Наконец Каюк решился и осторожно постучал.
Открыв дверь, он вошел в кабинет и увидел довольную физиономию босса, сидевшего за столом и курившего сигару.
- Ну что, Володенька, - благодушно поинтересовался Марафет, - как жизнь молодая?
Каюк ужаснулся, потому что видел, что Марафет доволен как раз потому, что еще не знает, что произошло несколько минут назад.
- Жизнь… да, жизнь хорошо, - ответил он, с тоской глядя на хозяина.
- Что-то по тебе не видно. Ты, часом, не заболел?
Каюк решился наконец и выпалил:
- Георгий Иваныч, вы… мы попали.
- Что значит «попали»? - удивился Марафет. - Как это «попали»? Ничего не понимаю, говори толком.
Он только что подсчитал на пальцах, на какую сумму увеличилось его состояние за последние полчаса, и результат привел его в такое благодушное настроение, что он стал живой иллюстрацией к пословице «сытый голодного не разумеет». Он никак не мог посочувствовать удрученному чем-то Каюку, выражение скорби на лице Володеньки было ему непонятно, как надпись на китайском языке, а слово «попали» прозвучало столь же неуместно, как «вечная память» на свадьбе.
- Что случилось, Володенька? - Марафет, наконец, заставил себя включиться в происходящее и положил сигару в пепельницу.
- Георгий Иваныч, - Каюк прерывисто вздохнул, - вот распечатка ставок, и отдельно - наши столбцы.
Он положил на стол перед Марафетом несколько листов бумаги и сделал шаг назад. Марафет взял бумаги, дальнозорко отставил их от себя и сказал:
- Присаживайся, в ногах правды нету.
Каюк кивнул и осторожно сел в стоявшее по другую сторону стола кресло.
Марафет надел очки и углубился в столбцы цифр. Через полминуты его шея и лицо начали багроветь. Дочитав до конца все четыре листа, он швырнул их на стол и уставился на обмершего Каюка невидящими глазами.
- Этого не может быть! - наконец произнес он тихим, но не предвещавшим ничего хорошего голосом.
- Георгий Иваныч… - начал было Каюк.
- Заткнись.
Каюк заткнулся и достал сигареты. Ему было позволено курить в кабинете босса, не спрашивая на то разрешения. Марафет, сам будучи заядлым курильщиком, понимал, что некоторые вольности для подчиненных необходимы.
Наконец Марафет шумно вздохнул, его взгляд приобрел осмысленное выражение, а угрожающая багровость исчезла.
Посмотрев на Каюка, он медленно произнес:
- Пятьдесят миллионов… Этого не может быть. Каюк осмотрительно молчал.
- Но я же не ставил на этих уродов, да еще столько! Может быть, это ты ошибся? А?
И он с величайшим подозрением взглянул на Каюка.
Тот мигом представил себе свинцовую пулю, с хрустом влетающую ему в череп, и похолодел. Вскочив, он забыл о какой бы то ни было субординации и завопил:
- Георгий Иваныч, вы что - спятили?!.
При других обстоятельствах подобная вольность обошлась бы ему дорого, но в этой ситуации она послужила доказательством его полной непричастности к произошедшему.
- Сядь на место и следи за базаром, - только и сказал Марафет.
Каюк сел в кресло, а Марафет, рассуждая сам с собой, пробормотал:
- Я не мог поставить такую сумму. Ты - тоже… Кроме нас с тобой, никто не допущен к ставкам. Значит… Что же это значит? Так. Давай с самого начала.
Каюк кивнул.
- Из распечатки следует, что я поставил по десять миллионов на заведомо слабых бойцов. Компьютер не рассуждает и поэтому молча принял ставки. Конечно, если бы ставки принимал человек, он бы удивился и обязательно поинтересовался, не ошибся ли я…
Марафет вдруг грохнул кулаком по столу и, снова побагровев, заорал:
- Блядь! Заебали эти компьютеры! Каюк съежился и выронил сигарету.
- Ты мне еще ковер прожги! - накинулся на него Марафет. - Прибью!
Каюк соскользнул на пол, схватил закатившуюся под стол и, к счастью, не успевшую прожечь дорогой ковер сигарету и вернулся в кресло.
Марафет придирчиво следил за его судорожными движениями, потом вдруг усмехнулся и сказал:
- Ладно, Володенька, не дергайся. Думать надо, а не суетиться.
Каюк кивнул, и Марафет продолжил свои рассуждения:
- Компьютер принял ставки, и я пролетел на пятьдесят миллионов долларов… Да я таких денег сроду не ставил, что я - вовсе, как ты говоришь, спятил? - Он посмотрел на Каюка. - Слышь, как там называются эти, взломщики, что ли, которые в чужие компьютеры влезают?
- Хакеры! - с готовностью первого ученика выпалил Каюк.
- Ишь, блядь, хакеры! Короче, тут без хакеров не обошлось.
- Точно, Георгий Иваныч, - подтвердил Каюк, - и к бабке не ходи.
- Да. Но ты понял, что в этой истории самое интересное?
Каюк пожал плечами, преданно глядя на шефа.
- Вот то-то и оно. А самое интересное, что никто этих денег себе в рыло не отправил. Эти пятьдесят лимонов распределились между теми, кто выиграл. И все эти выигравшие получили по чуть-чуть. Значит, цель была другая… Ты что, до сих пор не понимаешь, что произошло?
- Ну-у… В общем…
Марафет обреченно махнул рукой, и Каюк замолчал.
- Смотри. Этот, как его… хакер залезает в мой счет и… Падла, он ведь в мой счет влез! Ненавижу компьютеры! Попробовал бы он в мой сундук влезть или в банковский депозитный сейф!
Марафет вздохнул и начал снова:
- Хакер залезает в мой счет и от моего имени ставит на провальных бойцов. Значит, сам он никакой выгоды не имеет. Я теряю хорошие деньги, очень хорошие, даже - огромные. И все. Значит - цель была именно опустить меня на бабки. Только опустить, а не присвоить их. Такое может позволить себе только очень богатый человек. Вариант бескорыстного хулиганства я не беру в расчет. Хакера можно вычислить, и поэтому вряд ли кто-нибудь из этих маменькиных сынков пошел бы на такой риск ради спортивного интереса. Тут ведь и грохнуть могут. Так, дальше. Тот, кто это сделал, не боится. Значит, это не только богатый, но и смелый человек, уверенный в себе.
Каюк начал улавливать ход мыслей Марафета и кивнул уже с пониманием.
- А это значит, что кто-то роет под меня. Кто-то из таких же, как я. Ты понял?
Марафет без особой надежды взглянул на Каюка. Но Каюк все понял и ответил:
- Да, Георгий Иваныч, я понял. И это значит, что этот неизвестный хакер…
- Забудь про хакера. Ему просто дали денег. Мы его, конечно, найдем, но не это главное.
- Я понимаю. Так вот, этот человек знает, что ответ будет обязательно. И он уже готов к действиям. Это нужно иметь в виду.
- Конечно. Ну что же… В общем, ситуация ясна. В первую очередь нам нужно узнать, кто этот хакер, как он смог влезть ко мне и вообще откуда он взялся. А главное - на кого он так ловко сработал. Дальше придется действовать по ситуации. Сообщи всем, повторяю - всем без исключения, что в наше дело пытаются влезть. Пусть примут меры. Про эти деньги не говори никому, ни одной живой душе, достаточно того, что об этом знаем мы с тобой.
Каюк кивнул.
- Найди мне этого хакера. Нанимай кого угодно, хоть сто других хакеров, но представь его мне на блюдечке. Живого! Денег не жалей. Я чувствую, что начинаются очень серьезные дела, и поэтому все силы надо направить на поиски взломщика. Повторяю - живого. И запомни, эти пятьдесят миллионов - херня. Я их верну. А вот то, что за всем этим кроется, вот это и есть настоящий геморрой. Причем очень крупный.
Марафет внимательно посмотрел на Каюка и сказал:
- Все, иди.
Каюк встал и, не говоря ни слова, вышел из кабинета.
Марафет проводил его взглядом и пробурчал:
- Хакер, бля… Ладно, разберемся.
* * *С тех пор, как команда Знахаря приехала в Нью-Йорк, Вадику ни разу не удалось вдоволь побродить по великому и странному городу, соединяющему в себе все лучшее и все худшее всех городов мира.
И вот, наконец, через два дня после того, как по распоряжению Знахаря он с большим удовольствием и не без злорадства похозяйничал в финансовом хозяйстве Марафета, уменьшив один из его банковских счетов на полсотни миллионов, Знахарь смилостивился и отпустил Вадика, как выразился Костя, в увольнение.
Вадик, как всякий уважающий себя исследователь, решил погрузиться в американскую жизнь полностью и отказался от предложения Риты, которая хотела отвезти его на Манхеттен в своей машине. Небрежно махнув рукой, он пешком отправился на остановку автобуса, где под жарким полуденным солнцем томились две молодые загорелые девчонки, седая леди неопределенного, но почтенного возраста, прижимавшая к иссохшей груди собачку, и какой-то работяга в униформе электрической компании.
Автобус, подкативший к остановке через каких-нибудь полчаса, дизайном напоминал о безвозвратно ушедших благословенных пятидесятых годах, но выглядел так, будто только что сошел с конвейера. В салоне работал кондиционер, и, устроившись у окна, Вадик долгие полтора часа наблюдал американские пейзажи, а также ту самую двухэтажную Америку, которую в свое время описали Ильф и Петров.
