Стилет прикусил язык, поняв, что ляпнул лишнее, но было поздно.
- Понятно. Это значит, если он тебе свою мошну отдаст - тогда все по понятиям будет. А я вот еще слышал, что у тебя с ментами погаными полная любовь и согласие, и еще, что ты себе воинскую часть откупил и устроил там поместье, как у графа Толстого, - это как, по понятиям? А насчет дурилки картонной - так ты ведь вроде сам его и выдвинул, и рекомендовал, и людей убедил, чтобы его короновали, что - не так?
- Слушай, Марафет, - сорвался Стилет, - я что-то не понял твоих базаров. Ты что - под меня роешь?
Марафет засмеялся:
- На хрен ты мне нужен! У меня в Америке все в порядке, и такие троглодиты, как ты, меня не интересуют. Меня интересуют деньги, а не то, как вы там, в совке, друг у друга куски рвете. Так что или говори по делу, или - до свидания.
Это было прямым оскорблением.
Никто из окружающих не смел так разговаривать с вором в законе Стилетом.
Но разница в их положениях была чудовищной, и даже Стилет понимал это.
Рядом с благополучным и богатым Марафетом, которого, кроме всего прочего, защищал американский закон, он был просто грязным убийцей и вором, который делится добычей с такими же грязными и продажными стражниками и покупает грязных и продажных чиновников.
Одним словом, Стилет не мог угрожать Марафету, поэтому он проглотил оскорбление и через силу сказал:
- Ну по делу, так по делу. По моим сведениям, у Знахаря в европейских банках имеется около ста миллионов баксов. Если я его получу - половина твоя.
- Так он и отдаст эти деньги, - недоверчиво сказал Марафет, который отлично знал обо всем, но решил не показывать своей осведомленности.
Он видел перед собой две возможности.
Встав на сторону примитивного и жадного Стилета, он имел шанс получить половину знахаревских денег. Но Марафет был дальновиден и понимал, что сотрудничество с грязным подонком может выйти ему боком. Выбивать деньги из своих - тоже бизнес, но подобные действия ставили его на одну доску с такими уродами, как Стилет. Кроме того, при определенных обстоятельствах за это можно было и ответить.
Но можно было принять сторону Знахаря и, рассказав ему все, захватить и распотрошить Стилета. Это тоже принесло бы некоторую прибыль, а кроме того… кроме того, иметь союзником такого человека, как Знахарь, это весьма перспективно. Но Знахарь мог со временем подвинуть самого Марафета, и тогда… Тогда - беда.
Но существовала еще и третья возможность.
Самому захватить Знахаря, выдавить из него капитал, а Стилета просто замочить, чтобы не мельтешил под ногами. Заказать кого-нибудь в России, находясь в Америке, было гораздо проще, чем наоборот.
Все эти резоны промелькнули в голове Марафета за несколько секунд, и он сказал:
- Ты, Стилет, не обижайся, если что не так. Просто у меня сегодня с утра печень болит, вот я и бросаюсь на всех подряд. А насчет Знахаря - мысль неплохая. Позвони мне дней через пять. Я тут по своим каналам узнаю, что к чему, глядишь, и образуется подходящий вариант. Годится?
- Годится, - облегченно вздохнул Стилет. - Ты это, с печенью-то не шути, а то как же рыбку-то ловить, да без водочки?
- Я стараюсь, - виновато ответил Марафет, - но не всегда получается.
- Ну бывай.
- Бывай.
Марафет положил трубку и улыбнулся. С печенью у него было все в порядке.
Да и с головой тоже.
Стилет, совсем потерявший голову в кровавых криминальных игрищах, знал о Марафете далеко не все. А кроме того, что было скрыто от Стилета, существовали вещи, о которых не знал вообще никто, кроме агента ФБР Смита. Все агенты ФБР, работающие с простыми гражданами, носили простую фамилию Смит. Это вроде как простой русский Кузнецов.
Никто, кроме самого Марафета, агента Смита и его непосредственного начальства, не знал, что русский авторитет Марафет был осведомителем ФБР.
Марафета взяли на крюк, когда его люди прессовали приехавшую из Саратова русскую гимнастку, оказавшуюся агентом того же вездесущего ФБР. При этом марафетовские братки завалили двух ее товарищей, натуральных русских, и перед Марафетом встал выбор - тридцать лет в одиночке или работа на федералов.
Он раздумывал не более трех секунд.
И с того дня, а прошло уже шесть лет, двадцать два мелких русских гангстера закончили свою американскую карьеру за решеткой. Понятное дело, в жертву американским федералам Марафет приносил только тех, кто ему мешал, или тех, кого он приговорил сам. Но каждый раз все было организовано чисто, и Марафет оставался вне подозрений и по-прежнему пользовался на Западном побережье авторитетом и специфическим уважением.
А на тех двух мертвых русских, да и на других, которые время от времени отправлялись вслед за ними, американским спецслужбам было наплевать точно так же, как москвичу наплевать на то, что рыночные хачики убивают друг друга в своих малопонятных разборках.
И теперь перед Марафетом стояла интересная задача. Он любил интересные задачи, особенно если за правильное решение полагался приз.
Сняв трубку, Марафет сказал:
- Володенька, зайди ко мне, разговор есть.
* * *Костя сидел в темной гостиной перед телевизором и, попивая пивко, смотрел, как черные супертяжеловесы увесисто лупят друг друга испачканными кровью белыми перчатками, гениальный Вадик торчал в своей комнате перед компьютером, резвясь в океане информации, а Знахарь с Ритой раскинулись на просторной кровати в спальне и тяжело дышали.
Последнее восхождение на сверкающие вершины блаженства отняло у них все силы, и, ласково проведя рукой по гладкой спине Риты, положившей голову ему на грудь, Знахарь понял, что больше не может сделать ни одного движения.
Далеко за окном расстилалась мерцающая гладь ночного океана, высоко в небе медленно плыла похожая на сырой блин луна, заливавшая спальню призрачным бледным светом, в кустах трещали цикады, в общем - южная ночь и полная благодать. Мечта курортника.
Рита лежала спиной к окну, черты ее лица были почти неразличимы в темноте, и только открытые глаза блестели, отражая освещенную луной комнату.
Она глубоко вздохнула и, уткнувшись носом в шею Знахаря, тихо сказала:
- Костя, расскажи мне о себе.
Это был неожиданный вопрос, и Знахарь задумался. Наверное, думал он слишком долго, потому что Маргарита слегка потрясла его за плечо и спросила:
- Ты там не уснул часом?
- Нет, не уснул, - задумчиво ответил Знахарь, - просто я не знаю, что тебе рассказать. Моя богатая биография…
- К черту твою богатую биографию, - оборвала меня Рита, - просто расскажи о том, какой ты был до того, как началась вся эта чертопляска.
- Какой я был?…
Знахарь закрыл глаза и почувствовал себя летящим сквозь время в обратную сторону. И, что самое интересное, вокруг него становилось все светлее и светлее. Будто он, сидя на уэлссовской машине времени, летел из эпохи мрачной и опасной в радостную и светлую.
Какой он был…
И он вдруг понял, что, захваченный событиями, не оставляющими ни секунды на размышления, он за последние несколько лет, наполненные стрельбой, беготней, риском и смертью, ни разу не остановился, чтобы осмыслить то, что с ним происходит.
- Знаешь, Маргарита, это не так просто.
- Знаю. А ты попробуй, - ответила она и прижалась к Знахарю, уютно потеревшись щекой о его плечо.
- Попробуй… Легко сказать!
Он немного помолчал, не находя, с чего начать, и, наконец, заговорил, сначала неуверенно, часто замолкая и с трудом подбирая слова, а потом все спокойнее и ровнее.
Когда- то давно, несколько жизней назад, он работал реаниматологом в большой больнице. По вечерам ее подъезд ярко освещался и белые микроавтобусы с красными крестами начинали привозить со всего города людей, пострадавших от собственной неосторожности, от рук злодеев или просто от нелепой случайности. Этих несчастных приносили к нему, и он бросался на них, как вампир на жертву.
Умирающие люди, которых он вытаскивал с того света, другие, кого вытащить не удавалось, кровь, грязь, брань и слезы - все это (только нужно понять неожиданное слово правильно) все это было здорово. Конечно, он не радовался страданиям тех, кто попадал к нему, и если бы всего этого не случилось, он был бы только рад.
Но так не бывает, и он жил тем, что боролся с безвременной и неуместной смертью. Эту смерть, младшую сестру большой, настоящей смерти, можно было победить, и он побеждал ее. И каждый раз, одержав пусть временную, но все-таки победу, он, наверное, был счастлив.
Маргарита пошевелилась, крепче прижимаясь к нему, и Знахарь погладил ее по голове.
Реаниматологи пили разведенный спирт из мензурок, расставленных на операционном столе рядом с только что умершим человеком, они закусывали принесенными из дома бутербродами, тыкая пальцами в растерзанную мертвую плоть и споря о характере повреждений, приведших к смерти, они жадно жили на самом краю бытия, азартно борясь за жизни тех, кто выпал за ограждение, но еще не канул в бесконечность…
