Калинин протянул:
— Та-ак! Ясна обстановка. И как же ты живешь там? Терпишь?
— А что делать, Саша, у меня же двойня! Куда мне с ними, да и Митяй не отпустит. Убьет, а не отпустит!
— Участковый про это безобразие знает?
Отец усмехнулся:
— А ты знаешь, кто у нас сейчас участковый на две деревни? Валька Суровикин, твой одноклассник бывший!
— А этот каким образом в милицию попал? Он же ворюгой еще в школе был, деньги из карманов в раздевалке таскал.
— Попал! Старшина цельный. А с Гульбиными, особенно с Васькой, они первые кореша. Вместе сети на реке ставят.
— Что, вот так спокойно и браконьерничают?
— А то? У Вальки инспектор рыбнадзора из райцентра корешок. В общем, сбилась компания.
— Понятно! Ладно, информацию к размышлению принял. Пойдемте в дом? Гости уже, наверное, собрались?
Маша отказалась:
— Вы идите, а я домой, к Гульбиным. И так, если узнают, что без спроса ходила сюда, Митяй буянить будет.
— Маша!
— Прости, Саш! Не могу! И хочу, но не могу! Да мы еще увидимся. Ты туда приходи. Тебя-то они не погонят.
Голос Александра прозвучал угрожающе:
— Приду! Обязательно приду!
— Ну, побежала я!
Она чмокнула брата в щеку. И огородами поспешила к выселкам.
Глядя ей вслед, Александр спросил у отца:
— И как же ты, батя, допустил, что дочь твою чуть не за скотину держат?
— Так сама замуж выходила, никто не неволил. А я и мать ей говорили, что семья их гнилая. Но она настояла. Вот теперь и мается.
— Ничего, разберемся.
Отец встал перед сыном:
— Ты вот что, Сань! Не лезь в их дело. А то подстроят так, что и в тюрьму загремишь! За ними не заржавеет.
Александр лишь повторил:
— Разберемся.
Веселье по поводу прибытия Александра, как водится в деревне, получилось затяжным и раздольным. Сначала чинно пришли родственники. Вели разговоры, спрашивали, как да что в Афгане. За разговором и выпивали. Потом появилась гармонь, и полились песни. Ну а дальше к дому начали подходить все кому не лень. Деревня и есть деревня. Здесь на своих и чужих не делят, особенно по пьянке. Александру порядком надоел этот балаган, и он потихоньку поднялся из-за стола, вновь вышел во внутренний двор. Гулянка продолжалась, никто и не заметил, что виновник торжества отсутствует.
Калинин встал у плетня, отгораживающего двор от огорода, посмотрел за озеро. Там в нескольких стоящих особняком домах еле брезжил свет. Там находились его сестра и его еще грудные племяши. И над ними там издевались. Естественно, он так не оставит это. Вот только как грамотно обработать эту семейку? Чтобы и рукоприкладство прекратилось, и Маша в дальнейшем не пострадала. Чтобы Митяй жил с сестрой по-людски. Здесь было над чем поломать голову. И старший лейтенант думал, куря и задумчиво глядя за озеро.
Дверь сеней вдруг распахнулась, и на пороге появилась огромная фигура Феди Молота. Также бывшего одноклассника и друга детства Александра. До этого Калинин Федю среди гостей не замечал. Значит, того не было, потому как не заметить такую махину было просто невозможно. Он во всю свою луженую глотку заорал:
— Сашок, мать твою! Объявился! Живой! А я и не знал. Ну-ка, дай-ка обниму корешка своего лучшего.
Он сгреб товарища в охапку.
Александр сделал попытку высвободиться:
— Отпусти, бугай, ребра переломаешь.
Федор отпустил Калинина.
— Тебе, пожалуй, переломаешь. Тело накачано, натренировано. Захотел бы, в момент, наверное, скрутил бы меня?
— Не скрутил бы, но вырубил!
Мужчины рассмеялись.
Они присели на скамейку. Федор спросил:
— Ну, как там дела, в Афгане?
Александр ответил уклончиво:
— По-разному, Федь! Война и есть война.
— Да! Война! И к чему? Вот так сразу?
— Это у руководства партии и правительства спроси!
— У них спросишь! А ты чего без Риты?
— Честно?
— Не понял?
— Разбежались мы, Федь! Но смотри, никому об этом ни слова! Хотя вскоре все узнают, но пусть не от тебя.
— Ну, какой разговор, Сань? Вот оно, значит, как… Загуляла?
— Что-то в этом роде.
Федор выругался:
— И чего им, сукам, только надо? Пьянь-мужик — плохо, трезвый, работящий — тоже найдут, до чего докопаться. Ты вот боевой офицер, деньгу получаешь приличную, опять-таки в почете, и чего ей еще надо было? Хрена другого? Попробовала? Тьфу, бля! А ведь и у меня такая же история! Полгода как холостякую. Схлестнулась моя Варька с агрономом да к нему и свалила. А тот, видно, думал просто попользоваться ею. Она же всерьез к нему. Он взял да и слинял. И осталась Варька при корыте разбитом. Пыталась вернуться, но… поезд ушел. Дал от ворот поворот. Сейчас у своих на околице обитает.
— Не простишь?
— Да ни за что! Пусть едет в город, агронома своего ищет. Хорошо, что детей завести не успели. Жалко было бы! А так скатертью дорога да попутный в спину. Что, у нас на деревне девок мало? Устрою еще жизнь свою!
Калинин согласился:
— Не сомневаюсь. За тебя любая с радостью пойдет. Ты мне вот что, Федя, скажи. Ты знаешь, что Митяй-куркуль над моей сестрой издевается?
— Да как сказать? Слышал, конечно, но сам знаешь, как в деревне к этому относятся: в чужую семью не лезь, сами разберутся. А вообще-то Машу, конечно, жалко.
— В том-то и дело, что туда не лезь, сюда не лезь! Жди, пока девку вконец не искалечат. А потом жалей.
— Между нами, Сань, этих куркулей давно пора на место поставить. Вот ты начни, а я помогу. Сам-то не могу, кто я есть, чтобы впрягаться в их дела? А ты офицер, совсем другой коленкор!
Александр поднял с земли ивовый прут. Видимо, отец плел корзины. Поиграл им в воздухе, спросил:
— Люди говорят, Суровикин-участковый — лучший друг Гульбиных?
— Бухают вместе часто, на рыбалку выходят. Браконьерничают. А так чтобы по деревне толпой шастали, не замечал!
Калинин задумался.
— Браконьерничают, значит? Вот бы на чем их зацепить, да только как? Самое главное, Вальку Суровикина выставить против них. Тогда куркулей свободно можно обработать. Да так, что навсегда забудут, как на женщину руку поднимать.
Федор перехватил прут, которым размахивал Александр:
— Ты понятней объясниться можешь?
— Могу и понятно, да что толку? Вот если бы иметь доказательства того, что куркули с участковым и рыбнадзором браконьерством занимаются, тогда другое дело. А этих доказательств у меня нет, значит, придется работать грубо, что нежелательно.
Федор спросил:
— Какие доказательства тебе нужны? Вся деревня об этом знает!
— А толку? Коснись, и ни у кого слова не вытянешь!
— Это точно!.. Слушай, Саня! Кажется, я знаю, где можно эти доказательства добыть.
Федор ударил себя по лбу. Получилось звонко.
— Как же я раньше-то о своем очкарике не подумал?
— Что за очкарик?
— Да приезжает ко мне вот уже второй сезон подряд один натуралист-любитель. Этой, как ее, фотоохотой промышляет. Какие-то альбомы, что ли, печатает, хрен его знает. Да и ко мне он попал случайно. Наши места выбрал и в первую же попавшуюся хату зашел. А этой хатой моя изба оказалась. Ну, выделил я ему летний домик. Вот он с зари до зари, иногда ночью, по лугам да камышам бродит. Фотографирует, биртерии, что ли, собирает — короче, чудит москвич!
— Гербарии, — поправил Александр.
— Без разницы. Так вот, он где-то недели две назад вечером возвращается и возмущается. Ты бы посмотрел, как он это делает, со смеху катался бы. Да что с него, интеллигента, взять!
Александр попросил:
— Ты ближе к теме можешь?
— Не перебивай! Так вот, он возмущался, мол, милиция и рыбнадзор вместе с простыми мужиками сети ставят. В открытую, никого не опасаясь. Типа, какой же они вред реке наносят, ведь берут только крупную рыбу, а мелочь выбрасывают. Но мелочь-то уже погибшую. Короче, разволновался не на шутку. А потом и говорит: ну ничего, они еще получат свое. Очень мой очкарик за природу переживает.
Калинин внимательно посмотрел на своего друга детства:
— Так-так, Федя! А он случайно не сфотографировал этих «рыболовов»?
— Точно не знаю! Но по идее должен был. Иначе не грозился бы! Логично?
— Логично! Он сейчас дома?
— Не-а. Утром должен появиться. На болота пошел, какую-то лягушку фотографировать. Вот тоже занятие себе человек нашел!
Александр заметил:
— Кстати, очень нужное и полезное занятие. Значит, появится утром?
— Да где-то, думаю, часов в шесть. Он, когда в ночь уходит, в это время и возвращается. Соседка его парным молоком угощает. Козьим! Коровье не пьет! Понял? А козье за милую душу. Но все по-честному, плату достойную предлагает, только соседка не берет.
— Ясно, Федя. В общем, завтра в шесть утра жди меня у себя.
Федор напомнил:
— Ты, Саня, считаешь, если сам в отпуске, то и другие свободны. Мне в шесть утра уже в кузне надо быть! Но ты заходи. Двери у нас знаешь как закрываются. Повернул щеколду и входи. А с очкариком и без меня разберешься. Вот когда очередь до куркулей дойдет, тогда мы работу чуть в сторону пододвинем.
