Между тем режим содержания пленников после телефонного разговора Вагипова-старшего с сыном несколько смягчился, и паломников даже стали выводить из подземелья один раз в сутки небольшими группами по пять-шесть человек подышать свежим воздухом. Это позволило точнее определиться со временем совершения намаза и даже определить более-менее точно киблу — направление на Мекку.
Галиакбар-хаджи, Ахмед и еще несколько мужчин-заложников сидели на поваленной мраморной колонне во дворе античных терм в тени высокой, но местами разрушенной кирпичной стены, ограждавшей двор, под надзором двух бородатых автоматчиков, которые, впрочем, мало обращали внимания на своих пленников. О побеге никто не помышлял, потому что надежда на освобождение из плена принимала реальные очертания. Кроме того, главарь террористов Абдалла предупредил, что на многие километры вокруг развалин Пальмиры тянется безводная пустыня, и бежать отсюда значит обречь себя на смерть среди мертвых песков. — Ничего, мальчик, Аллах всемогущ и милосерд, — поучал Ахмеда старик. — Он не оставит нас. Я думаю, правительство нашей страны уже предпринимает все меры для того, чтобы освободить нас. Но ты в любом случае не должен бояться, ведь ты же знаешь, что мучеников ждет вечная награда в райских садах, которые уготовил нам Господин миров. Ты еще очень молод, и тебе многое хочется увидеть и испытать в этом мире. Но знай, что все прелести мира ничто по сравнению с наградой Аллаха праведным.
— Я знаю это, учитель. Я не боюсь. Я уже сказал им это.
— Я помню, мальчик. Ценю твое мужество, да продлятся дни твои.
— Учитель, но мы ведь татары, мы мусульмане.
— И что?
— Станет ли правительство беспокоиться за нас? Там же ведь все русские.
— Ну, во-первых, не все, сынок. А во-вторых, мы все — россияне. И татары, и чуваши, и кабардинцы, и русские. И все, кто веками живет на нашей земле. А татары и русские — это народы-братья.
— Но у нас разная вера, разные языки.
— И русские, и мы верим в единого Господа, который сотворил землю и небо, и звезды. Называем по-разному, но верим только в него. А что касается разных языков… Видишь ли, некоторые ученые считают, что наши языки гораздо ближе друг другу, чем это может показаться.
— Неужели?
— Мы все плывем на одном корабле, который раньше назывался «Татарией». Да, сынок, то, что теперь именуется «Россией», на средневековых географических картах было обозначено как «Татария». И в языках наших очень много общего. Взять самые обычные русские слова. Например, изба. Ведь это русское слово?
— Да, учитель.
— А оно происходит от татарских слов «эссе» — теплое и «бина» — здание.
— В самом деле похоже!
— А русское слово скатерть? На само деле это «эскя терь» — постели наверх.
— Да!
— А отсюда русские слова — степь, расстилаться, стол, стул, скамейка, престол, первопрестольная, постель. Русская печь — от татарского «пешерь»
— Варить?
— Именно, — улыбнулся старик. — Таких похожих слов в наших языках очень много, но их схожесть не сразу бросается в глаза — надо приглядеться. Наши народы так близки, что некоторые ученые ведут речь о своеобразном русско-татарском двуязычии. Ведь сами русские говорят: поскреби хорошенько русского — найдешь татарина.
— Как интересно вы рассказываете учитель. Рафаэль говорил, что вы преподавали в университете.
— Это было давно, сынок. Я уже давно на пенсии, — вздохнул Галиакбар-хаджи. — Что-то наши сторожа засуетились.
Действительно, к двум автоматчикам, сидевшим поодаль от паломников, присоединились еще трое вышедших из подземелья, и у бородачей начался разговор, сопровождавшийся энергичными жестами.
— О воде какой-то говорят, — прислушавшись к гортанным выкрикам, сказал Ахмед.
У Галиакбара-хаджи был уже не такой острый слух, как у мальчика, и старик невольно приставил ладонь себе к уху, чтобы лучше слышать, о чем спорят террористы. Этот жест заметил один из них и, прикрикнув на товарищей, вскинул автомат и направил ствол на паломников.
— А ну пошли вниз! — заорал бородатый. — Быстро! Хватит! Погрелись…
Арабский хорошо понимали только Вагипов-старший и Ахмед. Правда, некоторые мужчины могли прочитать наизусть несколько коротких сур из Корана, но это был механически заученный текст. Тем не менее жесты террориста были красноречивее всяких слов, и пленники стали потихоньку подниматься.
Их поторопил Вагипов-старший:
— Пойдемте, братья. Он говорит, закончилась наша прогулка.
— Что-то случилось. Может быть, ваш сын приехал? — с надеждой спросил кто-то у старика.
— Не думаю, — ответил Галиакбар-хаджи. — Он не мог так быстро прилететь.
— Да, — согласился Рафаэль, который благодаря занятиям бизнесом был весьма осведомленным человеком. — Из Москвы в Дамаск самолеты летают только раз в неделю. Если только вашему сыну не выделили специальный самолет.
— Кто он такой, чтобы ему выделяли целый самолет? — печально спросил старик и пожал плечами.
— Хотелось бы скорее.
— В нашей жизни получается не так, как нам хочется, а как хочет Аллах Великий и Милосердный.
— Быстро пошли вниз! — заорал бородатый, подойдя ближе к паломникам, и недвусмысленно повел стволом автомата. К террористу подошел его товарищ, и они вдвоем повели пленников по узкому и темному коридору назад в подземелье.
Заведя их в подвал, сторожить казанцев против обыкновения остался только один автоматчик.
— Они ждут кого-то важного, — сказал Ахмед Галиакбару-хаджи. — Я так понял.
— Я тоже, — кивнул головой старик. — Хотелось бы знать кого.
— Учитель, я поднимусь посмотрю, — предложил мальчик.
— Тебя не пустит охранник, — возразил Галиакбар-хаджи.
— Я не пойду мимо него, — озорно улыбнулся мальчишка. — Я пролезу через колонну. Из той, откуда падают лучи света.
— Ты не сможешь! Да, там наверх выходит древний дымоход, но он очень узкий.
— Только не для меня. Я уже выбирался наружу этой ночью.
— Без разрешения?
— Вы спали, учитель. А мне было очень душно, и я решил проветриться.
— Будь осторожен, сынок, — сказал Галиакбар-хаджи.
Дозаправку «Громобоя» необходимо было совершить максимально скрытно. Удалось получить разрешение на перелет через территорию Сирии военно-транспортного самолета, официально направлявшегося на традиционную выставку вооружений в Объединенных Арабских Эмиратах. Но вместо транспортника ИЛ-76 в воздушное пространство Сирии вошел самолет-заправщик ИЛ-78, который внешне мало чем отличался от транспортника, потому что был разработан на его основе. По сути этот тот же самолет, на котором лишь не установлено десантное и транспортное оборудование и отсутствует задний грузовой люк, а место стрелка кормовой пушечной установки переоборудовано в место оператора заправки.
Обычно на ИЛ-78, помимо двух дополнительных топливных баков в фюзеляже, монтируются еще и подвесные агрегаты заправки, но они бы явно привлекли внимание сирийцев. А поскольку «Громобой» мог принять ограниченное количество топлива, ему вполне хватило бы того, что имелось в фюзеляжных баках самолета.
Встреча заправщика с чудо-вертолетом была назначена над сирийской пустыней на высоте четырех километров. Время и место встречи изменить было никак нельзя, так же как и погодные условия, которые явно не благоприятствовали проведению необходимых манипуляций. Внизу поднялась песчаная буря, и мощные порывы ветра ощущались даже высоко над землей.
Иванисов ощутил это еще на подлете к району заправки. «Громобой» временами из-за сильного ветра отклонялся от заданного ВУАПом[17] курса, и пилоту приходилось неоднократно вмешиваться, чтобы корректировать направление полета. Конечно, отклонения были незначительными и вполне приемлемыми при обычном движении, но никак при заправке, во время которой надо было приблизиться к самолету-заправщику на расстояние в несколько десятков метров.
Дозаправка вертолета в воздухе, в отличие от дозаправки самолета, имеет дополнительную сложность, поскольку существует реальная опасность повреждения винтами топливного шланга, выбрасываемого с заправщика. Ведь самолет-цистерна всегда должен находиться выше заправляемого летательного аппарата, для того чтобы топливо под воздействием силы тяжести и моторных насосов устремлялось вниз.
Иванисову приходилось заправлять в воздухе МИ-24 на учениях два или три раза, но это было давно, а аналогичную заправку «Громобоя» он освоил только на тренажере. Ничего принципиально нового в заправке чудо-вертолета не было, но тем не менее потренироваться в реальных и спокойных условиях не мешало бы.
Все когда-либо приходится делать в первый раз, — утешал себя майор, — рождаться, жениться, убивать, умирать. Так что не будем делать трагедии из-за отсутствия опыта, который, как известно, дело наживное.