Одно другого стоит.
Пожалуй, я все же излишне переволновался из-за этих двух быстротечных встреч с представителями общественности. К тому же мои электронные часы показывали уже «двадцать три тысячи восемь», а это означало, что девушки определенно припозднились. «Надо покупать радиотелефон». — Заглотив прямо у одного из работавших еще ларьков бутылочку транквилизатора «Степан Разин — темное», я решительно зашагал к дому, ничуть не сомневаясь в том, что там меня ждет намотанное на автоответчик очередное сообщение сумасбродки Алешки о непредвиденной задержке.
Дамы настолько привыкли к вынужденным паузам, что позволяют их себе и по собственному произволу. Еще пока я поднимался в лифте, аккумулировавшееся где-то внутри меня раздражение — итог бесполезного ожидания и обоих диспутов — наконец нашло себе достойный выход в самом привлекательном направлении. Даже солодовый транквилизатор не смог его утранквилить! И, входя в темную квартиру, я уже ругал загулявшую Аленушку так, что если бы она в это время сдавала свой очередной экзамен, пятерка ее бы не миновала.
Я включил автоответчик. Кроме двух или трех достаточно пошловатых шуточек и еще одного приглашения «рвать в «Штирс» пока не поздно», адресованного какому-то «пьянице и дебоширу», без которого «им», видите ли, «скучно», на пленке ничего не оказалось. «Нет орхидей для мисс Блэндиш!» — утверждение, с которого Чейз начал свою карьеру, показалось мне вполне уместным и своевременным для цитирования:
— Ни орхидей, ни Аленушки…
В состоянии выбора я подошел к столу и, открыв центральный ящик, уставился на дробовой револьвер марки РЖ, производство Германии.
Как бы ни загуляла, как бы ни разошлась, как бы ни напилась моя подружка, на какое бы увеселительное мероприятие ни пригласили бы ее, она все же должна была бы предупредить меня об отмене визита. С учетом того, что даже такой спокойный и уравновешенный человек, как я, простояв на улице с полчаса, успел нарваться на пару не слишком приятных приключений, красивой безалаберной девчушке, по этим темпорам и морам, наверняка могло повстречаться куда' больше любителей эротических авантюр.
Праздновавшие что-то свое, сугубо личное подростки с верхнего этажа на весь двор врубили «ретро», давнего Гребенщикова: «Где ты сейчас, с кем ты теперь… " В спальных районах хорошая акустика — очевидно, хитро спланированная проектировщиками для того, чтобы хоть как-то излечить честных тружеников от тяги ко сну. Печальный гимн бесполезному рукоблудию разнесся по двору, проник в мою комнату сквозь открытое окно вместе с сильным и грубым порывом ветра и поселил в моей душе — очевидно, давно уже погибшей, — беспокойную тоску и иррациональную тревогу. «Аленушка, герл-ска-ут, эротическая пионерка, актерка-мальчишка, возвышенная моя пьянчужка, где же ты теперь? Что случилось? Какая неожиданность помешала тебе предупредить меня об увлекших тебя на новые дороги внезапных вечерних встречах?» — романтически взгрустнул пытаясь одним глазом следить за световым сигналом телефона, а другим продолжая фиксировать револьвер РЖ.
В результате я чуть не окосел.
И еще больше встревожился. Конечно, я и мысли не допускал, что с Алешкой могло случиться что-то серьезное. «Скорее всего, зацепилась в «Тыр-пыре» языками за каких-нибудь психоделических мальчиков, — предположил я, — но какое свинство не предупредить меня, такого исполнительного и нервного, об изменении планов?»
Я уже позабыл о том, что у меня имелись, основания считать себя «спокойным и уравновешенным человеком».
«Ты же прекрасно знаешь, малышка Алешка, что меньше всего на свете я люблю неопределенность… и предательство, частицу которого можно найти в любой исходящей от друга неопределенности!»
Нас с Аленушкой никто не мог бы назвать любовниками или влюбленными. Как говорится, совместно проведенная ночь — не повод для знакомства, тем более — для любви. Поэтому, несмотря на несколько совместных ночей, подробности которых (вздумай я их описать!) заставили бы любого донжуана приобрести оттенок государственного флага СССР, мы с Алешкой никак не могли называться «любовниками» в советском смысле этого слова. Мы были именно друзьями. Возможна ли дружба между мужчиной и женщиной? — На этот схоластический вопрос На самом деле существует ответ. Только один: «Без дружеского секса — невозможна! Считалось же в древних Афинах, что без секса невозможна и дружба между мужчинами… Впрочем, если читатель захочет, я напишу на эту тему целый трактат, уже не ёрническим тоном и без пошловатых шуточек. Точнее — вульгарных. Ведь наша жизнь проста, обык-новенна, как и переводится с латыни слово vulgaris.
Я решительно задвинул ящик стола, в котором лежал револьвер. Пусть он и наполовину газовый, разрешение на него я все равно так и не собрался выправить, а, учитывая тот недавно проверенный мною на опыте факт, что на каждую встречу с веселыми хулиганами приходится одна встреча с представителями закона, рисковать этой ночью не стоило. Да, я собрался взять тачку и доехать до «Тыр-пыра». Мотивация очевидна: мне казалось, что если я окажусь там и, допустим, даже не смогу обнаружить Аленушку с подружкой, мне все же будет гораздо спокойней, чем сидеть здесь и ежеминутно ожидать звонка: «Извини, мы все же едем» или «Прости, мы встретили Петю и не сможем»… Но почему-то я был твердо уверен, что поймаю ее у «Тыр-пыра».
Я не знал, какого Петю они могли встретить, поэтому решительно отложил рукопись о недавних подвигах моего приятеля Атаса (того, что работает в очень серьезной конторе!) и, так и не прихватив с собой девятимиллиметровую дыроделку, решительно пошел к двери.
Я не учел одного — древнерусской пословицы «пришла беда, отворяй ворота». Или «миром правит случай, так родись везучим». Мне до сих пор не известно точно, каким я родился, подозреваю, что маленьким и не слишком начитанным, однако оказалось, что этот вечер можно было б назвать вечером невезения.
Я довольно быстро поймал тачку на углу Богатырского проспекта и Серебристого бульвара. То, что передо мной остановился старенький двудверный «БМВ-320», меня ни капельки не насторожило. Хотя должно было бы!
Внутри сидело двое, два паренька второй молодости с характерными лицами недавно умерших культуристов.
— На Васильевский, к «Тыр-пыру» — попросил я.
— Сколько?
— Червончик? — с надеждой спросил я.
— Баксов? — сострили ребята.
Эта непритязательная шутка окончательно развеяла любые возможные подозрения.
— Рублевичей! — пояснил я, пытаясь под строиться под их тон.
Ребята оказались вполне нормальными: у Шофера глаза были выпучены, как по солидной «обкурке», вокруг того, кто сидел в переднем кресле, явственно ощущалась алкогольная аура. Я-то, бедный, выпил лишь бутылочку пива, поэтому различить запах хорошего коньяка мог!
— Садись! Хотя мы б лучше девчоночек каких подвезли, хе-хы-ха…
Не знаю, как вы, а я до сих пор верю во всемирное братство.
Поэтому я без задних мыслей опустил свой зад на заднее сиденье их тачки. И даже то, что во фразе, описывающей это мое действие, явно наличествовала сплошная задница, меня не насторожило.
На заднее сиденье. Без двери. Выскочивший из машины парень вернулся на свое место рядом с водителем, дверца хлопнула, и я оказался в ловушке. Тут я не учел уже двух моментов. Того, о котором я только недавно вспоминал («пришли неудачи, так жди их не плача»), и еще того, что на мне было довольно дорогое пальто. То самое, которое заставила меня купить моя любимая девушка и которое спровоцировало сильных, смелых и ловких моего микрорайона сыграть со мной в «заиньку». По одежке встречают… и вполне могут проводить в морг.
Мы поехали в центр не совсем обычным маршрутом, через Новую деревню, но поскольку цена была уже оговорена, я волновался только за время. И поэтому позволил себе поторопить водителя:
— Шеф, я вообще-то спешу!
Они отреагировали более чем странно. Приятель водилы как-то замысловато прищелкнул пальцами, и мы остановились сразу за Серафимовским кладбищем. А у меня под подбородком оказалось что-то очень острое и холодное. Я чуть не заплакал от обиды: «Опять!»
— Дай ему по балде, Стас, — вежливо попросил о дружеской услуге тот парень, что сунул мне ножик под подбородок. Рука зла-тозубого шофера успела начать угрожающее движение, когда я аккуратно прошептал:
— «Астратур»…
Они замерли. Теперь стоило попытаться их рассмотреть. Как я и говорил, у обоих были характерные лица погибших от удушения культуристов. Водилу Стаса не отличало ничего, кроме золотых зубов, а у его приятеля и, видимо, босса оказались удивительно топорщащиеся бакенбарды по бокам плоской, словно расплющенной, морды, как в фильмах! И перстенек белого металла на безымянном пальце правой руки. Той самой, в которой он и держал свой кнопарь.
