У светофора Горелов держался на отдалении от «Мерседеса» – метрах в десяти. Сзади посигналили. Вишневые «Жигули» Горелова приблизились к «Мерседесу».
«Ну вот, сейчас перекресток, затем еще квартал. Там поверну направо и через пять минут буду дома», – с облегчением, ужасно измотанный скользкой дорогой, подумал Горелов.
У перекрестка случилось то, что и должно было в конце концов случиться. Резко полыхнул желтым светофор, шипованный «Мерседес» замер как вкопанный, а вишневые «Жигули» на лысой резине скользили вперед. Доктор Горелов даже не попытался вывернуть баранку вправо, машина не слушалась руля, «Жигули» шли вперед. Глухой удар остановил машину: задний фонарь роскошного серебристого «Мерседеса» разлетелся вдребезги, сорванный бампер загремел на асфальт. «Жигули» развернуло.
– О господи! – еще крепче сжимая баранку, произнес Николай Матвеевич Горелов.
Его шапка упала на приборную панель, седые пряди прилипли к мокрому лбу.
Водитель «Мерседеса», дюжий детина в черном пиджаке и белой рубахе, выскочил из автомобиля и со зверским лицом бросился к «Жигулям». Буквально вырвал дверь и несколько мгновений смотрел на Горелова.
– Дед, да ты что, охренел!? Не видишь, впереди машина? Куда летишь?
– Извините, пожалуйста, виноват… – выдавил из себя Горелов.
– Я тебя урою, закопаю! Ты мне машину изувечил, новую машину! – водитель «Мерседеса» схватил Горелова за плечо, вытащил из салона и, вцепившись в борта пальто, принялся трясти, тряс так сильно, что подошвы ботинок Николая Матвеевича отрывались от земли. – Я тебя сейчас убью!
– Извините, пожалуйста, – бормотал Горелов, уже понимая, что эта фраза находится за пределами понимания подобного типа, а если он что-то и улавливает, то больше злится и заводится.
– Ездят уроды по городу! Сидел бы дома, чай пил. Какого черта ты на дороге делаешь? Ты что, не видел, красный уже загорался?
– Видел, понесло, гололед…
– Мне плевать! Гололед, наводнение.., смотреть надо!
Наверное, водитель «мерса» прямо на дороге и расправился бы с доктором наук Гореловым, но спасение пришло оттуда, откуда профессор его и ждать не мог. Задняя дверца побитого серебристого «Мерседеса» открылась, и на дорогу вышел мужчина в черном пальто, в костюме и галстуке. Мужчина был немолодой, лет пятидесяти.
– Хватит, – резко сказал он. Водитель «Мерседеса» тотчас опустил руки, хотя и продолжал шептать проклятия.
Мужчина осмотрел свою машину, присел на корточки, поддерживая полы длинного пальто, и произнес:
– Да-с, неприятности. И у вас, смотрю, неприятности, – разглядывая разбитый передок «Жигулей», бесстрастно произнес он. – Как же это вы так неосмотрительно ехали? И резина, смотрю, у вас ни к черту.
– Все гололед виноват, все он, проклятый! Вы уж меня извините. Покрышки давно собирался поменять, но как-то…
– Извинить? – мужчина хмыкнул, посмотрел в бледное лицо Николая Матвеевича. – Извинить, конечно, можно, но ремонт обойдется недешево. Хотя, честно признаться, когда вы в нас впилили, я подумал, что разрушений будет больше.
– Я не хотел, поверьте.
– Охотно верю, кому ж охота и свою машину калечить, и чужую, – мужчина в черном пальто разговаривал очень интеллигентно. Он тут же куда-то позвонил по мобильнику, сказал, что просит его извинить, он задержится, самое большее на полчаса. – Видите ли, у меня встреча. Мы сможем ехать? – спросил он у своего водителя.
– Да.
– Тогда поехали.
– Ас ним что делать? Сейчас менты приедут, – водитель, указал на Горелова.
– А что с ним сделаешь? Мне с ГАИ разбираться времени нет.
– Можно обойтись без автоинспектора? – почти без всякой надежды поинтересовался Горелов.
– Конечно можно. Я сам хотел вам предложить разойтись полюбовно.
– Я все компенсирую.
– Вы это серьезно? – глядя на старенькие «Жигули», спросил мужчина в длинном черном пальто.
– Да, конечно, вот моя визитка, – Горелов трясущимися пальцами вытащил из портмоне скромную визитку, такие же он обычно раздавал на конференциях и симпозиумах, протянул ее хозяину «Мерседеса», на этот раз жест был преисполнен страха.
Незнакомец взял визитку, не глядя сунул ее в карман пальто.
– Надо схему происшествия составить, – суетился Горелов.
– У меня нет на это времени. Я вам позвоню, и мы в спокойной обстановке договоримся.
– Я никуда не исчезну и не стану потом ничего отрицать.
– Я почему-то вам верю.
«Мерседес» с разбитой задней фарой и с примотанным проволокой бампером умчался в ненастную темноту.
Николай Матвеевич Горелов смог-таки добраться до дома на побитых «Жигулях». Он въехал во двор и минут пятнадцать ходил вокруг машины, ощупывал ее: так слепой изучает незнакомый предмет, попавший ему в руки.
Таким образом, в начале марта, в двадцать один пятьдесят доктор наук Горелов, заведующий одной из лабораторий Института микробиологии Академии наук, познакомился с Ахмедшиным Ренатом Ибрагимовичем. Они встретились через несколько дней на нейтральной территории в уютном ресторанчике. Горелов приехал на такси, благо ресторан располагался недалеко от его дома, и сильно тратиться не пришлось.
Ренат Ибрагимович Ахмедшин радушно поприветствовал гостя.
– Николай Матвеевич, как хорошо, что вы приехали. Я уж и не думал, что с вами увижусь в срок, вы ведь человек страшно занятой. Я сразу на визитку не глянул, а потом осмотрелся – думаю, время такого ученого по минутам расписано.
– Да уж, занятой, – смущенно оглядываясь по сторонам, произнес доктор наук. В ресторанах, в театрах – повсюду при большом скоплении хорошо одетых людей Горелову становилось не по себе, хотя супруга и одела его во все лучшее: старомодный добротный костюм с широкими лацканами, десятилетней давности, но почти не ношенные ботинки, купленные за границей, золотистый галстук.
Ренат Ахмедшин выглядел словно со страницы дорогого иллюстрированного журнала, изданного на прошлой неделе.
– Я, знаете ли, Николай Матвеевич, часто бываю в таких местах. Вы не смущайтесь, проходите, это ресторан моего хорошего знакомого, так что мы сможем поговорить спокойно и обсудить все детали нашего дела. Разговора Горелов боялся.
Ренат Ибрагимович провел Горелова в маленький уютный зал на один уже сервированный столик, предложил гостю сесть.
– Николай Матвеевич, что будете пить?
– Я не большой любитель спиртного.
– Я с вами солидарен, я тоже не большой любитель горячительных напитков. У меня, как и у вас, работа, которая требует трезвого мышления.
– Позвольте спросить, Ренат Ибрагимович, чем вы занимаетесь?
– У меня адвокатская контора. Мои сотрудники ведут самые разнообразные дела – от уголовных до сугубо гражданских, готовят документацию для тех, кому это необходимо. Поэтому мне довольно часто приходится бывать в ресторанах. Николай Матвеевич, клиенты всякие попадаются, многим тяжело говорить, пока не выпьют.
– Понимаю, понимаю… – оглядываясь по сторонам, бормотал доктор Горелов.
– Наше дело выглядит следующим образом, – Ахмедшин протянул руку, положил на колени кейс, маленький и изящный, извлек тоненькую папочку, в которой лежал всего один лист бумаги. – Вот, взгляните, это смета ремонта моего автомобиля.
Горелов поправил очки и принялся рассматривать смету. Когда он прочел строку «Итого», холодный пот прошиб ученого, и руки дрогнули.
– Тысяча одиннадцать долларов? Я правильно понял? – прерывающимся голосом произнес Горелов.
– Да, вы правильно поняли. Но я думаю, – сказал Ахмедшин, – мы не станем сейчас акцентировать внимание на деньгах. Сумма минимальная и подъемная. Для меня большая честь познакомиться с вами. Вы известный ученый, бываете за границей, ваше имя на слуху.
Пока Ахмедшин произносил пространные фразы, Горелов лихорадочно соображал, где взять тысячу долларов. Дома у него лежали деньги – НЗ, четыреста долларов, отложенные на черный день. Если напрячься, он смог собрать и тысячу, одолжив у друзей и знакомых, но ведь деньги, взятые в долг, всякий порядочный человек обязан вернуть. А вот как их вернуть, где взять – это проблема.
– Не напрягайтесь вы, Николай Матвеевич, – журчал Ахмедшин, – давайте забудем о деньгах, просто посидим, поговорим. Замечательный французский коньяк, – Ахмедшин взял бутылку, повертел ее в руке. – Посмотрите, какая прелесть! Вы любите коньяк, Николай Матвеевич?
– Да, уважаю, – тихо отвечал ученый.
– Тогда с него и начнем, – Ахмедшин разлил коньяк по рюмкам. – Ваше здоровье, Николай Матвеевич.
Мужчины чокнулись. Разговор оживился лишь после третьего дринка. Немолодой ученый порозовел лицом, руки перестали дрожать. Он свыкся с обстановкой, и Ренат Ибрагимович показался ему человеком приятным во всех отношениях, обходительным, удивительно вежливым и выдержанным. Они говорили обо всем и ни о чем: о скверной погоде, о политической ситуации, о науке, о юриспруденции, о законах, о национальном доходе, о финансировании науки, скудном и убогом. Они ни во что не углублялись, скользили по поверхности, перепрыгивая с одной темы на другую. Звучала негромкая музыка, коньяк был отменный.
