стал бы на твоём месте говорить. Вот добью обоих и отволоку в «зелёнку». До весны под снегом погреетесь, а там найдёт сельский механизатор. И думаешь, кто-то будет заморачиваться с экспертизой, чьи это трупешники? Так и уйдёте двумя укропами…
– Не убивай, – быстро проговорил оппонент. – Не подумавши сказал, прости.
Ох, не любил Кравченко таких вот деятелей! Не в том даже дело, что трусом оказался «казачок». В том, что – падальщик. Готов грабить и убивать слабых, а встретив отпор от сильного, лебезит перед ним и раболепствует ради спасения своей никчёмной жизни.
Он уже процентов на девяносто понял, с кем имеет дело. Видимо, и впрямь залётные. Даже и от Зимина. А может, и просто шантрапа, которой тоже в количествах собралось на Луганщине. Прямо в этих местах, в Краснодоне. Подальше от фронта. Осталось только убедиться в этом окончательно. И главное, выяснить, отчего они за ним охотились. Ещё ему и с этой стороны врагов не хватает? Или они тоже на уцелевших карателей из «Айдара» трудятся?
Но сперва надо было нейтрализовать второго. Тот по-прежнему лежал неподвижной тушкой. Автомат, правда, откинул в сторону. То есть в сознании и понимании человек. Но почему молчит?
– Эй, неразговорчивый! – позвал его Алексей. – Сюда ползи, если в состоянии. Не то выстрелю. Для гарантии безопасности.
– Ты мне руку отстрелил, – стонущим голосом ответил «неразговорчивый». – Не смогу я доползти. Не стреляй, я не сопротивляюсь.
– Раз можешь не орать, а молчать, значит, ничего я тебе не отстрелил, – наставительно ответил Кравченко. – Поцарапал, разве что.
Он встал, сторожко – вдруг гад только прикидывается сильно раненным? – подошёл ко второму. Нет, попал грамотно. Ключицу парню перебил. Чем хорош ПМ. АК или стечкин с такого расстояния ключицу ему просто вынес бы! Не говоря о ТТ.
Кстати, о ТТ.
Он общупал раненого на предмет другого оружия, извлёк штык-нож. Стыдоба! Вот тоже голь-моль перекатная, по дорогам разбойничать собралась.
Затем, ухватив за шиворот, отволок его к первому. Конечно, парень вполне мог бы идти и сам, но нечего его выводить из шока раньше времени. Потом взял за шиворот уже обоих и потащил их к обочине. Хорошо, что подледенило за эти дни, нетрудно стаскивать с дороги два тела. Но ноги скользят, что досадно.
Тела хныкали и пытались сопротивляться. Видать, вправду решили, что он их сейчас кончит. Но пара несильных ударов по раненым частям организма заставила злодеев повиноваться. Такое нередко бывает, знал Кравченко: перспектива смерти всегда кажется отдалённой, даже тому, кого допрашивают в полевых условиях. Вернее, надежда заставляет верить в то, что жизнь не кончится. Смерть до самого конца кажется абстрактной. Она просто не умещается в мозгу.
А вот боль – она конкретна. Она здесь и сейчас. Потому даже и пойманные в деле, в бою диверсанты почти всегда раскалываются и говорят всё. Даже зная, умом зная, опытом своим спецназовским, что в живых их никто оставлять не будет.
Но боль конкретна.
Вести допросы в полевых условиях Алексея тоже учили. Так что не прошло и пяти минут, как он знал, что не ошиблась его интуиция. Да, ребята вышли на дорогу, чтобы, как это называется на языке Уголовного кодекса, просто поразбойничать. Нападение в целях хищения чужого имущества, совершённое с применением насилия или угрозой его применения. Да, ребята действительно зиминские, но тут недавно, не во всё въехали. Потому ошиблись в определении, кто сейчас перед ними оказался. Нет, зашли из России. Со Ставрополья. Нет, гаишниками не были, но много раз видели, как те работают. Сидели, да. Откинулись, решили, что на войне можно подняться. Решили немного срубить бабла. Нет, не в первый раз на дороге встали, второй, но не больше, клянёмся.
И главное: нет, мы на вас не охотились. Мы вас впервые видим, никакого задания не получали! Нет, не с укропами! Нет, никакого «Айдара»! Нет, мы вообще за ЛНР пришли воевать!
И что с этими ушлёпками делать? Даже не бойцы. Точно, охлопье, которое вышло приподняться. Неплохо, кстати, придумали: по нынешнему времени возвращение блок-поста никого не удивит. Значит, граждане останавливаются, досматриваются, добровольно лишаются части имущества. Или насильственно. А потом рассказывают всякие вещи про луганских бандитов, захвативших власть в области.
Ненавижу! Слизняки, блин! Уркаганы, м-мать! Прилетели на горе да страдания человеческие, чтобы крови напиться!
И что с ними делать? Из зиминских он не знал никого. Вызывать комендатуру? Местную? Глупо, да и не в его нынешнем положении. К тому же Мишка рассказывал пару недель назад, как тут местные ребятишки аж танки вывели, чтобы отбить склады своей контрабанды, захваченные спецназом официальных властей. Танки! Неучтённые танки!
Ещё кого звать? Комендатуру из Луганска? Тоже смотря на кого нарвёшься этой ночью… Томича, разве что, дёрнуть? Так это глупо. И не по рангу. А по цепочке передаст – так та же местная комендатура и приедет. И с радостью примет. Поймали бэтменовского боевика!
Милицию? Опять же – только в нынешней ситуации и в нынешнем его положении с удовольствием и примут! И выпустят в лучшем случае после того, как Мишка вернётся и обеспокоится, куда пропал его друг. Только уже без ливера выпустят – под кем тут краснодонская милиция ходит, лично ему, Бурану, неизвестно. Под тем же Зиминым – к бабке не ходи, раз уж у него тут всё вплоть до танков схвачено…
В МГБ, тем более что и машина – их? Самое мудрое, но ведь Кравченко там только Митридата и знает столь близко, чтобы доверять. Для остальных он там – сегодня, особенно сегодня! – добротная добыча в виде всё того же бэтменовского боевика, к тому же вступившего в перестрелку на дороге…
В общем, ребятишки, и хотелось бы законные процедуры соблюсти, но не то здесь место, на войне. И главное – не то время. Ещё вчера просто позвал бы штатных правоохранителей. А сегодня – стрёмно. Придётся самому тут стать для вас и законом, и судьёй. Как при Сталине, если офицер пристрелит бандита. Ещё и благодарили.
А о происшествии доложит потом. Когда машину Костяну возвращать будет, водителю гэбэшному. Как раз по принадлежности – их машину отнять хотели. А он – о! точно! А Кравченко – защитил!
Он поднялся на ноги. Тронул легонько старшего носком ботинка:
– Быстро оба перевернулись на живот!
Старший заворочался, меся снег здоровой ногою. Второй заныл, заканючил что-то, тихо и жалобно.
– Не бойтесь, живы останетесь, – успокоил их Алексей.
После чего дождался, когда они примут веленую позу, и выстрелил два раза.
По ягодицам.
– Перевязывайтесь, – сказал он в ответ на вскрики. – Кровью истечёте.
