— Да, и ее ей сделали, по-моему, в Германии по линии МИДа.
— МИД был ни при чем. Деньги на операцию и на все расходы, связанные с ней, Иванову дал Оболенский.
— Можешь не продолжать. Теперь все ясно. Иванов отрабатывает свой долг.
— Да. Но, повторяю, в темные дела генерала он не посвящен.
— Что не меняет сути дела. Ладно. Иванов доложит о твоем выходе на связь Оболенскому.
— Конечно. И, скорее всего, уже доложил.
— И генерал поверит в то, что ты сказал?
Лопырев пожал плечами:
— Не знаю. Должен поверить. Но, наверное, после того, как узнает, каким образом у меня могла оказаться рация и как я, находясь под контролем, сумел выйти на связь.
— Разумно. Я придумаю легенду, в которую поверит один из «главных бойцов с терроризмом». А сейчас завтрак и продолжение марша.
Открыв сумку, Москвитин достал все те же консервы и галеты. Позавтракав и убрав все следы своего пребывания в роще, Москвитин, нагрузив Лопырева сумкой, вывел того на равнину. Приказал:
— Сейчас направо. Идем по ручью вдоль склона. Где остановиться, я скажу. Вперед!
Старший лейтенант двинулся в указанном направлении.
Москвитин отпустил его от себя метров на пятьдесят. Достал рацию, которую переложил в карман своей куртки, вызвал базу, а точнее прапорщика Захарова.
Тот ответил немедленно:
— Москит? Наконец-то. А я уж думал…
— Много слов, Гоша.
— Понимаю, но скажите, у вас все в порядке?
— А как ты думаешь?
— Думаю, в порядке.
Андрей представил, как при последней фразе расплылось в широкой улыбке скуластое лицо прапорщика-сибиряка.
— Правильно думаешь. Но закончим прелюдию. Сейчас же срочно найди командира и передай, что я жду его вызова. Но так, запомни это, Гоша, чтобы рядом с полковником при нашем разговоре не было никого. Никого, Гоша, особенно подполковника Иванова. Ты хорошо понял меня?
— Так точно, майор! Сделаю все в лучшем виде!
— Давай, Георгий, только оперативно, желательно, чтобы сеанс состоялся в ближайшие полчаса.
— Понял. Выполняю.
Карцев вызвал Москвитина спустя десять минут:
— Москит? Живой?
— Пока живой!
— Рад за тебя. Ты сейчас где?
— Извините, полковник, нас никто не может слышать?
— Никто! Да, кстати, а почему ты особо подчеркнул нежелательное присутствие при разговоре Иванова?
— Потому что он работает на Оболенского.
— Что?
— Да, как это ни печально.
— Откуда у тебя эта информация? Хотя, понятно, с тобой же Лопырев.
— Вот именно. Так что остерегайтесь начальника штаба. Хоть он и работает по принуждению, я потом как-нибудь расскажу историю его вербовки, но Иванов сейчас от этого не менее опасен!
— Я учту это! Что еще ты хотел мне сообщить?
Москвитин кратко посвятил командира отряда в планы руководителя спецслужбы по переброске чеченским боевикам крупной партии оружия. Карцев спросил:
— Ты доверяешь словам Лопыря?
— Не совсем! Поэтому решил проверить данную информацию, заодно, если получится, конечно, узнать дату и время вылета загруженного оружием борта.
— Я могу пробить это и через Москву.
— Сомневаюсь. Наверняка вылет самолета будет засекречен и прикрыт другими рейсами. И потом, через кого вы собираетесь пробить борт? Через куратора?
— Почему бы и нет?
— А вы уверены, что он не связан с Оболенским?
— Это ты уже лишку хватил! Не тот человек Потапов, чтобы продавать честь мундира.
— Разве то же самое вы не сказали бы и об Иванове еще вчера?
Карцев задумался:
— Да. Ты прав. Но у меня есть еще один канал. Надежный канал в ФСБ.
— Это хорошо, Игорь Иванович, но давайте лучше уж я попробую все выяснить здесь, на месте. Не получится, тогда вам карты в руки.
— Согласен! Правда, не представляю, каким образом ты сможешь сделать это!
— Да уж как-нибудь постараюсь.
— Хорошо, работай. Когда еще выйдешь на связь?
— А когда получу нужную информацию, тогда и выйду. Вновь через Захарова.
Отключив радиостанцию и положив ее в карман, Москвитин ускорил шаг, сближаясь с Лопыревым. Тот шел не оглядываясь и не слышал разговора Москвитина с Карцевым. Андрей, сократив дистанцию до десяти метров, начал внимательно осматривать склон перевала, тянущегося справа. Увидел еле заметную и петляющую крутым серпантином звериную тропу.
Крикнул Лопыреву:
— Стой, Лопырь. Привал!
Старший лейтенант послушно остановился, присел на ближайший камень. Протер лицо носовым платком, закурил. Москвитин подошел к нему.
— Двадцать минут отдыха, Степа, и пойдем на очередную вершину!
— Вы считаете, здесь можно подняться?
— Оглянись. Увидишь тропу. По ней и поднимемся.
Утро 17 июня началось для генерала Оболенского с телефонного звонка. Аппарат выдал сигнал в 8.00, когда руководитель Службы завтракал. Он включил свой мобильник:
— Алло!
— Доброе утро, Петр Константинович!
Оболенский узнал голос Остапова:
— Доброе, Борис Борисович!
— Как бы нам встретиться?
— Срочное дело?
— Да.
— Назови где, я по пути на службу заеду.
— Давай в 8.45 на Таганке, прямо возле театра.
— Договорились. Надеюсь, предстоящий разговор неприятных сюрпризов не принесет? Не хотелось бы с них начинать день.
Генерал-майор авиации успокоил руководителя спецслужбы:
— Не волнуйся и неприятностей не жди. До встречи.
Не успел Оболенский отключить сотовый телефон, как раздался сигнал вызова на аппарате спутниковой связи, пробиваясь через кожаную обшивку кейса, ожидающего хозяина в прихожей. Это уже из Чечни. Кто? Джура? Да вроде больше и некому. Но что вынудило Дахашева звонить самому и утром? Неужели как-то проявил себя Москвитин? Но что гадать. Сейчас все узнаем!
Забрав «дипломат», генерал прошел в кабинет и только оттуда ответил:
— Слушаю.
— Здравствуйте, Петр Константинович! Иванов на связи.
Оболенский удивился:
— Иванов? Что случилось, подполковник?
Начальник штаба отряда доложил:
— В 4.00 на меня вышел старший лейтенант Лопырев.
— Что???
— Так точно! Степан, собственной персоной.
— Каким образом это ему удалось?
— Он не сообщил, обещал разъяснить обстановку позже, когда сможет еще раз связаться со мной.
— Откуда у него взялась радиостанция? Ведь мои офицеры не были оснащены ими?
— Не знаю, Петр Константинович. Но Лопырев имеет возможность связываться с отрядом, а это значит, что используется станция «Гарпуна».
— Что сообщил Лопырев?
Подполковник Иванов передал суть утреннего разговора с непосредственным подчиненным Оболенского. Тот, выслушав и немного подумав, переспросил:
— Так, значит, Москвитин держит путь на север? К неизвестному аулу, в котором якобы у Москита имеется надежное убежище?
— Так точно!
— Непохоже на офицера особого применения! Если он решился на побег, то не для того, чтобы где-то отсиживаться, да и вариант с аулом выглядит как-то сомнительно. Когда Москит, а главное, в каких целях, успел оборудовать убежище, да еще в чеченском селении?
— Не могу знать, товарищ генерал!
— Это понятно, что ты не можешь знать об этом. Ладно, доклад принял, а тебе, как только Лопырь еще раз выйдет на связь, тут же переключить на меня, ясно?
— Так точно.
Генерал отключил аппарат, вернув его в кейс.
Охранник доложил о прибытии служебного автомобиля.
Оболенский спустился во внутренний двор своего богатого особняка, где у входа стоял до блеска вылизанный «Мерседес». Ничего не скажешь, умел водитель-прапорщик Хомяков следить за техникой.
Генерал сел на заднее сиденье. Дверцу за ним услужливо захлопнул охранник, который до этого и открыл ее перед хозяином.
Прапорщик спросил:
— На службу?
— Нет. К Театру на Таганке. Встанешь на стоянке у касс.
Шикарная иномарка бесшумно выкатилась за пределы территории не менее шикарной усадьбы руководителя одной из антитеррористических служб страны, чья официальная зарплата составляла чуть более пятнадцати тысяч рублей. Особняк же тянул как минимум на миллион… долларов. Но у спецслужб свои секреты! На то они и секретные!
«Мерседес» остановился у театра в 8.40. Водителю удалось обойти многочисленные пробки, которыми в это время постоянно забита Москва. Машины генерала авиации не видно, но до назначенной встречи еще пять минут. Оболенский решил прогуляться. Но не успел сделать и с десяток шагов, направившись к афишной тумбе, как за «Мерседесом» остановилась «Волга» Остапова. Летчик тоже вышел из машины, пошел к нему. Встретились, поздоровались. Оболенский спросил:
