– Сука! – не сдержавшись, почти выкрикнул Сергей.
– Ба! – не оборачиваясь, иронически воскликнул двести девяносто пятый. – Да мы, выходит, не только земляки, но и крестники одного и того же ловкача?! Ай да Леха, ай да сукин сын! Интересно, сколько же он, сволочь, народу со свету сжил, сколько квартир прикарманил и перепродал?
Сергей промолчал, тем более что вагонетка снова была рядом. Они свалили в нее мешки, развернулись и двинулись назад, как роботы, переставляя ноги в постоянном, заданном пустоглазыми соседями по цепочке ритме. Разговаривать со спиной идущего впереди было неудобно, хотелось догнать его, заглянуть в лицо и пойти плечом к плечу, обмениваясь репликами, как это заведено у нормальных людей. Но подобные вещи здесь явно не приветствовались; Сергей задумался о том, что станет делать, если кто-то из охраны попробует ткнуть в него своей электрошоковой дубинкой, и не сумел прийти к окончательному решению.
Свернуть шею одному охраннику он, пожалуй, может, но что дальше? Остальные настороже, и его нашпигуют свинцом раньше, чем он успеет хотя бы сорвать с шеи своей жертвы ремень автомата. Он умрет красиво – по крайней мере, его смерть будет гораздо красивее той, что ему уготована закадычным дружком Лехой Бородиным и здешними вурдалаками в белых халатах. «Voila la belle mort!» – «Вот прекрасная смерть!» – так, кажется, сказал (если верить графу Толстому) Наполеон, стоя над распростертым на поле боя, сжимающим в руке древко изорванного картечью флага Андреем Болконским. Но в десанте Сергея Казакова учили другому. Там никого не интересовало, насколько красиво ты умрешь; единственное, что имело значение, это насколько твоя смерть способствовала выполнению боевой задачи. И вообще, главное достоинство любого солдата – это умение побеждать, оставаясь живым и боеспособным.
Побеждать… Сергей криво, нерадостно усмехнулся. Самая большая победа, о которой он мог мечтать в данный момент, заключалась в том, чтобы встретить в темном переулке сердечного друга Леху Бородина и, взяв за грудки, сказать: «Ну, привет. Помнишь, что я тебе обещал?»
Леха Бородин, конечно, ничего не забыл. Сергей стиснул зубы от стыда и гнева, вспомнив, как грозился отправить на тот свет черного риелтора, который попытается обманом присвоить его квартиру. Бородин слушал и поддакивал, а сам наверняка мысленно потешался над собеседником, потому что точно знал: его слова – пустая угроза, осуществить которую ни за что не удастся.
– Я, наверное, потому и выжил, что уж очень хотелось эту гниду свинорылую придушить, – вторя его мыслям, снова заговорил двести девяносто пятый. – Это здорово, что я тебя встретил. Это, десантура, добрый знак. Тебя как звать-то?
– Сергей, – представился Казаков.
– А я Захар. Захар Токмаков, инженер. Специалист по вентиляционным системам.
– Ах, вот оно что!
Этот возглас вырвался из уст Сергея прежде, чем он сам до конца понял, что имеет в виду. А когда понял, в душе начала робко поднимать голову надежда.
Все, что он успел здесь увидеть и узнать, о чем сумел догадаться и что заподозрил, указывало на то, что попасть сюда непросто, а выбраться – почти невозможно. Здесь не было окон, и, судя по землистому цвету кожи, не только пленники этого места, но и здешний персонал не видел солнца месяцами, а может быть, и годами. Бассейн, на краю которого лежали мешки с цементом, почти наверняка напрямую сообщался с морем, но что с того? Скорее всего, подводный проход затоплен полностью и имеет длину, гарантирующую невозможность побега, если беглец заранее не обзавелся аквалангом. И вряд ли, ох вряд ли где-то здесь функционирует пункт проката снаряжения для подводного плавания!
Поэтому о бассейне следовало забыть. Если путь наружу существовал, то он лежал через вентиляцию. Судя по размерам объекта, вентиляционная система здесь должна быть мощная – такая, что по ее трубам впору раскатывать на велосипеде. Заявление Захара Токмакова о том, что он инженер по вентиляционным системам, делало понятным его намеки на «что-то помимо приятной беседы». Да, он прав: их встреча – большая удача!
– Молчи и слушай, – сказал Захар. – Мешки кончаются, это последняя ходка, так что не перебивай…
Они замолчали, чтобы под дулами автоматов взвалить на себя еще по одному мешку. Лысый инженер был прав и тут: мешки кончались, и для того, чтобы обговорить самое главное, у них осталась всего пара минут.
– Не знаю, подвернется ли возможность рвануть отсюда вдвоем, – снова заговорил Захар, покряхтывая и слегка задыхаясь от тяжести. – Одному мне ничего не светит, но у тебя может получиться. Поэтому слушай и запоминай. Здесь есть неиспользуемые помещения, коридоры, штольни. Уверен, выходы на поверхность тоже имеются и о половине их никто не знает. Я предполагаю, что один из них находится в семнадцатой штольне. Номер семнадцать, запомни! И имей в виду, что это только догадка, проверить которую у меня не было возможности. У тебя будет только одна попытка.
– У нас, – поправил Сергей.
– Это как Бог даст. Но, если выберешься, прошу: передай от меня привет нашему общему другу.
– Сам передашь, – сказал Сергей.
– Хотелось бы, – вздохнул двести девяносто пятый. – Но, если что, я могу на тебя рассчитывать?
– Даже не сомневайся, – ответил Казаков.
Охрана снова была близко, и он потупился, старательно пряча полный надежды и свирепой боевой радости взгляд.
* * *
Николай Гаврилович Ездовой был рано облысевший брюнет со спортивной фигурой и открытым, располагающим лицом. Независимо от времени года это лицо покрывал ровный коричневый загар, на фоне которого белозубая улыбка Николая Гавриловича сверкала, как фотовспышка. Остатки волос на голове Ездовой стриг почти под ноль, а его щеки и подбородок покрывала трехдневная щетина – дань моде, тем более удобная, что Ездовой, как и подавляющее большинство брюнетов, обрастал очень быстро и, не будь этой моды, был бы вынужден бриться как минимум дважды в день.
Николай Гаврилович возглавлял риелторскую фирму «Борей». Название это было составлено из фамилий владельцев фирмы, причем фамилия Николая Гавриловича была в нем представлена только первой и последней буквами – «е» и «й». Первой половиной своего названия фирма была обязана Алексею Ивановичу Бородину, некогда являвшемуся ее совладельцем. Около пяти лет назад Бородин попался на некрасивой махинации с недвижимостью; фирма тогда едва не завалилась, но каким-то чудом выстояла. При всех своих недостатках Алексей был человеком весьма разумным и понимал, что дальнейшее существование их с Николаем Ездовым детища после этого скандала целиком и полностью зависит от него. Останься он у руля и фирме конец: нужно быть последним идиотом, чтобы довериться человеку, к которому намертво прикипел ярлык «черный риелтор». Конечно, Бородин мог бы обидеться на весь белый свет и поступить по принципу «после нас хоть потоп», но он повел себя умнее, продав свою долю Николаю Гавриловичу и уйдя в тень.
Со времени того скандала многое изменилось. Ездовой теперь вел дела образцово, в строгом соответствии с российским законодательством, удовлетворяясь тем, что мог заработать честно. Для самостоятельных махинаций он был трусоват и не обладал достаточно живым воображением, чтобы изобретать новые криминальные схемы. Для этого у него был Бородин, который время от времени выходил из тени с очередным выгодным предложением.
Принимая эти предложения, Николай Ездовой ничем не рисковал. Документы, которые приносил Бородин, были подлинные, квартиры настоящие, и ни разу за четыре года сотрудничества с этими квартирами не возникло проблем. Никто не выныривал из небытия, чтобы заявить свои права на незаконно проданную жилплощадь, никто не требовал вернуть деньги, не грозился судом и милицией и вообще не шумел. Одно из двух: либо Бородин стал наконец на путь истинный и начал работать честно (в чем Николай Гаврилович очень сомневался), либо разработал схему идеального мошенничества, при котором жертвы не предъявляли претензий.
За четыре года Николай Гаврилович оформил больше тридцати сделок с недвижимостью, устроенных Бородиным. Выручку они, как и прежде, когда Алексей был совладельцем фирмы, делили пополам. Это представлялось справедливым: Бородин находил и окучивал клиентов, Ездовой брал на себя чисто технические, бумажные вопросы, и оба были довольны. Инициатором сделки всякий раз выступал Бородин. Он делал это так смело, словно ему и впрямь нечего было бояться, и Ездовой не раз задумывался о причинах этой смелости. Порой ему мерещились многочисленные безымянные могилы в подмосковных рощах и столичных лесопарках, но против этого протестовали логика и здравый смысл: чтобы регулярно убивать людей и не попадаться, нужна превосходно организованная банда. А разве прокормишь целую банду теми крохами, которые перепадают Алексею от этих сделок?
