— Что дальше? — торопил Яровой приумолкшего парня.
— Тот второй сказал, что завтра в Ногликах он узнает, где Яровой. И если он крутится около Вовки — постараться что-то придумать, как убрать одного или другого, — передернул плечами Юрий.
— Что дальше?
— Сенька сказал, что лучше бы убрать Ярового, подстроив несчастный случай. Но для этого надо выследить. Если он не уехал. И лучше всего сделать так, вроде его убил Вовка. С него, с психа, какой спрос? А чтоб судить некого было — сделать самоубийство Вовки. На том же месте. А второй рассмеялся и сказал:
— Чепуха. Никто не поверит. Вовка никого не убивал. Это его ксивы подтвердят. А и врачи скажут, что во время приступа его одолевали припадки страха. В это время он никого не был способен убить. Они это уже заметили. Иначе не называли бы его общественно безопасным. И за это они держаться будут. Иначе, как они разрешили ему работать в порту? Среди людей? Ведь медиков тоже допрашивать будут. Ты как думаешь? Им поверят больше, чем нам с тобой. К тому же спросят и тех, кто с ним работал. Они тоже подтвердят, что и ругались с Вовкой, и выпивали, но он ни на кого никогда не кидался. И на кого подозрение ляжет? Только на нас с тобой. Обоих за задницу — ив конверт. А если раскрутят — сразу вышка. Так что лучше не торопиться. И если убирать придется Ярового и Вовку, то поодиночке. Чтоб создать обстановку случайности или несчастного случая. Но упаси бог, не нападения одного на другого. Можно в петлю залезть с этой выдумкой.
— Продолжай.
— Так убить они вас хотят! — дрогнул голос Юрки.
— Ты продолжай, о чем они еще говорили?
— Сенька сказал, что следователя он возьмет на себя, если тот покажется еще раз на его деляне. Второй спросил, как он намерен это сделать? И Сенька сказал:
— Я подготовлю на всякий случай подход к деляне. Подпилы сделаю. А потом тракторист нечаянно заденет. Ну и все. Пришибет.
— А если выживет? И поймет, что покушение? — огласке не придаст, а еще сильнее копаться начнет? Как тогда? Нет, тут нужно наверняка, — говорил второй. И продолжил:
— Ты его лучше не трогай. Наоборот, прими хорошо. Сделай вид, что осознал свою прошлую горячность. Даже извинись. Без матюгов. Сошлись на нервы, на прошлое свое. Ну, короче, мне тебя не учить лепить темнуху. И сделай вид, что наоборот — хочешь помочь, ему. Если начнет о Скальпе спрашивать — расскажи все, что знаешь, а кто его мог убить — и не догадываюсь, дескать. Но мы — поселенцы. Никуда не выезжали. Это его кто-то в Ереване из своих грохнул. О нас он ничего не докажет. Сам знаешь, наше алиби — железное. Бояться нечего. Все у нас в руках. Сам же осторожно выведай, если он тебе поверит, что он намерен предпринять. И еще скажи, что в Ереване много тех, кто отбывал наказание на Колыме. Мол, они его грохнули. Там ищи. Подсунь клички. Авось, клюнет. Нам важно с пути сбить. Покуда искать будет — наше поселение закончится. Смотаемся отсюда подальше. Хрен найдет, В случае чего, я подженюсь, сменю фамилию. А ты паспорт у кого-нибудь купишь или стянешь. Пусть ищет ветра в поле, — говорил второй.
Но Сенька сказал:
— Если я так резко изменюсь, он мне не поверит. Насторожится. Еще больше. Тем более после того, что было. Я его медведем, борцом, подпилом убрать хотел. И вдруг — помочь! Начнет копать. С чегоперемена? Уж лучше я прежним останусь. Каким был. Пусть он наблюдает за мной, а я — за ним, если вернется. Но, думаю, не нашел он ничего и смотался. Совсем. Других искать.
Тогда второй ответил:
— Искать больше ему некого! Всех нашел. Он побывал на Колыме, там ему все сказали. Был и на Камчатке. Там тоже со всеми виделся. Не случайно и здесь оказался. На нас вышел. Дальше некуда. Нас трое. Мы, как на грех, все в одном районе. Если бы в разных местах — ему сложнее пришлось бы. На кого-то одного его подозрение пало бы. Того и убрать можно было бы. А здесь? У него одно — либо все замешаны, либо кто-то один. Вот что он копает. И ясно, что подозрением он обойдет Володьку. Он — самое слабое звено. К тому же болен. Боязлив. Значит, остаемся мы. Вдвоем. Но кто? Вот и нюхает. А нам нужно его на Трубочиста вывести. Но доказательно. Подстроить. Уликами.
Но Сенька перебил:
— Не поверит.
— Почему?
— Если Трубочист мог, значит, он там был! А значит, мы тоже имели возможность выехать. Начнет копать. Ведь Володька, а это он поймет, в его состоянии не мог самостоятельно добраться до Еревана. При первом же приступе попал бы в больницу. И там бы раскололся по самую задницу. Его бы враз раскусили. А значит, он был не один. Кто-то был с ним. Не менее злой на Скальпа. И сразу поймет, что Вовка лишь подсадная утка, исполнитель — не он. А кто, кроме нас?
— Что ты предлагаешь? — перебил Сеньку второй.
— Трубочиста надо убрать! Пока не поздно. Он помеха. В приступе рассказать может. Ты знаешь об этом не хуже меня. За остальное я спокоен. Ничего не докажет. А Вовка, чуть прижми, выдаст.
— Я думал об этом. Но убирать его теперь — опасно. Надо было раньше. Сразу. Теперь это будет сложно. Давай подождем. Если с неделю не объявится — уехал. Пусть живет Трубочист. Если приедет, уберем. Но не Вовку, а самого. А потом и Трубочиста. Но надо все обдумать. Мы пока имеем время. Но учти, его у нас немного. Если не успеем убрать Ярового, то должны будем обязательно уничтожить все документы, какие он возит в чемодане. В них — наша опасность. Без них он бессилен. Может, об этом надо в первую очередь подумать. Сам он не настолько страшен, как они. Покуда восстановит — мы уже уедем, — говорил второй.
— Ну, по майданам у меня есть мастера. Чуть объявится — тут же мои поработают. Все стянут, — пообещал ему Сенька.
Яровой улыбался в темноту. А Юрий продолжал:
— Потом они договорились, что если ты объявишься, то пойдет лысая ветка. А когда у тебя стянут чемодан, то с деляны пойдет мохнатая ветка. В случае лысой ветки — Сенька приходит на встречу за дальнейшими указаниями. А если майдан стянуть удастся, то вместе с собой принести ксивы для изучения. А дальше будет видно, что делать. На этом они простились и Сенька вернулся тою же дорогой в будку.
— После этого ты следил за ними? — спросил Яровой парня.
-Да.
— Ну и что?
— Остальные дни прошли тихо. Без веток и без встреч.
— А от плотогонов ветки не было?
— Была. Сухая ветка. Без листьев. Но я сразу убрал ее. Возчик не успел заметить. Сломал.
— Почему? Зачем ты это сделал?
Они убить тебя хотят.
— Но ты им только помогаешь в этом. Разве я тебя просил убрать ветку? Надо было наблюдать. Предпринимать что-то, значит, раскрыться, доказать, что мы знаем об их связи. А нам нельзя их спугнуть. Рано. Слишком рано, — нервничал следователь.
Юрка виновато опустил голову.
— Эта сухая ветка пошла бы всего-навсего, как предупреждение о том, что я в Ногликах и никуда не уехал. Но не как знак к убийству.
— Я знаю, — тихо сказал парень.
— И ничего в этом страшного нет. Это не сигнал к встрече. Это предупреждение. Не более. Когда была ветка?
— Вчера. Вечером.
— Сенька был на участке?
— Да, но далеко от места, где лошади брали хлысты. Он все равно не мог ее увидеть.
— Так. Ты запомнил какою была та ветка?
— Да.
— Завтра найди точно такую же. И до того, как лошадям загрузиться, вдень в уздечку той же лошади. Пусть он увидит эту ветку. Ты постарайся. Сделай. Не мешай. Но следи. И больше — не вторгайся. Ни во что.
— Хорошо. Я все понял.
— Понаблюдай, как отреагирует бригадир. И последи за ним. Внимательно. А ветку восстанови.
— Сделаю, — пообещал парень.
…Утром, когда Яровой проснулся, в зимовье не было никого. Он попытался выйти, но дверь оказалась заперта, снаружи. И выйти из дома было невозможно.
Аркадий походил по зимовью, остановился у стола. Взгляд упал на записку:
«Яровой, простите, но будить вас не стал. Ухожу по вашему поручению. Закрою дом из предосторожности. Скоро вернусь. Юрий».
Яровой залез на лежанку. Стал вспоминать каждое слово, взвешивать каждую деталь подслушанного Юрием разговора. В темноте лежанки было тепло и тихо. Где-то в углу стрекотал сверчок.
