– Что будем делать, босс? – рулевой трясся от страха и не скрывал этого.
– Прямо штурмовая армия на нас прет, – голос Хиджама слегка дрогнул, но он тут же взял себя в руки, поднес ко рту переговорное устройство и приказал: – Поприветствуйте гостей. Только не надо дырявить им борт, – предупредил Фарух. – Так, скажите, что мы их заметили и рады встрече.
Через минуту кормовое орудие сторожевого корабля послало навстречу катерам свинцовый заряд, который разорвался далеко в стороне. Однако этого было достаточно, британские катера притормозили, и тут же на сухогрузе ожила рация.
– Приказываю «Виктории» застопорить ход, а экипажу сдаться, – отдал распоряжение невидимый британский вояка, – в противном случае вы будете атакованы Военно-морскими силами Великобритании.
– Напугал-то как, – нагло ответил в микрофон Хиджам. – Кто ты такой, чтобы мне приказывать? Это я тебе, засранец, приказываю, – Фарух отводил душу по полной программе. – Убирай свои вонючие тарахтелки, и чтобы даже не думали не то что соваться ближе двух кабельтовых, а чтобы я их даже на своих радарах не видел, – посоветовал пират, намекая на то, что все системы захваченного английского сторожевика не просто функционируют, а находятся под полным контролем и подчинением морских разбойников. Сомалиец блефовал, но блефовал красиво. После боя с «томми» людей у него оставалось едва-едва, чтобы посадить на каждый корабль по десятку человек. А при таком количестве управлять боевой мощью сторожевика не было никакой возможности. Да и специалистов у сомалийца не было, но кто об этом мог знать?
– Повторяю, – рация захрипела голосом человека, оскорбленного в лучших чувствах, – приказываю застопорить ход и сдаться. Только в этом случае вам будет сохранена жизнь. В подтверждение этих слов на одном из катеров ожил крупнокалиберный пулемет, выстлав вдоль борта «Виктории» дорожку из водяных фонтанчиков.
– Ну, с ума сойти, какие наглые, – усмехнулся Хиджам, глядя на побледневшего рулевого, – прямо готовы разорвать на части. – Он снова придвинулся к микрофону. – Это я повторяю для непонятливых английских беложопых дегенератов (Фарух не знал значения этого слова, но оно ему особо нравилось – его часто так поругивали, только цвет был черным): пошли вон отсюда! Надеюсь, вы хорошо видите контейнер на левом борту «Виктории»? – поинтересовался сомалиец. – Так вот, за борт он сбрасывается одним движением моего пальца. И, соответственно, автоматически срабатывает взрыватель. Что в контейнере – вы знаете, я надеюсь. Поэтому хочу вам сообщить, что, если кто-то только посмеет приблизиться к сухогрузу или моему сторожевому кораблю, – предупредил Фарух, вкладывая в слова всю накопившуюся за долгие годы ненависть, – я нажму кнопочку. Что это будет означать – вы догадываетесь: это побережье наконец-то очистится от вас и от вашей поганой базы. И больше попрошу меня не беспокоить. Я обедаю, – проинформировал Хиджам и отключился. Сомалиец ходил по лезвию ножа, но другого выхода у него не было. Надо было отрабатывать хозяйские подачки. Можно было, конечно, и не доводить англичан до истерики, рискуя нарваться на неприятности, но тут уж Хиджам просто не мог себя сдержать.
И зря. Винты за кормой катеров вспенили воду, и суда британской береговой охраны взяли курс прямо на «Викторию», намереваясь высадить группу захвата, а из вертолетных люков на палубу «Виктории» упало несколько канатов, по которым тоже должны были спуститься спецназовцы.
– Нам не верят… – Фарух нажал на мобильнике комбинацию цифр, и контейнер юркнул с борта сухогруза, – и не надо. – Сомалиец нажал последнюю кнопку, и над водой залива полыхнуло пламя, разбрасывая во все стороны металлические осколки.
В ту же секунду, очевидно, получив категоричный приказ, и вертолеты, и катера охраны резко сменили курс на противоположный и с невероятной поспешностью стали уходить в сторону базы.
Хиджам наслаждался, рассматривая в бинокль, как по палубе одного из катеров в абсолютной панике носятся растерянные матросы и офицер. Расстояние было небольшое, и в оптический прибор можно было хорошо рассмотреть перекошенные от ужаса лица британских моряков.
Фарух посмотрел на рулевого и, увидев на его лице неподдельное восхищение своим вожаком, снова щелкнул тумблером рации:
– Эй, там, дегенерат беложопый, ты меня слышишь? – Теперь голос сомалийца переполняло настоящее, а не напускное презрение. – Это был пустой контейнер. В следующий раз я с вами церемониться не буду. Так что прошу – убери своих молодчиков и не мешай мне кушать.
Предводитель пиратов отключился окончательно, встал, сладко, до хруста в косточках, потянулся и ленивым голосом приказал рулевому следовать на родную базу.
– Надеюсь, телевизионщики успели заснять мой фейерверк, – негромко пробубнил Хиджам Фарух, пытаясь с помощью оптики разглядеть на берегу съемочную группу, – не хотелось бы расстраивать уважаемого господина Омара Фадделя.
Британцы убрались восвояси и сидели тихо, словно мыши под веником, не предпринимая никаких попыток отслеживания, а тем паче преследования. Хотя, и сомалиец знал это наверняка, сейчас военные задействуют все возможные средства, чтобы запеленговать и вести их караван, наблюдая издалека. Ну, что ж, пока «Виктория» в руках Хиджама Фаруха, ему и его людям ничто не угрожает. А на берегу опытного пирата и подавно будет не найти. Да еще с довольно кругленькой суммой денег.
При воспоминании о награде сомалиец довольно улыбнулся и, взгромоздившись на капитанское кресло, снова по-ковбойски закинул ноги на панель управления, насвистывая какую-то африканскую мелодию. Жизнь впереди манила россыпями богатств и удовольствий.
– Ни хрена не будет, – разочарованно произнес Максаков, вернувшись из очередной глубокой разведки, – ребята хорошо знают свое дело. Надо обмозговать ситуацию. Только сначала давайте пожрем, – предложил Пантелей, – а то у нас по расписанию на корабле сейчас обед должен быть, так мой желудок такие песни заводит – мама дорогая! Была бы в джунглях засада – меня метров за триста услышали бы и вычислили. А заодно проведем военный совет и прикинем, что и как нам делать дальше. Давай, Григорий, мечи на стол все, что есть. Трапезничать будем.
В ближайшие минут двадцать вблизи лагеря контрабандистов, спрятанного среди ветвей и лиан, раздавалось громкое чавканье.
– Так нас не то что за триста метров, за все пятьсот услышат, – неказисто пошутил Курочкин.
Старший сержант на секунду перестал ворочать челюстями и глянул на Агадубебе:
– Надеюсь, в вашей банде хоть какая-то дисциплина есть? – Тот кивнул. – Значит, все стоят там, куда я их поставил? – Снова кивок. – Тогда можно не беспокоиться, – эти слова относились уже к подчиненному, – лодки замаскированы, охрана выставлена, да и нас никто не ждет, поэтому и шариться здесь не будут. Ешь спокойно, боец. Когда еще придется?
Отобедав и перекурив, троица в составе старшего сержанта морской пехоты Пантелея Филипповича Максакова – он же главнокомандующий, его переводчика Григория Сигизмундовича Курочкина и предводителя шайки местных контрабандистов некоего Агадубебе приступила к мозговому штурму.
– Короче, дела – хуже некуда, – Пантелей развернул карту и пристроил ее на пустом ящике из-под провизии. – Пока я шел, снял две растяжки, – с этими словами старший сержант выложил рядом с картой обезвреженные боеприпасы. – А вот здесь мне попались на глаза зарубочки, – Максаков ткнул пальцем в неширокую впадину. – А на некоторых деревьях какие-то значки написаны краской. И не так чтобы их скрыть, а наоборот, чтобы каракули эти были хорошо видны. Я там пошурудил и раскопал мину. В саперном деле, конечно, не специалист, только сдается мне, что это противопехотная штуковина, которая не снимается, а обезвреживается только путем ее подрыва. Так что и сюда нам соваться нельзя.
– А может, сделаем проход? – встрепенулся Курочкин. – У меня по саперному делу пятерка была… – смущенно добавил он. – Отметим вешками опасные зоны и…
– А кто отмечать будет? – скептически поинтересовался Пантелей. – Ты, да я, да мы с тобой? Конечно, если бы у нас было побольше аборигенов, можно было бы и их запустить. Только, боюсь, когда вешки мы поставим, армии у нас не останется, – а вдвоем мы до второго пришествия будем ковыряться. Я не удивлюсь, если где-то поближе к базе будут стоять датчики движения, – озабоченно произнес старший сержант. – Я вот, пока возвращался из этой вылазки, все задавал себе вопрос: откуда, интересно мне знать, пираты берут такие интересные игрушки? Ведь кто-то же их им поставляет? – Пантелей с любопытством уставился на предводителя шайки контрабандистов, но тот сделал вид, что не понял, к кому именно относится риторический вопрос морского пехотинца.
