Может, в бунт. Начнут громить все подряд.
– То есть мы столкнули камень с горы, – сказал Гадюкин. – А уж как он покатится, куда покатится и что разрушит – будет видно. Сейчас нам всего-то и нужно, что отравить последние бурты.
– Сложновато будет, – сказал Серьга. – Вот откуда-то нагнали целую ораву милиционеров. Для усиления охраны. Не ровен час, попадутся наши отравители. А коль попадутся, то и расколются. Знаем такое дело!
– А вы на что? – недовольным голосом спросил Гадюкин. – Думайте, изобретайте способы, чтобы они не попались! С каждым вашим человеком работайте индивидуально! Что, позабыли, чему вас учили?
– Помним, – вразнобой ответили диверсанты.
– А тогда вот что еще, – велел Гадюкин. – Сами-то тоже держите ухо востро. Думаю, сейчас на приисках начнется круговерть. Наблюдайте, запоминайте, анализируйте.
– А то как же! – за всех отозвался Серьга. – Уж это в обязательном порядке!
На следующий день хоронили людей. Любые похороны – дело невеселое, а уж такие похороны, как эти, были невеселыми вдвойне. Потому что на них естественная скорбь была еще смешана со страхом. Кто погубил людей? Почему так случилось, что их погубили? Ладно бы еще такое случилось при фашистах – там-то все понятно. Фашисты – они и есть фашисты. Но как такое могло случиться при советской власти? И что теперь будет, коль и советская власть не может защитить? И еще: а кого убьют завтра? И за что убьют? Неужто за соль? Так ведь кому она нужна, та соль, чтобы за нее убивать? Хотя коль убивают, то, стало быть, и надо. Кому-то соль встала поперек горла, коль за нее режут, да еще и угрожающие записочки оставляют рядом с убитыми…
Слухи ширились и множились. Народу на кладбищах всех трех сел было много – по сути, все население тех сел. Плюс к тому же командировочные, прибывшие за солью. Никто не работал, да, в общем, и не имел права работать. С утра по приискам разошлось распоряжение – временно прекратить добычу соли. Оставшихся в живых верблюдов и тех куда-то увели. И это, и утреннее распоряжение, и то, что с приисков увели верблюдов – еще больше увеличивало людскую тревогу и душевную сумятицу.
Не вызвали успокоения и речи, произнесенные над могилами. В одном селе такую речь говорил комендант, в другом – Василий Авдеевич, в третьем – майор Крикунов.
– Вот, – говорил Крикунов, – мы хороним людей… Зверски убитых, главное дело, а не умерших своей смертью. А кто, спрашивается, их убил? Отвечу: фашистские прихвостни и диверсанты. Есть, оказывается, на наших приисках и в селах такие… И за что, спрашивается, убили? За соль! Чтобы все мы, значит, испугались и не стали ее добывать! Поперек горла им стоит наша соль, опасаются они нашей соли. А почему? А потому, что соль, которую мы добываем, тоже оружие. И оно тоже приближает нашу победу над фашистскими гадами! Но ничего, дорогие товарищи! Скоро мы этих затаившихся сволочей разоблачим и будем судить нашим справедливым судом. За все они ответят! За каждого убитого ими человека и даже за каждого убитого верблюда! Сейчас, товарищи, главное – соблюдать спокойствие. Не поддаваться панике. Выполнять все распоряжения начальства. И быть бдительными. О малейших подозрениях и сомнениях докладывайте нам. Вот скоро должны к нам прибыть, а может, уже и прибыли, кто их ведает, следователи. Из СМЕРШа, товарищи. Слышали такое слово? Оно означает «смерть шпионам». Уж они-то разберутся!.. А наша задача – сплотиться, быть бдительными и не поддаваться панике. Да, и не надо употреблять добытую на Сиваше соль. Потому что есть опасение, что она отравлена фашистскими диверсантами.
Вот такая это была речь, и разве она могла внушить кому-то спокойствие? Похоронили и, угрюмо судача, разошлись.
* * *
Все шестеро диверсантов также были на похоронах – по двое на каждом кладбище. К вечеру, когда все они вернулись с кладбища, устроили совещание. Как обычно, в степи. Поговорить было о чем.
– Слышали про СМЕРШ? – спросил у всех Петля. – Да, дела… Знать бы хоть, как он выглядит, тот СМЕРШ…
– С рогами и хвостом, – хохотнул Серьга. – Как же еще ему выглядеть? О чем нам в диверсантской школе и говорили. Разве нормальный человек справится с нашим братом? Да ни в жизнь! А вот ежели он с рогами, хвостом да еще копытами – тогда, конечно, совсем другое дело! Так что, брат ты мой Петля, как узришь кого-то в таком виде, так это и есть СМЕРШ. А потому сразу же поднимай руки кверху и проси пощады. С рогатыми и хвостатыми разве справишься?
Диверсанты невесело рассмеялись. На душе у них было тревожно и маетно. В самом деле – СМЕРШ. По большому счету прибыл по их души. А вот как с тем СМЕРШем быть, как ему противостоять и как от него таиться – да кто ж его знает? НКВД – это понятно. Военная разведка – тоже. А вот СМЕРШ – что это за зверь? А вдруг там и вправду какие-то особенные люди? Ведь название-то какое – «смерть шпионам»! То есть смерть им, диверсантам! Здраво рассуждая, какую-нибудь захудалую и невнятную контору такими словами не назовут. Тут было о чем подумать…
– Ладно, – махнул рукой Гадюкин. – Разберемся и со СМЕРШем. На рожах у нас не написано, кто мы такие, а документы у нас в порядке. Так что не придерешься. Командировочные мы, и все тут. Прибыли за солью. И наша ли вина, что тут такие дела творятся?
На том и отправились обратно к месту ночлега. Но отправились со смутной маетой в душе и страхом. Никому не хотелось иметь дело с загадочным СМЕРШем. Опасались диверсанты этого СМЕРШа. Еще и не встречались с ним лицом к лицу, а опасались.
* * *
В числе прочих на похоронах были и четыре никому не знакомых молодых человека. Двое – на том кладбище, где произносил речь майор Крикунов, и по одному – на других кладбищах. На них никто не обращал внимания. Не до того было, чтобы приглядываться к новым людям, похороны – это не повод для знакомств. Ну а те немногие, кто все же обращал внимание на молодых людей, считали их за командировочных. Вот, мол, и эти тоже прибыли за солью, всем сейчас нужна крымская соль. Ну а за кого еще могли сойти эти четверо молодых людей? Одеты они были так же, как и прочие командировочные, – в военную одежду без всяких знаков различия, лицами и поведением они также не