– В парк? Но вход на КПП чуть далее будет. И что за вещмешок у тебя?
Уткин опустил голову.
Запрелов снял поклажу с его плеча, развязал тесемки. Внутри находилось четыре бутылки водки.
– Ясно! Уж не от тетки ли Насти несешь пойло? Или с «трех звонков»? Хотя нет, в этом случае ты к казарме заходил бы с другой стороны.
Солдат поднял на командира удивленный взгляд, спросив:
– А вы откуда про тетку Настю знаете?
Капитан усмехнулся:
– Мне по штату положено все знать! Так откуда водка?
– От тетки Насти!
– И кому несешь? Ну, ну, давай, говори, все одно узнаю.
Выдержав недолгую паузу, солдат тихо произнес:
– Сержантам.
– Кому конкретно?
– Доброхлебову, у него сегодня день рождения.
– С кем отмечает?
– В каптерке еще Мамихин, старшина Стоценко и курсант Гуревич.
– Дежурный по роте кто?
– Сам Доброхлебов.
– Вот как? А ответственного офицера что, нет в казарме?
– Почему нет? Есть, но он спит. Сначала с парторгом у вас в канцелярии пили, потом капитан Русанов ушел, а лейтенант Городин к сержантам перешел. Затем вырубился. В отсеке второго взвода спит.
Капитан удивился:
– Городин?
Удивился потому, что ответственным должен был быть Брадинский.
Курсант подтвердил:
– Так точно!
Запрелов приказал:
– Завязывай мешок и бегом к замполиту роты, знаешь, где он живет?
– Знаю! Но меня, товарищ капитан, сержанты прибьют.
– Не прибьют, Уткин, они никого уже не прибьют. Скажешь Чупанову, чтобы позвонил дежурному по батальону и сам следовал бы в роту. Как можно быстрее! Все понял?
– Так точно!
– Так чего стоишь? Одна нога здесь, другая там, бегом марш!
Рядовой пробежал в сторону военного городка. Капитан, забрав мешок, направился к расположению роты.
На крыльце курил дневальный. Запрелов сразу определил: его на стрему Доброхлебов выставил. Место дневального было не на крыльце, а у оружейной комнаты. Увидев ротного, дневальный рванулся было в казарму, но Запрелов остановил его:
– Назад, Удовин!
Курсанту пришлось подчиниться. Илья подошел к нему:
– Сержанты продолжают гулять в каптерке?
– Так точно!
– Городин отдыхает?
Удовин вздохнул:
– Спит!
– Так, находишься здесь и молча сопишь в две ноздри. Подашь сигнал в каптерку – будешь иметь очень крупные неприятности. И не со мной или с сержантами, а с особистом, усек?
Курсант обреченно ответил:
– Так точно!
Запрелов вошел в казарму, направившись в левый отсек, где в правом углу находилась дверь в довольно обширную каптерку – помещение, где хранилось вещевое и личное имущество личного состава. Это была вотчина старшины роты Стоценко, который и предоставил ее для гулянки дружков. Ну, ничего, сейчас ребятки отгуляются. Непонятно, почему с сержантами находился курсант Гуревич. Этакий здоровяк-боксер. Может, оттого, что старослужащие уже знали: Гуревич блатной и после учебки останется в части, не отправится в Афганистан? Знали то, чего не знал командир роты? Может быть!
В бытовке Запрелов встретил второго дневального. Тот попытался подать команду: «Дежурный по роте, на выход!» А по сути предупредить об опасности. Но ротный и ему закрыл рот, приказав молчать и следовать на выход к Удовину.
После этого капитан сблизился с дверью каптерки. Оттуда слышался шум, но слов или фраз Запрелов разобрать не мог. Он слегка потянул на себя ручку. Дверь закрыта! Так, послушаем для начала, о чем ведут разговор бравые сержанты во главе со старшиной. Он опустился на корточки, приложил ухо к замочной скважине. И услышал то, что заставило его немедленно и жестко действовать. А услышал он следующее:
– В печень ему, Гурча, в печень, морду не трогай, – командовал Стоценко.
Ему вторил Доброхлебов:
– Разделай суку как камбалу, чтобы знал, как стучать замполиту! В бочину ему! Вот так!
Стало ясно: боксер Гуревич по приказу старослужащих избивает кого-то из молодых. И избивает серьезно. Ну, подонки, сейчас мы другой бой устроим – внутри капитана вспыхнула ярость, усиленная еще не отпустившим алкоголем. Он толкнул дверь, но попусту. Ее не выбить. Придется хитрить! Постучал!
Бойня затихла. Из каптерки раздался пьяный голос Мамихина:
– Утка, ты?
Стараясь подражать курсанту, командир ответил:
– Я!
Заскрипел в скважине ключ. Дверь открылась. Дернув ее на себя, капитан, оттолкнув Мамихина, вошел в каптерку, бросив вещмешок на пол так, что бутылки, находившиеся в нем, разбились. Появление капитана явилось полной неожиданностью для старослужащих. Стоценко только и смог проговорить, утвердительно-недоуменно:
– Ротный!
Слева в углу над опустившимся по стене курсантом Шевченко стоял Гуревич с поднятыми на уровне груди кулаками, обмотанными резиновым бинтом. Шевченко же потерял сознание. Капитан коротко, без замаха, въехал молодому боксеру левой ногой в промежность. Гуревич, охнув и схватившись за яйца, опустился на пол, рядом с поверженным им беззащитным солдатом. Следующий удар пришелся по столу. Он опрокинулся вместе с восседавшим за ним Стоценко. Мамихин, ничего не соображая от принятой приличной дозы спиртного, решил сбоку ударить ротного. Но получил сам резаный удар в солнечное сплетение. Переломившись пополам, пьяный сержант отлетел в угол, не слабо стукнувшись затылком о стойку вешалки для шинелей. Перед Запреловым остался виновник торжества и избиения молодого солдата, грубо нарушивший устав, дежурный по роте сержант Доброхлебов. Он выглядел наименее пьяным, но в его взгляде была затаенная угроза. Капитан процедил:
– Ну что? Решил праздник себе устроить? Гладиаторский бой организовать? Избить молодого и беззащитного, слабого солдата? Кулаками Гуревича? А сам-то что? Или не тот противник? Так вот, перед тобой я, может, попробуешь свалить меня?
Доброхлебов отступил на шаг назад, предупредив:
– Не подходи, капитан! У меня штык-нож! Если что, вспорю, как консервную банку!
– Да ты что? А сможешь?
Сержант закричал:
– Блядью буду, смогу! Не подходи, шакал!
Но Запрелов пошел на сержанта, глядя ему прямо в глаза. Доброхлебов выхватил из ножен штык-нож, выставив его перед собой, что не остановило командира роты. Сержант должен дернуться, сделать выпад или отмашку. И он сделал выпад вперед, с криком бросившись на капитана. Запрелов легко отбил вооруженную руку и нанес Доброхлебову щадящий удар в горло, под кадык. Не рассчитай капитан силы, и сержант свалился бы замертво. Но офицер спецназа имел богатую практику рукопашного боя. А посему дежурный по роте лишь потерял сознание. Правда, надолго!
В это время по казарме затопали сапоги. И вскоре в каптерку вошли Чупанов с капитаном Яковлевым, командиром третьей учебной роты, дежурным по батальону. Запрелов же нагнулся над избитым Шевченко. Тот дышал спокойно, но было ясно, что находится молодой солдат в болевом шоке, из которого его следовало быстрее выводить.
Артем, увидев погром, удивленно спросил:
– Что здесь произошло, Илья?
Запрелов кратко объяснил, приказав заместителю:
– Срочно вызывай дежурную бригаду из санчасти и резервную группу караула!
Чупанов метнулся к ружкомнате, у дверей которой на тумбочке стоял телефон внутригарнизонной связи.
Илья повернулся к Яковлеву:
– Найди, Леня, в отсеке второго взвода лейтенанта Городина. Он там на койке отдыхает! И тащи-ка этого ублюдка сюда! Хоть волоком. Дневальные помогут.
– Надо бы комбата вызвать!
– Вызывай, тебе по обязанностям это положено. Да и замполита части, Манерина, пригласить не забудь. Давай, Лень! А я попытаюсь привести в чувство Шевченко.
Командир третьей роты, взглянув на избитого солдата, спросил:
– Этого пьяные козлы сделали?
– Этого, этого! Ну, чего ты стоишь? Иди!
– Пошел!
Из-за опрокинутого стола показалась испуганная и протрезвевшая голова старшины роты. Его перекошенная от страха физиономия прошептала:
– Я не хотел, товарищ капитан! Честное… честное слово! Это все Доброхлебов. А раньше лейтенант Городин с капитаном Русановым затеяли. Вернее… пьянку начали. Что я мог сделать?
Капитан приказал:
– А ну вылазь оттуда! И прямо сейчас на стандартном листе опишешь все, что касается пьянки, особо указав на роль в ней офицеров Русанова и Городина.
– Сделаю, товарищ капитан! Только, это… вы уж меня… не того… ладно?
– Ладно! Вылазь и дуй в канцелярию. Там на столе и бумага, и ручка. Закроешься перед тем, как писать, и шторы светомаскировки опустишь. Откроешь канцелярию только по моему личному приказу! Учти это! Даже если комбат будет требовать тебя выйти, молчи. Только по моему приказу. Тогда сумеешь избежать крупных неприятностей! Это обещаю! Все понял?
– Один вопрос можно?
– Ну?
– В одном экземпляре объяснительную записку писать?
– В трех! Копирки в верхнем ящике моего стола. Пошел!
Старшина пулей вылетел из каптерки, побежав в другой конец казармы, туда, где находилась канцелярия командира роты.