Пахан встал на четвереньки. Он был очень крепкий мужик. Из носа до земли тянулась кровавая сопля. Тяжело, очень тяжело поднял голову. Вдруг отшатнулся назад. Саша резко обернулся.
Его напарник, неестественно выгнув вперед грудь, оседал вниз. Фары джипа высветили до дна его вытаращенные и уже мертвые глаза. А за его спиной стоял, чуть пригнувшись, Добрый День. Он стоял, его лицо свела судорога. Оно было белым. Зрачки-точки ощупывали горизонт. Живой и невредимый. Он пошел на Сашу и последнего державшегося на ногах лося.
Прямой удар в грудь отшвырнул его на два метра назад. Никакой блок не спасет. Слишком весовые категории разные. Саша был все-таки выше его на локоть.
Добрый День валялся на спине. Он больше не встанет. Через секунду Саша увидел, как он шевельнулся. Подтянул колени к лицу. Оп! Он уже на ногах. Мало того, он пошел на Сашу вновь. Он шел и ухмылялся, и в его безумных глазах горели угли.
И тогда Саша бежал. Бежал с поля боя. А над ухом шипело злобное дыхание настигавшего его кладбищенского зомби. Давным-давно мертвого зомби. Как его убьешь — ведь он же уже мертвый!
Саша, как кенгуру, скакал во тьме среди могил, пока не зацепился ногой за цементный цветник и со всего размаха не ударился головой о гранитную плиту. Так и лежал до утра, пока его не подобрали свои.
Туман густел. Фары «BMW» уже не доставали до крестов. Белые струи плыли вдоль земли, отчеркивая и проявляя каждую промоину, каждый бугорок. Белая вата. Белый мох.
Слева в темноте мужик в черной рубашке попытался встать. Оперся на ногу. И жуткий вой наполнил окрестности. Клекот, почти лай. Бессмысленный, звонкий.
А над полем боя снова пролетела валькирия. Добрый День посмотрел ей вслед: ему показалось, что она была довольна. Потом оглянулся, поднял с капота левого джипа свой пистолет. Прихрамывая, пошел направо, где сидел Коля, привалившись спиной к переднему колесу.
— Где? — спросил Добрый День.
— Убег, сволочь.
Добрый День обнял его за плечо, помог встать. Вместе они добрели до своей машины. Добрый День сел за руль.
— Как на войне… — пробормотал себе под нос Коля. Добрый День улыбнулся:
— На войне намного хуже.
Завел машину. Руки, ноги ходуном ходят. Преувеличенно осторожно тронул. Так, что Коля даже не заметил начала движения. Въехал на дорожку, что ведет к шоссе. Левое колесо нашло асфальт, потом правое. На секунду отвлекся на темное пятно слева — а, черт, это не клиент, это дуб такой. Нога дернулась, машину кинуло от одной обочины к другой. Выровнял.
А за спиной, над кладбищем, начался ливень. Вода размывала стенки могилы. Струи холодного дождя пузырились во тьме на ее дне. Кто-то лежал на спине на ее краю и со злости выпускал пули одна за одной в бескрайнее небо. Короткая струйка вылетавшего из дула огня становилась невидимой уже через два метра.
Дедок, увязая своими кирзачами в размокшей земле, побежал за подмогой. Он держался линии, где кресты и поле разделяла колея. Он бежал, а в душе сам себя нахваливал: «Не было в прогнозах ночью дождя. Соврал телевизор. Вот не одень я сапоги промок бы весь. Как есть промок бы. В моем возрасте предчувствия насчет погоды не обманывают. Начет денег — обманывают, а насчет погоды — нет».
К утру дождь смыл все следы. Пахан простил неудачную разборку своим ребятам. Ему самому потом три ночи снился кошмар. Один и тот же кошмар. Он видел, как сатанински гогочущий Добрый День тянется костлявой длинной рукой к его глазам. Пахан просыпался в тот момент, когда острая сталь касалась его глаз. Потому что на пальцах у Доброго Дня были вороненые трехгранные когти.
Но это было потом. А пока Добрый День шел к Москве по мокрому шоссе со скоростью сто пятьдесят километров в час и знал, что сегодня он Леху убьет.
Иван Подколзин уже пятнадцать лет гонял по России тяжелые грузовики. Раньше, конечно, это дело было куда прибыльней, чем сейчас. Но «дальнобойщик» без куста хлеба никогда не останется.
Не всякий шофер сможет повести прицеп. Нет, вперед-то, конечно, любой шофер поедет. Тут большого ума не надо. Газку подкинул, сцепление отпустил. Чего ему не поехать?
Но настоящий шофер определяется по тому, как он умеет пятиться. Если водила с «газика» ставит машину задним бортом на портал, так экспедитор, а то и еще два мужика за ним смотрят, машут руками и орут время от времени: «Вася, давай! Давай, Вася! Стой! Стой… твою мать!»
Чтобы получить права с разрешением на прицеп, надо отучиться два месяца. Два месяца инструктор показывает, как пятиться. У трейлера есть точка вращения, где прицеп ложится на седло тягача. Вот ей-то и надо играть. Чуть руль влево, чуть вправо, поймал, а теперь веди, веди потихоньку, не теряй. Оп. Сложился прицеп. Давай сначала.
Но водить трейлер — примитив. Гораздо интереснее длинная трехосная камазовская фура с прицепом. Вместимость та же — восемнадцать тонн, девять на грузовике, девять на прицепе. А степеней свободы больше. Одна ось вращения — там, где треугольное коромысло прицепа цепляется за крюк под задним бортом грузовика. Вторая — передние колеса прицепа могут поворачиваться сами по себе. Конечно, кое-кто передние колеса прицепа блокирует, но это неправильно. Зачем лишать себя маневра? А маневр получается большой. Где «жигуль» пройдет, там и Иван Подколзин встанет под разгрузку. Сначала прицеп загонит, а потом и грузовик. Нынешние коммерсанты, из экономии снимающие склады Бог знает где, это свойство фуры с прицепом очень ценят. В некотором смысле она гораздо удобнее трейлера. Если, конечно, шофер хороший.
Приятно идти по трассе. Сто — сто десять. Больше не надо. Подберешь передачу, и только руль подкручивай. Да на подъеме, если очень крутой, газку подкинешь — благодать. Движок журчит под сиденьем, асфальт летит под огромное стекло.
Но эта ночь — нечто особенное. Неприятности начались в Тольятти. Из-за вечной чехарды с неполной загрузкой образовался у Ивана пустой грузовик и станок на семь тонн в прицепе. Так ездить нельзя. Да вот вышло. И задал этот станок Ивану несладкую жизнь. Поворачиваешь руль влево — а прицеп грузовик обратно переставляет. Тормозишь — не тормозится. Не езда, а сплошное мучение. Да еще дождь пошел. Эх, была бы нормальная развесовка — добрался бы до Москвы засветло. А так едешь, едешь, и конца этому не видно.
А ночь убаюкивает. А магнитофон сломался. Не поет. Два раза ловил себя Иван на том, что начинал клевать носом. Но остановиться — страшно. Те еще места. Сольют соляру, да еще самого разденут. Не годится. Надо ехать дальше.
Мрачно смотрел вперед Иван. Где-то за ушами чувствовал, как рывками ходит слева направо по подшипнику передняя ось прицепа. Но пер дальше. Отдыхать здесь нельзя.
На обочине стоял парень. Иван запоздало сообразил, что без попутчика ему до Москвы не доехать. Но тормозить пришлось долго. Проклятый прицеп болтался из стороны в сторону. Никогда не брал Иван попутчиков. Даже девок для баловства не сажал. Серьезный был мужик. Но лежать к утру в кювете ему очень не хотелось.
Леха увидел, как у проехавшего мимо очередного трейлера вдруг зажглись тормозные сигналы. Тоскливое «Вууу-у!» окатило окрестности. Как сорок миллионов лет назад, когда здесь по ночам резвились динозавры. Тормоза перестали скрипеть. Грузовик остановился. Зашипел горячий воздух, выходя из тормозных цилиндров.
Леха подбежал, встал на ступеньку:
— Здорово. В Москву подкинешь?
— Садись.
Тронувшись, Иван за восемь секунд перебрал семь скоростей. Камаз — он приемистый, как «жигуль». Если, конечно, нагружен не под завязку. И если, конечно, хорошо ухожен.
Слева, почти подрезав их, вылетела черная «BMW». Навстречу близко шел грузовик, его шофер не успел еще переключить дальний свет на ближний. Луч просветил салон машины насквозь. Левый силуэт показался Лехе знакомым.
— Сто пятьдесят идут, — вслух подумал Леха.
— Наверное, — откликнулся шофер.
— Не доедет он так до Москвы.
— Не доедет.
— Меня Алексеем зовут.
— А меня Иван. Слушай, Лех, я не пойму, ты чего, голубой, что ль?
— Ты чего?
— А цветы в волосах зачем носишь?
Леха поднял руку. Выругался.
По дороге он споткнулся, упал и своротил крест. В волосах запутались остатки бумажного венка. Липкие, хрен выдернешь.
Лехе не хотелось разговаривать. Не до разговоров ему было. Слишком много для одного человека — только что выкопать себе могилу, а потом бежать через кладбище и перепрыгивать через ограды. Вой и крики побоища еще звенели в его ушах.
Грузовик катил прямо. Пучок света от фар вяз во тьме. Впереди — узкий коридор. По сторонам ничего не видно. Только черные стены, смыкающиеся над головой. Ребристый бетонный потолок, с которого время от времени на лобовое стекло падают капли воды. И какая только чушь не мерещится по ночам!
