Но я предпочитаю промолчать. Ничего страшного пока не произошло, запас времени у нас еще есть, так к чему лишний раз трепать себе нервы, и без того изнасилованные по полной программе за последние сутки.
— Что читаем с таким увлечением? — Тамара подходит сзади, опирается ладонями на подлокотники моего кресла и, подавшись вперед, вперивается взглядом в экран монитора, на котором отображены полтора заключительных абзаца файла № 3. — «Надеюсь, любимая, ты не станешь меня осуждать за то, в чем сейчас тебе исповедовался, — ерническим тоном выхватывает она одну из последних фраз, — ведь, чтобы не начать пускать пузыри (и не утащить, кстати, на дно за собой и тебя), я вынужден был плыть по течению и существовать по тем волчьим законам, которые в последние годы установила нам жизнь». Ах, какая велеречивость! Это ты, что ли, чья-то «любимая»? Кого ты не должна осуждать за то, что не стал пускать пузыри и был вынужден жить по волчьим законам?
— Это послание Богданова дочке, которое мне передали в Гибралтаре вместе с документами на наследство. — Я достаю CD из сидюшника и запускаю программу форматирования винчестера. Хотя никаких секретов там, вроде, и нет, но лучше застраховаться от любых неприятных случайностей. А вдруг мы с Тамарой, пользуясь этим компьютером больше двух месяцев, «забыли» в нем какую-нибудь информацию, которая может оказаться ой какой интересной для Андрюшиных боевиков. В том, что, заявившись сюда и не найдя здесь никаких наших следов, они первым делом полезут в компьютер, я даже не сомневаюсь.
— И что интересного пишет Василий Сергеевич, в чем исповедуется? — Тамара отлипает от кресла и начинает у меня за спиной шуршать пакетами, в которые я утрамбовала все наши бебехи.
— Еще не дочитала.
— Дашь потом мне?
«…ни в коем случае ни только не давай никому этот диск, не упоминай о его существовании даже самому дорогому тебе человеку!!» — сразу всплывает в памяти недавно прочитанный строжайший наказ Василия Сергеевича.
— Дам, — отвечаю я.
Вот только сначала основательно отредактирую этот CD, вымараю из него всё, о чем должна знать только я, оставлю лишь одну шелуху. Потому что прав Богданов. Не стоит дарить то, что по своей широте душевной тебе вдруг подкинула жизнь, даже самой верной подруге. Кто знает, как всё еще может обернуться в дальнейшем?
«Помни: очень часто близкий друг превращается в самого ненавистного, заклятого врага. Всё в этой жизни неустойчиво, как в топком глубоком болоте. Верить нельзя никому!»
В этом я убедилась еще миллион лет назад. И запомнила это одно из первых правил нормального волчьего сосуществования на всю оставшуюся жизнь.
— Найду время, сама дочитаю и тогда дам тебе, — повторяю я свое обещание, аккуратно укладывая диск в сумочку. — Хотя там ничего интересного. Сопли, слюни, эмоции. Излияния в горячей отцовской любви… Всё, Тамарища, валим из этой ловушки! К чему нам дожидаться прихода охотников!
…Светло-бежевое пальто от Пьера Кардена, купленное в одном из бутиков на Невском за три тысячи баксов (подарок Андрюши) — на плечи.
Стройные ножки, обтянутые колготками «Леди Феррари», — в коротенькие полусапожки «Ферранте» из коричневой замши. Сумочку из крокодиловой кожи и с «крокодильчиком» от «Лакоста» — под мышку.
В правую руку — спортивную сумку с адидасовском лейблом, в левую — один из пакетов (с лейблом какого-то гастронома).
Тамаре, застывшей на пороге моей бывшей комнаты с другим пакетом в руках, — последнее указание: «Прихвати на кухне сверток с объедками. Выкинешь по дороге… И порулили. Не хрен тянуть!»
— Присели бы на дорожку.
— Порулили!!! Три часа ночи! С минуты на минуту жди незваных гостей… Том, ты случайно ни знаешь, где сейчас можно оформить симку для сотового?
Она, конечно не знает. Но зато, пока мы, две нагруженные вещами мешочницы, спускаемся по лестнице и усаживаемся в машину, успевает мне доложить, что рядом с нашим будущим домом есть отличный ночной магазин, где мы можем затариться хавчиком. А еще я узнаю от Тамары о том, что риэлтера, который помог ей так быстро найти подходящую хату, зовут Николаем, и он «просто очаровашка».
«Понятно, почему тебе на обратный путь потребовалось два с половиной часа», — многозначительно улыбаюсь я и, развернув «А-шестую», не спеша направляю ее к выезду из военного городка. И облегченно вздыхаю, вырулив на пустое ночное шоссе. Андрюша достать меня не сумел. Я успела свалить — без падений и травм преодолела очередное препятствие в своем стипль-чезе по жизни.
Правда, сколько их еще впереди, этих проклятых препятствий!
Страшно подумать!!! Вот только, ни о чем подобном думать не хочется. Обо всём, что угодно, но не об этом. Надо отвлечься, а то от обилия проблем уже закипают мозги.
— Hello, Тамара! Чего замолчала? Давай-ка выкладывай, чем занималась с очаровашкой риэлтером на новой квартире. Всё, без утайки. Со всеми подробностями. — Я немного приглушаю звук магнитолы и чуть-чуть посильнее нажимаю на педаль газа.
Стрелка спидометра радостно устремляется к отметке «180».
ТАМАРА АСТАФЬЕВА (НАПАРНИЦА)
1999 г. Август
«Рубаха-парень» Петр в течение полутора часов, пока ехали до «Простоквашина», к удивлению Тамары почти не разговаривал. Лишь коротко и по-деловому ответил на несколько вопросов своей спутницы, да в самом начале, когда они только садились в обшарпанную белую «Ниву», сообщил:
— Машину пришлось одолжить у приятеля. Свой «Опель» я, боюсь, всё-таки засветил. Так что придется немного поездить на этом ведре. Достань из бардачка конверт, посмотри фотографии. Должна же ты знать, как выглядят «твои родной дядя и бывшая опекунша». — Детектив закурил зловонную сигарету и, воткнув в магнитолу кассету, наполнил салон «Жигулей» не менее зловонной попсой.
«Ха, я раньше считала, что такую муру слушают только тринадцатилетние мокрощелки, но уж никак не серьезные мужики, — брезгливо поморщилась Тамара, достала из бардачка пухлый конверт из плотной бумаги и принялась перебирать цветные снимки. — И уж, тем более, не частные сыщики!»
Фотографий оказалось не менее сорока, и все они, как одна, оказались отменного качества. Было понятно, что большинство из них сделаны с очень приличного расстояния, но при этом, конечно, использовался телеобъектив. К тому же, каким бы Петр мог быть детективом, если по совместительству не был бы хорошим фотографом?
Светлану Петровну Тамара узнала сразу. Да и как было не признать в слоноподобной бабище с коротким ежиком бесцветных волос ту самую Толстую Задницу, рассказами про которую прожужжала все уши Виктория.
Вот Светлана Петровна, словно специально позируя фотографу, замерла, кажется, всего метрах в трех от него. Взгляд маленьких глазок направлен прямо в объектив. На заплывшей жиром физиономии выражение недовольства. Густые брови грозно нахмурены. Массивный бюст…
«Как у Саманты Фокс», — непроизвольно отметила Тамара…
…решительно выпирает вперед. На толстухе тесное летнее платье, которое лишь слегка прикрывает колени.
«Если она с подобной фигурой покупает себе такие „ночные рубашки“, да еще и рискует в них появляться на улице, то с головой у нее, явно, не всё в порядке. Или привыкла к тому, что все смотрят на нее, как на огородное пугало, и на мнение окружающих ей давно начихать? Я бы на ее месте предпочла какой-нибудь свободный балахон до земли. Вот только, не приведи Господь когда-нибудь раздаться в ширину до подобных размеров!»
Следующая фотография: Светлана Петровна, уже одетая более или менее сносно (в темно-бордовый деловой костюм), собирается сесть в свой серебристый «Патрол». На этот раз она стоит спиной к фотокамере, зато на снимке отлично запечатлелась круглая рожа галантно открывающего ей правую переднюю дверцу здоровенного лба лет тридцати…
«Телохранителя и шофера», — догадалась Тамара.
…не менее толстого, чем хозяйка. С таким же коротким ежиком пегих волос, как и у Светланы Петровны. Выше ее примерно на полголовы, хотя, как известно, толстуха маленьким ростом не отличается.
«Интересно, кроме охранника и водилы, какие обязанности еще исполняет этот верзила? Вроде бы, ясно, какие, вот только даже моей извращенной фантазии не достает, чтобы представить этих мастодонтов в кровати. Тьфу, гадость!»
Еще несколько фотографий толстухи:
Светлана Петровна в длинном домашнем халате на крыльце своего трехэтажного коттеджа из красного кирпича;
Светлана Петровна (в том же халате) на балконе в компании лысого типа лет пятидесяти, наряженного в строгий черный костюм, но без галстука.
— Это и есть Игнат Анатольевич? — пробормотала Тамара, стараясь запечатлеть в памяти невыразительную физиономию мужика.
Петр на секунду скосил глаза на фотографию.
