, он потянулся рукой к шее, на которой расплылось красное пятно — и, закачавшись, упал вниз. Застыв, Миша смотрел, как тело Луки летит к морской поверхности. Вот оно ударилось о воду. Вот, окутанное белой пеной, исчезло. Интересно, всплывет, как-то отстра-ненно подумал Миша. Нет, не всплывет. Не должно всплыть.
И точно, тело Луки не всплыло. Наблюдая за успокоившейся поверхностью моря, Миша услышал за спиной все тот же резкий голос:
— Дур! Аллары низин галдыр![Стой! Руки вверх! (тур.)]
Осторожно подняв руки к карманам куртки, Миша еле уловимым движением достал гранату и пистолет — и бросил их вниз. Он хорошо видел, как, достигнув воды, они тут же исчезли.
Теперь он пришел в себя и был готов ко всему.
— Дур! — повторили сзади. — Аллары низин галдыр!
Подняв руки, Миша крепко прижал ладони к затылку. Прошло примерно с полминуты, и он услышал шаги.
Шаги приближались. Он усмехнулся: похоже, ему не избежать турецкой тюрьмы. Единственная надежда — Юсиф. Но неясно, сможет ли Юсиф ему помочь. Впрочем, у него ведь есть Галя.
Шаги стихли точно за его спиной. В шею уперлось что-то холодное и твердое; ясно, подумал Миша, это ствол пистолета. Хриплый голос что-то прокричал над самым ухом; чего именно требовал голос, Миша не понял, но решил повернуться.
Перед ним стоял высокий турок в полицейской форме, с одутловатым и злым лицом. В руке полицейский держал направленный на Мишу пистолет. Чуть поодаль, на скальной площадке, у остановившегося здесь полицейского джипа, расположилось еще двое полицейских — также направивших на него свои люгеры. Четвертый полицейский сидел в машине, рядом с пустующим местом водителя.
Взглянув на Мишу, высокий что-то зло выкрикнул. Он явно чего-то требовал, но чего — Миша не понимал. Дождавшись второго выкрика хомута[Хомут (вор. жарг.) — милиционер, полицейский.], ответил по-английски:
— Сорри, донт андэстенд…
Оскалившись, полицейский ткнул стволом в карман Мишиной куртки, тут же показав этим стволом в сторону воды. Затем, сняв с пояса наручники, защелкнул браслеты на Мишиных запястьях. И без промедления, сразу же, коротким движением ударил его в живот. Удар был страшным. Миша согнулся, чувствуя, что умирает; невидимые ножи полосовали сейчас всю нижнюю часть тела, легкие разрывались от недостатка воздуха, к горлу подкатила тошнота. Не дожидаясь, пока он очухается, полицейский нанес еще один удар, не менее подлый — коленом в челюсть. Голова наполнилась звоном, в глазах поплыли круги, губы ощутили вкус соленого и теплого. Миша стоял, но через несколько секунд понял, что эти два удара послужили сигналом для полицейских, стоящих у машин. Подбежав, они, не давая опомниться, начали его избивать. Он пытался устоять под их ударами, но Они вкладывали в них всю силу, и он вскоре упал. Они продолжали избивать его ногами, и, получив удар по голове, он потерял сознание. Очнувшись и ощущая, что легавые все еще обрабатывают его ногами, подумал: они же забьют меня насмерть…
Наверное, так бы и случилось, если бы полицейских не остановил голос человека, сидящего в машине. Удары прекратились.
Миша попытался подняться, но понял: встать не сможет. Тело разламывалось от боли.
Хлопнула дверца машины, послышались шаги; затем голос вышедшего из машины, прозвучавший прямо над ним, отдал приказание. Полицейские взяли Мишу под руки, подняли на ноги.
Сквозь туман он увидел четвертого полицейского. Это явно был старший; худой, со спокойным взглядом карих глаз, полицейский несколько секунд внимательно изучал Мишу. Наконец спросил по-английски: