контуженый. Мы все и сами – шоферы. А за легковушку спасибо.
– Может, вам помочь подыскать квартирку? – спросил Крикунов.
– Спасибо, – вновь улыбнулся Белкин. – Но не надо. Комендант нас уже поселил.
– А, так вы уже побывали и у коменданта? – удивился Крикунов.
– А то! – ответил Белкин.
* * *
Двух других смершевцев, прибывших на сивашские соляные прииски, звали Иван Тальянкин и Рустем Эмиралиев. Оба они были лейтенантами. Тальянкин – саратовец, Рустем Эмиралиев – из местных, крымский татарин.
– О, так вы уже разжились транспортом! – удивился Тальянкин. – Лихо! Хорошая машинка, трофейная. Видел такие в разведке. Помню, вытаскивали мы из такой же машины одного важного немецкого гуся-полковника. Он, значит, ехал, а мы тут как тут. Было дело…
– И как дела? – прервал ностальгические воспоминания Тальянкина капитан Белкин. – Что слышали, на что обратили внимание, о чем догадались?
– Боятся люди, – вздохнул Тальянкин. – Опасаются, как бы и их тоже… И правильно опасаются. Судя по всему, где-то поблизости окопались враги. А уж фашисты они или, может, кто-то из здешних – поди догадайся. Доказательств-то пока никаких!
– Ну, кое-что есть, – сказал Белкин и протянул Тальянкину и Эмиралиеву записки. – Это те записки, что нашли рядом с убитыми. Прочитайте и скажите свое мнение.
Тальянкин и Эмиралиев принялись читать. Прочитав, они переглянулись между собой, обменялись записками, прочитали их еще раз и еще раз…
– И что скажете? – спросил Белкин.
– Одна и та же рука писала – это видно сразу, – сказал Тальянкин. – Может быть, даже под чью-то диктовку писал. А потом переписал в трех экземплярах, а может, и больше. Может, таких записок заготовлено сто штук, чтобы, значит, потом не отвлекаться. Откуда нам знать, сколько душ они задумали погубить? Может, всех на прииске.
– Нерусский человек писал записки, – сказал Рустем Эмиралиев. – Много ошибок сделал. Думаю, крымский татарин записки писал. Диктовал не знаю кто, а писал татарин. Потому что я бы и сам так написал с ошибками. Плохо знаю русский язык. Говорить умею, писать без ошибок не умею.
– Уже что-то, – одобрительно кивнул Белкин, помолчал и сказал: – С записками дело понятное. Будем искать этих писателей, кем бы они ни были. Рустем и Иван, вы этим и займетесь. А вот мы с Михаилом для начала подумаем вот над чем… Ведь чем-то же потравили верблюдов! Да и люди померли не просто так. Скорее всего, комендант и симферопольский ветеринар правы. Кто-то насыпал отравы в соль.
– Знать бы еще, что это за удивительная отрава, что ею можно зараз отравить целую скирду соли! – сказал Чистов. – Или как там называется эта соляная скирда? Бурт, что ли?
– Да не важно, как она называется, – вздохнул Белкин. – Да и о самой отраве – для чего нам знать подробности? Нам важно знать другое – кто это сделал? Найдем отравителей – будет понятно, что за отрава.
– И с чего же начнем? – спросил Чистов.
– С поиска свидетелей, с чего же еще? – сказал Белкин. – Будем искать тех, кто что-то видел, что-то слышал или о чем-то догадывается… Есть такая наука – криминалистика. Она так прямо и говорит – раскрытие любого преступления начинается с поиска свидетелей. Читал я такую книжку еще до войны. Интересовался.
– Думаю, есть еще один подход, – сказал Чистов. – Командировочные… Ты прав: выдать себя за командировочного – очень даже неплохой способ маскировки. Всего-то и нужно, что слепить подходящие документики… Ну и соответственно себя вести. А потому нужно проверить и командировочных. Кто они, что они, откуда прибыли…
– Да, ты прав, – согласился Белкин. – Я и сам считаю так же. Даже если, допустим, травили соль и убили людей местные, то ведь должен же кто-то ими руководить, ставить им задачи, так сказать, руководить и направлять. А коль должен, то прежде всего этот самый руководитель просто обязан в здешних местах появиться. А коль появиться, то и замаскироваться. Например, под того же командировочного.
– Или под майора-интенданта, – в задумчивости произнес Чистов. – Или, скажем, под коменданта. Да мало ли… Хоть даже под солдатика, который караулит добытую соль.
– И то правда, – согласился Тальянкин. – Здесь, хочешь того или не хочешь, а под подозрением каждый.
– Надо искать татарина! – упрямо произнес Рустем Эмиралиев. – Потому что записки писал крымский татарин!
– И что? – не понял Чистов. – Писал, допустим, татарин, а диктовал русский. Или немец…
– Напрасно так говоришь! – не согласился Рустем. – Коль писал татарин, то, значит, диктовал тоже татарин!
– Это почему же так? – спросил Чистов.
– Татарин верит татарину, – пояснил Рустем. – А русскому или немцу он не поверит. Особенно в таком поганом деле, как отравление соли и убийство людей.
– Ну, так ты тоже крымский татарин, – улыбнулся Белкин. – А мы все русские. Ты что же, тоже нам не веришь?
– Мы не травим соль и не убиваем людей! – запальчиво возразил Рустем. – Мы делаем доброе дело! В добром деле татарин верит любому другому доброму человеку! В плохом деле он верит только другому татарину! Такому же плохому, как он сам!
– Вот уж не знал таких тонкостей! – улыбнулся Белкин. – Но коль ты так говоришь… Что ж, в первую очередь будем искать плохого крымского татарина. Но и к другим присматриваться также нужно. Среди всякого народа есть и хорошие, и плохие, и вообще всякие разные…
Расследовать происшествия на приисках смершевцы решили открыто, не таясь и не маскируясь. В этом имелась своя логика и таился свой резон. Во-первых, люди, так или иначе, уже знали, что на прииски прибыл какой-то доселе не слыханный и никем ранее не виданный СМЕРШ. Прибыл специально с тем, чтобы разоблачить тех незримых врагов, которые потравили верблюдов и погубили людей. И коль люди об этом слышали, то какой смысл от людей таиться? Во-вторых, присутствие на приисках сотрудников СМЕРШа должно вселить в людей уверенность. Уж коль СМЕРШ прибыл, то, стало быть, отныне все будет нормально: душегубы, кем бы они ни были, утихнут, забьются в норы, и никто больше не умрет таинственной смертью, и соль будет как соль, и верблюды останутся живы, и вообще прежнее спокойствие воцарится на берегах соленого озера Сиваш.
– Вы поняли, какая задача стоит перед нами? – напутствовал своих подчиненных капитан Белкин. – Можно даже сказать, две задачи! Даже три. Успокоить своим присутствием народ – это первая. Найти диверсантов – это вторая. И вообще доказать, что советская власть установилась в этих краях основательно и прочно и никакая фашистская сволочь не сможет ее порушить – это третья. Так что права на неудачу у нас быть не может. Иначе какой мы