Все выпили и разом заорали:
— С прибытием, товарищ! Добро пожаловать!..
И понеслось! Все говорили громко, жадно жрали, много пили и спорили все одновременно.
О'Рурк рассказывал о какой-то Джейн, у нее, мол, можно за сорок долларов хорошо перепихнуться, правда, лень ехать семьдесят миль. Спорили о том, какое виски лучше — скотч или бурбон, потом согласились, что бурбон все-таки лучше, а лучше бурбона только их самогонное пойло. Затем спорили о том, что лучше — винтовка «М-16» или автомат Калашникова. Долго перечисляли достоинства и недостатки автоматов и пришли к выводу, что для их целей лучше русский автомат «АК-47», «укороченный», который они называли «ублюдок». Лысый рослый бородач, не обращая ни на кого внимания, играл в дартс — неостановимо, как машина, он бросал дротики в мишень и, промахиваясь, очень громко скрипел зубами.
Сидевший напротив Хэнка полоумный интеллигент-паупер настойчиво втолковывал ему:
— Проклятые жиды-каики, как черви, изъели нашу страну… Ты взгляни на нашу государственную печать — и все станет ясно…
— А что там еврейского? — удивился Хэнк.
Паупер с лучезарным взглядом вдохновенного маньяка пронзительно захохотал:
— Все! Все! Там всех государственных символов по тринадцать штук! Орел на печати держит в одной лапе ветвь с тринадцатью листьями, в другой — тринадцать стрел!..
— И что? — обитал в невежестве Хэнк.
— Это же тринадцать символов веры жидов, это «тринадцать атрибутов милосердия Иеговы»! А в сумме — двадцать шесть! Это гиматрия Тетраграмматона — скрытого тайного имени жидовского Бога!.. — бушевал партизан-теоретик.
Хэнк еле держался на ногах, когда распахнулась дверь и в дом с шумом ввалился их главарь Шон О'Риордан, похлопал по плечу Кейвмена — привет, генерал! — крепко обнял Хэнка и сказал в наступившей почтительной тишине:
— Ты — настоящий герой…
Хэнк пожал плечами.
— То, что ты убил тысячу узкоглазых во Вьетнаме, — это хороший поступок, — одобрил О'Риордан боевые заслуги Хэнка. — Но то, что ты пришиб проклятого копа, — это подвиг гораздо больше…
О'Риордан говорил законченными длинными периодами, помогая себе во время разговора энергичными жестами, и в его гладкой городской университетской речи, так не похожей на гугнивое бормотание лесовиков, было много театральной страсти и настоящей ярости. Он объяснял, что их задача — свалить это проклятое правительство, грязную власть империалистов, жидов и вонючих негров, кровососов на шее настоящих арийских американцев, основателей, открывателей и созидателей этой земли, тех, кто создал и накопил все это огромное богатство, которое эти паразиты праздно и пакостно транжирят в своих корыстных интересах.
Хэнк осторожно поинтересовался — какие у них есть возможности, чтобы свалить государственную машину самой большой и могучей в мире страны?
О'Риордан, сверкая белоснежной улыбкой, громко засмеялся:
— Это огромный, неуклюжий, рыхлый колосс на глиняных ногах. Он стоит не на силе этой продажной, прогнившей державы, корыстного грязного бюрократического аппарата, а на покорности и неграмотности простых людей. Своими действиями мы покажем народу, как можно правильно и хорошо жить, как надо установить новый правильный порядок…
От самогонного виски и разговоров О'Риордана кружилась голова. Ирландец говорил о тех делах, которые они уже совершили, — взрывы, убийство хозяина радиокорпорации грязного каика Лейбовица, об ограблениях банков.
— Деньги! — восклицал О'Риордан и поднимал вверх руки. — Нам очень нужны деньги! Не для лощеных шлюх и игр в казино! Нам нужны деньги для того, чтобы напитать кровью мышцы нашего народа! Нам необходимо оружие! Нужны территории, не подконтрольные власти! Там мы сможем научить военной борьбе смелых белых ребят, готовых постоять за чистоту арийского народа…
— Людей этих хватит? — с сомнением спросил Хэнк. О'Риордан махнул рукой:
— Хватит! Мы повсюду, по всей Америке! Мы дружим с нашими единомышленниками в Европе — Аксьон Директ, Красные бригады, Красная Армия… Мы расходимся с ними в политических аспектах, но принципы действия и цели у нас едины… Во всяком случае, пока мы считаем их союзниками, хотя связи с ними явно недостаточны…
Утром за завтраком О'Риордан бросил на струганый стол пачку бумаг, спросил:
— Как я понимаю, денег у тебя нет совсем?
Хэнк пожал плечами:
— У меня оставалась пара тысяч на счету, но…
О'Риордан оборвал:
— Об этом забудь… Считай, что ты их подарил вместе с половиной своей жизни этому проклятому неблагодарному режиму… В той жизни ты умер… Теперь у тебя новая жизнь… — и протянул паспорт. Нормальный американский паспорт, чуть засаленный, потрепанный — такой и должен быть у человека, много ездившего по миру. В него была аккуратно переклеена фотография из старого паспорта Хэнка и записано имя Ги Алджернон Алверсен. — Теперь это твое новое имя. Не могу обещать тебе, что ты доживешь с ним до старости, — невесело усмехнулся О'Риордан. — Может быть, придется много раз менять. Но для нас ты Хэнк Андерсон, а для всего мира — Ги Алверсен…
Кто-то из бойцов принес О'Риордану его портплед, он достал приличный темный костюм, несколько рубашек и хорошие ботинки.
— Примеривай… Что надо будет, подгоним по фигуре…
Хэнк с недоумением посмотрел на него:
— Зачем мне это здесь?
О'Риордан обнял его за плечи:
— Твое место не здесь. Стрелять мы и сами можем… Данной мне властью назначаю тебя послом Свободной Американской Арийской Республики Техас в Европе…
Дал Хэнку кое-какие адреса в Болгарии и телефоны надежных людей в ФРГ.
— Ничего никогда не записывай… Запоминай… Эти немцы очень боевые… мы с ними мало контактуем, но надеюсь, ты с ними подружишься. Твоя задача — сколотить боевую оперативную группу. Вы должны добыть денег для нашего общего дела! Я очень надеюсь на тебя. Вот тебе тринадцать сотен — больше все равно нет…
Вечером Кейвмен доставил Хэнка в маленький луизианский городок Шривпорт и оттуда — транзитом через Атланту — в Вашингтон, и первым же утренним рейсом он улетел в Гамбург.
Когда прощались с Кейвменом в маленьком деревенском аэропорту Шривпорта, Хэнк сказал:
— Увидишь Эда Менендеса, скажи ему, что я все помню. Я задолжал ему пустяк — жизнь…
Кейвмен качнул головой:
— Не увижу…
— Почему?
— Его вчера феды застрелили…
— Ка-ак?!
— Прачечная завалилась…
— О чем ты говоришь, Кейв?!
Хиши долго, внимательно смотрел ему в лицо, потом горько усмехнулся:
— Ты думал, что Эд белье стирает?.. У него был отмыв денег… Колумбийских… Он нам сильно помогал… Хороший был парень… Хоть и латинос…
Глядя через иллюминатор «макдоннел-дугласа» на поверхность океана, похожую на изморщенную рыбью кожу, Хэнк думал о том, что ему очень понравятся идеи его новых друзей. Но ему не нравится жить на заброшенном «бастионе», ездить за сорок долларов трахаться к неведомой Джейн, скрипя зубами, играть в дартс и ходить в сортир на дворе. Тогда, в самолете, он дал себе клятву рассчитаться с властью.
Поэтому следующие годы, меняя паспорта, страны, знакомых — объекты своего интереса, он провел в Европе. Руководил разбойным сбором денег. Финансово он был никому не подконтролен и жил так, как, по его представлениям, должен был жить всякий человек — вольный городской волк. В самых дорогих отелях, одевался у хороших портных, жил с самыми красивыми женщинами и приближал Великую Американскую Арийскую революцию.
29. Москва. Ордынцев. Китайка Тойоточка
У входа в гостиницу «Ренессанс» у нас возникло препятствие. Дело в том, что за огромной стеклянной дверью в шикарном лобби поток людей сразу же разделялся на два русла. Один, полноводный, тек шумной оживленной рекой в ресторан, кафе, бутики, киоски, кегельбан и разные прочие места массовых развлечений. Другой, малочисленный, портфельно-деловой, скучно-бытовой, направлялся к лифтам — в номера отеля. Вот как раз здесь непреодолимой плотиной, просто Братской ГЭС, точнее говоря — братковской плотиной, на пути этого несильного потока стоял здоровенный облом в десантной форме со значком «Секьюрити». Он внимательно прочитал удостоверение Милы Ростовой и, не выпуская его из рук, строго спросил:
— Вы в какой номер?
Мила приятно улыбнулась:
— Нам надо на месте разобраться… Там и решим…
Охранник возвратил ей удостоверение и спокойно сообщил:
— Нельзя. Вот телефон — позвоните в номер, пусть гость вам закажет пропуск. А так — нельзя. Участились случаи воровства…
Я оглянулся в поисках Любчика — он задержался, пристраивая машину на забитом паркинге перед гостиницей. Хотелось бы, чтобы он разобрался с этим спокойно-ликующим мордоворотом. Мы, естественно, не собирались делиться с этим караульным животным нашим маленьким интимным секретом, так трудно добытым. Что мы идем в гости к госпоже Улочкиной Надежде Тимофеевне, проживающей в номере 1104. Профессиональной гостиничной проститутке высокого класса. Таких девочек в принципе не очень много, они — свободные художницы секс-бизнеса и не работают на сутенеров и бандерш.
