Павлиной и Яном и переминался с ноги на ногу.
– Что хочет пан? – спросил по-польски Ян.
– У вас совсем другие лица, – сказал мужчина. – И глаза. И у пана, и у его пани. Совсем не фашистские лица. А значит, вы не фашисты.
– Я уже сказал, кто мы такие, – ответил Ян.
– Не надо пану сердиться, – сказал пожилой мужчина. – И молодой пани тоже не надо сердиться. Я имею в виду наш недавний разговор. Вы же понимаете – люди напуганы. А какой человек станет говорить правду, если он боится?
– Что вам надо? – еще раз спросил Ян.
– Я хочу рассказать о лагере, – сказал мужчина.
Внешне Ян никак не прореагировал на такие слова. Он лишь взглянул на Павлину, и Павлина кивнула ему: да, мол, я поняла, о чем разговор, этот мужчина хочет рассказать нам о лагере.
– Говорите, – сказал Ян. – Мы с пани вас внимательно слушаем.
– Не здесь, – сказал мужчина. – У этой скамейки могут быть уши. И у этого дерева тоже. Пойдемте со мной. И не надо вам ничего бояться. Мы пойдем к моей теще. Она живет неподалеку и совсем глухая. Она не услышит нашего разговора.
– А что, разговор будет таким важным? – спросил Ян.
– Да, – ответил мужчина. – Он будет серьезным. Я вам многое хочу сказать.
Какое-то время Ян колебался. Он опасался не за себя, а за Павлину. Теоретически рассуждая – мало ли куда мог их приглашать этот мужчина. Всякое могло произойти. Неизвестно, почувствовал ли пожилой мужчина, что Ян колеблется, а вот Павлина почувствовала. Она легко и незаметно дотронулась до руки Яна: дескать, все будет хорошо, и беспокоиться не о чем, и сама она ничего не боится.
– Пойдем, – сказал Ян, поднимаясь со скамейки.
Идти и впрямь оказалось недалеко. Дом был как дом, как и большинство домов в поселке. Вместе с пожилым мужчиной Ян и Павлина вошли внутрь дома. Навстречу им вышла седая, сгорбленная старуха. Пожилой мужчина что-то показал ей знаками, и она ушла в комнату.
– Прошу, – сказал пожилой мужчина. – Вот сюда, в эту комнату. Прошу садиться, – мужчина указал на скамью у стены. – Вы спрашивали о лагере…
– Да, – ответил Ян.
– Есть такой лагерь, – после молчания сказал мужчина. – Есть, проклятый… Правда, не в самой Белой Глинке, а в лесу.
– Далеко? – спросил Ян.
– Нет, – ответил мужчина. – Полчаса, если идти пешком.
– Вы знаете точное место, где он находится? – спросила Павлина.
– Что пани говорит? – мужчина посмотрел на Яна.
Ян перевел вопрос Павлины на польский язык.
– О, так! – кивнул мужчина. – Знаю. Многие знают. Но не хотят говорить. Боятся. А я не хочу бояться. Я устал бояться. Вот здесь, – мужчина дотронулся до груди, – сердце говорит мне, что не надо больше бояться.
– Вы покажете нам дорогу? – спросил Ян.
– Лучше я вам объясню, – ответил мужчина и поспешно добавил: – Нет-нет, я не боюсь! Но есть кое-какие обстоятельства, из-за которых лучше пока никому не знать, что мы с вами вместе.
– И что же это за обстоятельства? – спросил Ян.
– Понимаете, – сказал мужчина, – многие из Белой Глинки работали в том лагере. Да. Надзирателями, поварами, может, еще кем-то… А потом немцы ушли. Они ушли очень быстро, за одну ночь. А тех поляков, которые работали в лагере, немцы с собой не взяли. Зачем? Хорошо, хоть не убили… И вот они сейчас находятся в Белой Глинке. Бывшие надзиратели, повара… Не все – многие убежали из поселка, как только ушли немцы и должна была прийти ваша армия. Но есть и те, кто остался. Я их знаю. У нас все всех знают. И вот я не хочу, чтобы они – те, которые остались, – знали о том, что я вам помогаю. Это жестокие люди, а к тому же они еще и боятся, что им придется отвечать за то, что они служили в лагере. И они могут меня убить. И мою старуху-тещу тоже. И всех других, кто захочет вам помогать.
– Оттого люди и не захотели с нами разговаривать? – задумчиво спросила Павлина.
– Так, – кивнул мужчина. – Страх заставляет их молчать.
– Вы можете назвать имена этих людей? – спросил Ян.
– Могу, – чуть помедлив, ответил мужчина и добавил: – Они много чего скажут вам о лагере. О, это очень страшное место! Я не знаю, что фашисты делали с теми детьми, но это очень страшно.
– Что с детьми? – спросила Павлина. – Где они сейчас? В лагере?
– Я не знаю, – мужчина покачал головой. – Может, в лагере, а может, и нет. Прошло так мало времени – как я могу это знать? Я не ходил в лагерь. И никто туда не ходил. Все боятся. Но, думаю, никого там сейчас нет.
– Почему вы так думаете? – спросила Павлина.
– Потому что это очень страшное место, – ответил мужчина. – Секретное место. А дети – свидетели. Кто же станет оставлять свидетелей, если то, что творили с детьми, секрет? Их или увезли в другое место, или…
– Говорите, где находится лагерь! – торопливо произнесла Павлина. – Как туда попасть?
– Это очень просто, – ответил мужчина. – Туда ведет дорога. Я укажу вам ту дорогу, и по ней вы попадете в лагерь.
– Хорошо, – сказал Ян. – А теперь диктуйте нам имена тех, кто служил в лагере. И их адреса.
Рассказ Яна и Павлины смершевцы выслушали с большим вниманием. Информация, которую добыли молодые люди, была очень ценной. Благодаря ей можно было собрать множество сведений и о самом лагере, и о его сотрудниках. Но все это потом. А сейчас перед смершевцами стояла другая задача: нужно было попытаться спасти детей-заключенных. Или хотя бы напасть на их следы. Если, конечно, малолетние узники были живы.
– Честно сказать, не верится мне, что пацаны живы, – вздохнул Мартынок. – Тут одно из двух: либо их ночью постреляли, либо куда-то вывезли, как ценный материал для медицинских экспериментов.
При этих словах Семен горестно скривился. По всему было видно, что сейчас ему очень хочется выругаться, притом такими словами и оборотами, которых, может быть, никто еще и не слышал, и только присутствие Павлины удерживало его от такого душевного порыва. Поэтому Семен лишь махнул рукой, сел и нахохлился.
– А может, они смогли убежать? – предположила Павлина. – Хотя бы кто-нибудь – мальчишки, девчонки. Немцы-то, говорят, отступали поспешно. Значит, что-то могли и недоглядеть.
– Ну, и где же они, те мальчишки и девчонки, которые убежали? – недоверчиво спросил Черных.
– Я не знаю, – растерянно сказала Павлина. – Может, где-то прячутся? Например, в лесу.
– Это зимой-то? – возразил Черных. – Голодные и холодные? Ну, это вряд ли.
– А может, – не
