Его дала школе сама жизнь.
…Он до сих пор прекрасно помнит тот яркий апрель 1985 года, когда ему пришел вызов с грифом «Совершенно секретно», уведомляющий его о том, что в результате строгого отбора он зачислен в спецгруппу под кодовым наименованием «Капелла» и обязан явиться в указанное время в кабинет начальника высшей школы ГРУ.
Он ни разу не был в этой огромной пятиугольной комнате с портретом Ленина на одной стене и строгой картой Советского Союза на другой. Он только однажды мельком видал хозяина этого мрачного пустынного кабинета — невзрачного серого человечка в неброском сером же костюме мышиного оттенка, в остро поблескивающих золотых очках и с поросшим смешным цыплячьим пухом затылком. О нем он знал только то, что невзрачный серый человечек был генералом контрразведки и кандидатом в члены Политбюро ЦК.
А еще он понял, что этот человек видит насквозь любого и еще на полметра под ним. Понял в тот момент, когда бесцветные глазки властелина «академии» впились в его собственные беспокойные темно-серые глаза, а куратор третьего курса академии генерал-майор Ермаков наклонился к уху человека в мышиного цвета костюме и что-то негромко произнес.
Тот взглянул на Владимира еще раз, бесцветные глазки чуть сощурились и вспыхнули, и глава школы перевел взгляд на следующего курсанта.
Их было восемнадцать, этих тщательно отобранных курсантов для группы «Капелла». Но ни на одном из них человек в сером не остановил взгляд с таким вниманием, как на нем, Владимире. Ни о ком из них генерал Ермаков не нашептывал на ухо своему шефу, кроме как о нем, Владимире.
И ни на ком взгляд этих пронзительных бесцветных инквизиторских глаз не останавливался дважды.
Только на нем, Владимире.
Группу «Капелла» возглавил кадровый офицер ГРУ полковник Платонов.
Курс обучения был огромен, он включал в себя восемнадцать основных мини-курсов: среди них стрелковая подготовка по особой методике, рукопашный бой с элементами того или иного стиля единоборства, психофизический тренинг, порой включающий в себя употребление психотропных препаратов и сильнейших стимуляторов, наука маскировки вплоть до тщательного уподобления мимикрии в животном мире, многое другое. Помимо этого — десятки более мелких, но не, менее важных подкурсов — например, по языковой подготовке, начатой еще на общем курсе (здесь предполагалась стажировка в среде непосредственных носителей того или иного языка), наличествовал даже приличный курс актерского мастерства, вел который настоящий профессионал, заслуженный артист СССР и по совместительству работник спецслужб.
Надо сказать, это был один из немногих курсов, искренне нравившихся Свиридову, и он достиг здесь наилучших успехов во всей группе.
Общая же программа обучения была настолько разнообразна и насыщена, что одно механическое перечисление нормативных и полуфакультативных курсов заняло бы около полусотни страниц мелкого печатного текста не для подслеповатых глаз. Впрочем, подслеповатым глазам и не полагалось касаться взглядом этих листов под грифом «Совершенно секретно» — людей с дефектами зрения в группе «Капелла» не было.
Уже через месяц Свиридов скорее интуитивно понял и осознал то, что многие понимали лишь к исходу обучения в «Капелле», а именно то, к о г о из них готовили.
Ведь не могло быть случайным то, что сюда подбирались своеобразные, «отморозки» — парни, потерявшие отца и мать, переставшие существовать для кого бы то ни было, утратившие веру во все нетленные и вечные ценности — любовь, жалость, надежду. Радость простого человеческого счастья. Утрачивающие со временем даже чувство боли и разочарования.
Многие уже приходили сюда такими.
Многих такими делали. Ведь недаром на занятиях по этике и философии им напрочь забывали говорить о Марксе, Фейербахе, Ленине, наконец. На первый план выходили гении иррационализма — Фридрих Ницше, Артур Шопенгауэр, отец экзистенциализма Кьеркегор, знаменитые психологи Ясперс и Юнг. В донельзя переиначенном виде, однобоко выпячивающем человеконенавистническую сторону творчества этих философов.
Усиленно преподавался Чезаре Ломброзо, наконец, как родоначальник антропологической криминологии, которому с легкой руки руководителя курса профессора Климовского прищучили взгляд на человека как на носителя так называемых злокачественных антропологических стигматов. То есть несчастным курсантам преподнесли человека как итог противоестественной и жуткой мутации обыкновенного орангутанга, а не как венец эволюции, разворачивающейся по дарвиновской рецептуре.
Без сомнения, очень удачно сюда же вклинили и старика Фрейда. Все это — на правах эзотерической доктрины, неизвестной тупому марксистско-ленинскому быдлу. Под этим туманным наименованием выводился, естественно, славный советский народ.
Так что, как видим, программа обучения в «Капелле» могла дать фору едва ли не любому вузу, а по ряду особенностей и вовсе не имела себе равных в стране.
Разумеется, многим не удавалось усвоить эту сложнейшую и противоречивую информацию, хотя средний индекс интеллекта курсанта «Капеллы» был минимум в полтора раза выше среднего по школе. И тогда на помощь приходили психостимуляторы, верно закладывающие если не непосредственно в память, так в подсознание пренебрежение к человеческой жизни — чужой и собственной, — липкое, безвылазное, граничащее почти что с ненавистью.
Как легко убивать, когда ты знаешь, что этот венец природы, на деле являющийся лишь жалкой похотливой выродившейся обезьяной, имеет права на жизнь не больше, чем иной шальной таракан, нанюхавшийся инсектицидного средства.
А в группе «Капелла» готовили именно убийц — элитных, неуязвимых, способных выживать в любых условиях и убивать при любых, даже самых неблагоприятно складывающихся обстоятельствах.
…Свиридов никогда не вспоминал о тех годах, когда страшная государственная машина целенаправленно делала из него и двух, а потом полутора, а потом и одного десятка ему подобных курсантов великолепных монстров, отлаженную машину убийства, с прекрасно развитым инстинктом самосохранения, но не ради собственной жизни, а ради долга. Выполнение долга обеспечивало все — прекрасную карьеру, деньги, о которых и помыслить не могло то самое презираемое быдло.
Все, кроме счастья. Да его и не было нужно. Как о том бесподобно повествуется у отчего-то почитаемого профессором Климовским Александра Блока, которого великолепно эрудированный Михаил Иосифович периодически цитировал:
Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду,
Но если выйдешь цел — тогда
Ты, наконец, поверишь чуду,
И наконец увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на полжизни не хватило…
…Владимир никогда не любил вспоминать о том, что было дальше. Но ему и не нужно было вспоминать. Эти годы легли за спиной как подернутая предсмертной дымкой даль, как Гримпенская трясина, властно притягивающая в самое нежно и властно сулящее гибель сердце свое. Он не вспоминал — прошлое само приходило к нему, оно не желало признавать себя свершившимся и спокойно отошедшим в анналы истории этого отдельно взятого человека фактом.
Хватало за горло, жгло и манило. Музыка «Капеллы» не желала умолкать.
А ведь вспомнить можно так много…
Глава 4
ДВА ДОМА ВЛАДИМИРА СВИРИДОВА
Наташа действительно была лучшей из всех девушек Ильи, и не по какой-то одной весомой и резко обособленной причине.
Нет, она вовсе не была самой красивой среди них или отличалась, скажем, редкой одухотворенностью или коммуникабельностью. Это было что-то, когда говорят: вы знаете, в ней что-то есть.., что-то особенное, не осознанное до конца и оттого многократно более притягательное. Обычно в таком случае находят соцветие необычайной красоты и привлекательности даже в дурнушках.
А подруга его брата вовсе не была дурнушкой.
— А когда ты хотел играть с Архипом в «русскую рулетку», — облизнув губы, медленно проговорила она, — ты зная; что будешь жульничать?.. Мне почему-то показалось, что ты был настроен серьезно.
— А что показалось тебе в отношении Архипа? — отпарировал он. — Ведь, по словам Ильи, ты должна знать его несколько лучше, чем я.
— Дима не такой плохой человек, как желает казаться.., я говорю о Диме Архипове. Просто когда выпьет, у него заходит ум за разум. Вот как сегодня. Я сразу подумала, что он чем-то.., или кем-то серьезно напуган., — Почему ты так подумала?
— Потому что он говорил мне, что пристрелит и меня, и Илью, как бешеных собак, если мы будем рыпаться. Ему меня определенно заказали.
— Да, что-то подобное почудилось и мне, — кивнул Свиридов и потом насмешливо добавил:
