То же самое непрерывное «галопом по Европам», но только на этот раз продолжительностью в две недели, происходило у нас с Катюхой. Ее бурная фантазия и неуемный темперамент, казалось, не имеют границ. Предложения, как именно с максимальной эффективностью и кайфом провести следующие сутки, сыпались словно из рога изобилия. Их абсолютное большинство – кроме разве что секса – требовало финансовой подпитки, порой – весьма внушительной. Впрочем, что значили несколько тысяч долларов по сравнению с тем богатством, путь к которому, как казалось, уже был выложен перед нами ковром из розовых лепестков? Спустя три дня после возвращения из Риги я при помощи опытного посредника за весьма приличную сумму продал красавец «БМВ» и купил напрочь укатанный, но кое-как приведенный в порядок жигуль-«копейку». Тачка была необходима нам с Катюхой для короткого автопробега по маршруту Санкт-Петербург – Псков и обратно. Туда должна была приехать за мной сама малышка, назад же предполагалось возвращаться вдвоем, с тяжелым кейсом, набитым баксами. ВАЗ держался вполне сносно для своих пенсионных двадцати лет, но было очевидным, что жить ему оставалось недолго. В любой момент могли сдохнуть движок или ходовая. Поездив на таратайке пару дней, я принял решение поставить жигуль на платную стоянку, где он будет спокойно дожидаться своего – и нашего – звездного часа, когда Катя сядет за руль и погонит машину в Псков.
Где мы только не были! Уйма самых разных магазинов, пропахшие травой и заваленные шприцами дешевые дискотеки для отмороженных юнцов, рок-концерты, как официальные, так и условно-закрытые дорогие ночные клубы и рестораны, голландский парк аттракционов, хоккей, международное шоу высокой, блин, моды и парикмахерского искусства, выставки японской икебаны и африканских экзотических тварей, – одним словом, все, чем' может занять себя парочка не обремененных работой, комплексами и заботами о хлебе насущном молодых людей. За все это время ни я, ни тем более Катя ни разу ничего не готовили, не стирали одежду и уж конечно не занимались уборкой в квартире. Получив от меня щедрый аванс, все эти бытовые хлопоты взяла на себя соседка и домработница Мария Ивановна. Я сообщил ей, что нашел очень хорошую работу и в скором времени мы с Зайкой отправляемся в длительную зарубежную командировку, в Южную Америку. Квартира же все это время остается на попечении Марии Ивановны. Ей нужно иногда делать приборку, регулярно вносить квартплату и кормить рыбок, аквариум с которыми я перенес из своей квартиры в ее. На самый экстренный случай, если в течение ближайшего года мы не вернемся в Питер, я оформил соседке у нотариуса доверенность на право сдачи квартиры внаем и выдал конверт с деньгами, которых должно было с лихвой хватить на расходы и вознаграждение на весь этот период. Принимая от меня баксы, Мария Ивановна мило улыбнулась и сказала, что мы можем не волноваться и что она будет с нетерпением ждать нашего с Зайкой возвращения уже в качестве законных супругов. А то – и вообще, с пускающим слюни в люльке маленьким пухленьким карапузом. Провожая нас в «Южную Америку», добрая соседка осенила меня крестом и, вытирая платком покрасневшие глаза, ушла к себе. Перед тем, как закрыть за ней дверь, я предупредил Марию Ивановну, что Катя улетает в Аргентину чуть позже, и пару дней еще поживет в моей квартире, а перед отъездом обязательно занесет второй ключ.
Весь следующий день мы с Зайкой почти не разговаривали – нервное и психологическое напряжение от близости решающего момента буквально витало в воздухе. Прощание происходило в спальне и выдалось на редкость быстрым и бесцветным. Хмурый, я принял душ, поел, тщательно наложил на лицо грим, заказал по телефону такси и, поцеловав Катюху, со странным чувством полного внутреннего опустошения отбыл на Варшавский вокзал. До начала экса оставалось чуть больше суток.
* * *
Они вышли из того же самого мини-вэна – двое знакомых мне охранников, одним из которых был Сашка Жук, и блондинчик-курьер со свободно болтающимся в руке, пока еще пустым серым чемоданчиком. Но если с бодигардами все было в порядке, в том смысле что никаких перемен ни в их манере держаться, ни во внешности я не заметил, то курьер сразу же привлек мое внимание. Что-то в его облике и поведении изменилось. Я, как честный американец в суде, готов был поклясться на Библии, что передо мной – тот же самый щуплый парень, которого я впервые увидел две недели назад, на обратном пути усыпил газом и, будучи не в силах отказать себе в таком удовольствии, даже слегка похлопал ладонью по щеке! Однако сегодня он выглядел как-то по-другому. Внешний лоск человека, привыкшего обтачивать ногти маникюрной пилочкой, куда-то улетучился, вместо него появилась сермяжная основательность уверенного в себе работяги, привыкшего обедать в родном слесарном цеху взятыми из дома бутербродами и бутылкой кефира, а ногти приводить в порядок исключительно при помощи зубов, когда никто не видит. Складывалось впечатление, что минувшее с момента нашей прошлой встречи время он в принудительном порядке провел в одном из загнивающих колхозов, работая на свиноферме уборщиком навоза. Стильная – или понтовая, это кому как – серьга из левого уха исчезла, вместо нее был налеплен кусочек лейкопластыря. Под глазами от хронической усталости залегли темные пятна, щеки впали. Одним словом, привыкшему выглядеть на пятерку блондинчику сейчас можно было с огромной натяжкой поставить троечку с плюсом.
Как бы там ни было, но его личные головняки, из-за которых он всего за две недели пришел в такое состояние, меня не касались. Поэтому я предпочел не отвлекаться на второстепенные детали и целиком сосредоточиться на главном. Чтобы лишний раз не мозолить глаза охранникам в СВ, сегодня я ехал в Ригу в обычном купейном вагоне, расположенном сразу за примыкающим к «люксу» рестораном. О чем совершенно не пожалел – кроме меня, в купе не было ни души. Так что если не принимать в расчет медвежий храп соседа за стенкой, дорога до латвийской столицы уже не показалась мне такой утомительной, как во время «репетиции».
Когда скорый поезд «Балтика» строго по расписанию прибыл в Ригу, у меня не было ни малейшей необходимости снимать номер в отеле. Я, как беззаботный турист с близкого отсюда Запада, решил воспользоваться шансом и посвятить световой день знакомству с достопримечательностями этого уютного старинного города, некогда заложенного в дельте Западной Двины крестоносцами епископа Альберта и позже по праву вошедшего в торговый Союз ганзейских городов. На протяжении нескольких веков подряд, вплоть до присоединения Лифляндии к Российской империи Петром Первым, красавица Рига являлась чисто немецким городом и живущие за ее пределами дикие хуторяне-латыши имели право работать здесь лишь стирающей барское белье прачкой или конюхом, выгребающим навоз из-под сытых купеческих лошадей. Вход не только в господский, но и в любой другой, принадлежащий рядовому мастеровому германцу, дом простолюдинам был строго-настрого запрещен. Так же как нахождение в пределах города в ночное время суток. С наступлением сумерек зорко следившие за соблюдением порядка педантичные немцы-стражники отлавливали всех шастающих по улицам латышей, даже тех, кто имел в Риге постоянную работу, и выгоняли за пределы окружающей город крепостной стены, после чего поднимали над заполненным черной водой защитным рвом все мосты и до первых петухов запирали ворота. Чтобы, как писали в ту пору русские летописцы, «своей скотской вонью оные дикари не нарушали чистоту сна почтенных горожан». На протяжении пятисот лет все ближайшие окрестности Риги до самого рассвета светились тысячами горящих в ночи костров, возле которых, завернувшись в лохмотья или забравшись под телегу, прямо под открытым небом спали латыши, нынешние хозяева этой гордой карликовой страны, где совокупное население даже сейчас в два с половиной раза меньше, чем в Петербурге. И только с приходом на берега Даугавы в прах разбивших германцев русских солдат местная чернь получила свободный доступ в свою нынешнюю столицу Ригу, которой они так сильно и – так незаслуженно гордятся…
Все это я знал и раньше, еще во время службы на Северном флоте, поскольку прочитал в гарнизонной библиотеке половину томов Большой Советской Энциклопедии. Сейчас же я, не обременяя себя экскурсами в историю этой страны, просто гулял по покрытым брусчаткой узким, чистеньким улочкам Старого города, разглядывая опрятные, словно игрушечные дома, остроконечные католические костелы и некогда известный на весь Союз своим чудесным органом Домский собор. На обед я заглянул в подвальчик-кафе, где с меня содрали три шкуры за чашку хорошего кофе, вязкий, липнущий к зубам черный хлеб с покрытой тмином и шелухой непрогрызаемой коркой и традиционное латышское блюдо – видимо, наследие холопских времен – толстокожий вареный серый горох с жареными шкурками от свиного сала. О том кошмаре, который весь оставшийся день творился с моим несчастным желудком после столь близкого знакомства с национальной кухней, лучше даже не вспоминать. Успокоить раздувшийся живот удалось только стаканом минеральной воды с купленной в аптеке огромной шипучей таблеткой. Однако ощутить на собственном организме, на сколько же мы – русские и прибалты – далеки друг от друга, я успел с лихвой. Так что слава богу, что разбежались. Последнее, что осталось сделать – это закрыть проложенную через Латвию экспортную нефтяную трубу, обеспечивающую почти половину дохода этой кукольной страны. Как пригретая заокеанским хозяином моська, она постоянно вякает из-за нового железного забора на временно впавшего в спячку русского Медведя. Дурная брехливая шавка забыла – наш Михаил о Потапыч хоть и ленив зело от природы, но когда его терпение лопнет – лучше сразу туши свет! Пощады не будет.
