— Айда, — по привычке позвал он меня за собой. И направился в уже известный мне сад. Где и уселся на скамейке под развесистой яблонькой, за деревянным столиком.
Я пристроилась напротив хозяина. Тот услужливо придвинул мне миску с клубникой (уродилась она, видимо, у него в этом году), но на данном этапе ягоды меня мало волновали.
Я достала из кармана джинсов две фотографии, взглянула сначала сама на них, а затем, выбрав одну, протянула собеседнику.
— Посмотрите. Это ваша дочь. Вернее, прошу прощения, падчерица.
Он осторожно взял снимок, словно боясь, что Марина неожиданно сейчас материализуется, выпрыгнет из фотки и набросится на ненавистного ей человека, с которым спуталась много лет назад её мать.
— Н-да, — снова поскреб он подбородок, внимательно глядя на фотографию. — В общем, мало изменилась. Такая же красавица. Н-да. Ну совсем не изменилась. Хотя и десять лет уже прошло.
— Снимок сделан несколько раньше. Года три назад.
— А? — Он встрепенулся, прерывая свои воспоминания. И с недоумением посмотрел на меня, будто я только что сморозила несусветную чушь. Затем, всполошившись, залепетал: — Да-да, хотя… Всё равно. Словно и нет этих лет. Словно и не видел ее столько. Вот, кажется, совсем недавно расстались.
— А эта как? — Стараясь говорить как можно спокойнее, я в ту же секунду пододвинула к нему вторую фотографию, на которой также была Марина, но несколько иная, в другой одежде, выходящая из универмага с сумкой через плечо.
Отчим Марины положил первый снимок на стол и взглянул на второй. Сначала на его лице ничего не отразилось. Он придвинул фотографию к себе поближе и вгляделся. Не удовольствовался этим и, подхватив снимок, поднес его к глазам, прищурился.
Что-то ему не понравилось. Он отодвинул снимок от себя и снова взглянул на него; Затем перевел взгляд на меня.
— Ну, вроде Марина. А что?
— Уверены? — Я тут же с усмешкой задала каверзный вопрос: — А если я скажу, что это не она?
Моя каверзность достигла цели.
Отчим Марины побелел, затем покраснел, после чего крякнул, схватил уже обе фотографии и принялся смотреть то на одну, то на другую. Потом бросил их на стол, поднялся и гаркнул:
— Посиди-ка. — И поспешил к дому.
Через несколько минут вернулся с огромным бутылём, в котором плескалась тёмно-коричневого цвета жидкость, и двумя стаканами.
— Бражка. Собственного розливу, — прокомментировал хозяин, водружая свою ношу на стол.
— Не пью, — заявила я. — За рулём.
— Зато я не за рулём, мил девица, — хохотнул хозяин и плеснул жидкости в гранёный стакан, плеснул по самые берега.
«Хукнув» в сторону, он мощными глотками осушил стакан, поставил его со стуком на стол и уселся на прежнее место, облегченно вздохнув.
Посмотрел на меня внимательно и наконец задал вопрос, который его в данный момент шибко заинтересовал:
— Ты кто такая будешь, а? Из милиции — или ещё как?
— Или ещё как, — отозвалась я. — Я по просьбе мужа Марины. Беспокоится он очень за неё.
— А что так? — удивился собеседник. — Что там за неё беспокоиться? И почему сразу так не сказала? А то — весточку, понимаешь ли.
— Были на то причины. А беспокоится её муж именно из-за этого. — Я кивнула на два снимка. — Ему кажется, что Марины… как бы две.
— Кажется, говоришь? — не поверил хозяин дома. — Ну и почему? Что именно сейчас? Десять лет не казалось, а тут на тебе, да?
— Я понимаю, Марина по большому счёту вам безразлична…
— Ничё ты не понимаешь, мил девица. — Он неожиданно насупился и тяжело задышал через ноздри, точно паровоз. — Не безразлична она мне. Хотя и наплевала — в первую очередь на свою мать. Но зла на неё я не держу. Сами грешны, чё на других головой кивать. Однакось к матери за эти годы могла бы хоть разок приехать. Вот она, гордыня…
— У неё ведь есть сестра, да? — задала я вопрос, ради которого, собственно, и приехала.
— Нет у нее никакой сестры, — отмахнулся, хмурясь, отчим Марины. — Говорил я уже об этом. Одна она у Анюты.
— А кто ж у нее есть? — едва не вспылила я.
— В общепринятом понимании — сестры нет, — тут же поправился он, делая над собой усилие.
— Да?! А в каком же понимании есть?
Он снова наполнил свой стакан. Сделал очередных несколько глотков, крякнул и продолжил:
— В каком понимании?.. Ладно. Раз такая музыка пошла — слухай сюда… В молодости Иван, то бишь покойный муж Анюты и отец Марины, он был видным кобелем. Анюта была влюблена в него. Да и не только она. Он был хорош собой. Хотя и Анюта тоже была ничего, это сейчас черт-те что. Ага. юю Шибко запал он ей в душу. И вот как-то в дождь оказались они в поле одни. Анюта и Иван. Ну, Иван-то что? Он ещё и под градусом маленько тогда был. Говорит, переждём дождик-то у скирды. Анюта и рада — с таким красавцем многие готовы были переждать. Вот и переждали, ага. Вделал он ей тогда, она и не супротивилась. Чё супротивиться, когда сама того хотела. А он получил, что хотел, — и айда, только его и видали. И забыл даже об этом стоге сена. Потому как сам любил другую, статную красотку, хотя и не прочь был позабавиться между делом и с другими, как Анюта. Только вот… забыть-то он забыл, а Анюта не забыла. Не получилось у нее. И не то чтобы она там в уме что-то задумала. Нет. Забыть ей не позволил живот. Забеременела она тогда. Во как. Ну а родители у Анюты были тяжелы на руку, сразу к этому кобелю — и в рыло, для начала. А после — либо женись, либо тебе тут в посёлке не жить. Тут же, понимаешь, мил девица, всё на виду. Это не у вас в городе — напортачил и исчез. Тут не… Так не получится. Короче, взяли они Ивана в оборот. Ну и пришлось тому свадебку сыграть. И выйти за нелюбимую Анюту. Вот так вот… Через положенное время родилась Марина.
Рассказчик замолчал, перевел дух и вновь приложился к стакану, допивая остатки. Бражка развязала хозяину язык, сделала словоохотливым. Что ж, для меня то было неплохо. Узнать я хотела многое.
— На первый взгляд казалось, что все ладно получилось. Аня замужем. Дочь имеет отца. Ан нет. Не всё так просто вышло. Свою любовь, эту статную красотку, он, как оказалось, не позабыл и, более того, не собирался бросать. В результате — через год после появления Марины у другой девицы из поселка рождается девочка. К сожалению, у той красотки родители оказались не такими шустрыми, заметили беременность дочери поздно, а та, как назло, была с гонором и до последнего не говорила, кто ж это ее так уделал. Хотя слушок, конечно, пошёл, ох пошёл. Ну, в общем, замяли как-то… А вернее, быстренько оженили брюхастую девицу на плюгавеньком мужичонке, который был без ума от той крали и готов был выскочить за нее, не смотря ни на что… Вот таким путём.
Мужик ухмыльнулся, как бы подводя черту под своей мелодрамой. Действительно, расплакаться можно. Не только, оказывается, в Мексике могут реветь.
— Вот так и появилась вторая. — Он ткнул пальцем в снимок, на котором была запечатлена с сумкой на плече Марина… или не Марина? — Поначалу всё вроде бы было тихо. Страсти улеглись. Иван продолжал жить с Анютой. Его полюбовница — со своим. А потом все выявилось.
— Что выявилось?
— Детишки-то росли. И у первых, и у вторых. И в конце концов скрыть сие стало невозможным.
— Хорош говорить тайнами.
— Да какая ж тайна? Похожи были эти две девчонки одна на другую. Как две капли воды. Словно две близняшки. Только одна старше на год. Обе в отца, кобеля этого, ничего от матерей не взяли — ни одна.
— Значит, всё-таки сестра есть у неё, — выдохнула я, наконец расшифровав мучившую меня загадку.
— Ну, не совсем. Только по отцовской линии.
— И что же дальше было?
— А что дальше? Жили они и жили. Марина росла спокойной девочкой. Училась хорошо. В общем, не нарадоваться. А вторая, Райка, — та была наоборот. Задира, лезла, хоть и девка, в драки, короче, не приведи Господь.
— Они дружили? Марина и эта — Рая?
— Что удивительно — да. Анюта, конечно, была против той дружбы. Она ж, ясно, знала, откуда такая схожесть. Да и люди за спиной шушукались. А затем, когда Рае исполнилось лет четырнадцать, мужчинка, за которого вышла красотка, помер, и та, недолго думая, собрала манатки, взяла дочку и уехала. Не смогла она, овдовев, жить в одном поселке с Иваном — наверняка любила дурня по-прежнему. И он её любил, по всей видимости. Потому как, когда той не стало, запил сильно. И через три года хлобыстнулся с высотки. Оставив Анюту с дочерью одну.
— Угу… — Я в задумчивости барабанила пальцами по столу. — И куда уехала та, что с Раей?
— Не знаю, мил девица. И никто тебе не скажет. Даже своим родителям она ничего не сказала — словно желала исчезнуть навсегда из этого поселка, бесследно.
— А как Марина отнеслась к тому, что уехала Рая?
— Так что ей — дети они ж еще были.
— Уже не дети. Рае было на тот момент четырнадцать, а Марине, как следует из вашего рассказа, — пятнадцать. Вполне смышленые люди.
