и никого не спрашивал»
Перепрыгнув обломки ещё одного транспортного средства, миновав мусорные баки, вышел к пятерке вояк и пленному силовику – огромному гипертрофированному мордовороту, с пулей в башке. Силовик, связанный по рукам и ногам, так и валялся в снегу, отсвечивая железом в продырявленном котелке. Удивительным в этой ситуации была хладнокровность спеленавших его армейцев и, собственно, живучесть последнего. Каким образом тот оставался в сознании было непонятным и почему пуля не прошила башку насквозь – вообще загадка. Я аккуратно полил из котелка с кровью. Побегав вокруг да около, наследил вокруг армейцев красными каракулями и двинул дальше, оставил возле солдат минное поле из кривых закорючек.
Пробежав до следующей точки, притормозил у расплавленного кратера неподалеку и натужно-хрипящих силовиков – жертв загадочного поджигателя. Последний, по-прежнему оставаясь где-то там, в тени, усердно продолжал забрасывать через крышу девятиэтажки коктейли Молотова. Я присел над обгоревшими телами, прикрыл рот рукавом. Воняло от бедолаг адски. Как у бабушки в деревне, когда кабана закоптили. Я вытащил фомку из рукава. Глядя на эти черные как смоль, живые куски мяса, рубанул фомкой по башке ближайшего. Решил прервать муки потерпевших. Не вышло. Такая верная и надежная монтировка неожиданным образом дала сбой, не смогла проломить черепную кость силовика. Я малость прифигел. Подумав секунду, рубанул ещё раз. И ещё. Бесполезно. Череп стероидных амбалов, модифицированный виртуальной «силой», поддаваться простой монтировке отказываля.
– Фигово, – нахмурился я, сконцентрировался.
Оставлять несчастных мордоворотов плавиться в собственном соку было как-то не по-людски, а потому кривая писанина забрала к себе в нарисованный мир сначала одного, а следом второго. Всё, что от меня потребовалось – это вообразить появление алой размазни под горящими телами.
Я заспешил дальше. Свернув у обледенелого тополя и горы спиленных веток (никак ЖКХ поработало), проломил череп зазевавшемуся армейцу. Оттащив мертвеца в темноту, вскрыл убитому горло, подставил каску. Бурая жидкость слабым ручейком полилась в кевларовый котелок.
– А можно как-то побыстрее?! – раздраженно обратился я в пустоту перед собой, прекрасно понимая, что ничего не поделать.
Армейца внезапно обескровило. Ещё недавно весь такой свежий и розовенький, труп солдата в доли секунды осушило как губку. Буквально выжало тот, слив в кевларовую каску всю кровь до последней капли. Аж через край полилось.
– Матерь Божья! – вторила моим мыслям пара вояк, так некстати оказавшихся у меня за спиной.
Уже готовые стрелять, армейцы от увиденного выпали из реальности. Я напрягся. Понимая, что сбежать не получится, а телепортация работает только когда ей захочется, сделал ставку на алую письменность и её эффект с исчезновением. Каракули отреагировали. Загоревшись бессвязным набором из букв и символов, жуткая писанина проявилась у бойцов под ногами, заалеяла, будто бы спрашивая: «Забирать?»
– Забирай! – рыкнул я от нетерпения, раздраженно взмахнул рукой.
Солдаты исчезли. Я подхватил котелок с кровью и поковылял в сторону другой кучки солдат, остервенело постреливающих в Настасью Павловну и защищающих её, взбешенных силовиков. Притормозив чуть поодаль, сконцентрировался. Прислушиваясь к собственному чутью и внутреннему голосу, попытался воздействовать на армейцев, выжать из них всю кровь до последнего. Хрен там плавал.
– Как это вообще работает?! – злой как черт на собственные способности, зашипел я в пустоту.
Вояк тут же вырвало. Кто-то пустил носом кровь, кто-то без чувств повалился на землю.
– Кажется, ко мне пришло озарение, – резюмировал я вслух, окрыленный внезапной догадкой.
Намереваясь подойти поближе и опробовать вновь свои способности, я молниеносно отпрыгнул совсем в другую сторону. Буквально чудом избежал пикирующего на мою голову снаряда. В последний миг услышал странный гул и треск гудящего палмени, приближающегося с небес. Молотов угодил в армейцев, вспыхнуло. Загорелась одежда на вояках, пятерка несчастных закоптилась до состояния пережаренного шашлыка в считанные секунды. Я подступил ближе. Замер у полыхающей кромки, наблюдая как плавится асфальт и пузыриться кожа на ползающих телах. Армейцы были живы. Что странно. Силовики, с их виртуально-модифицированными телами ещё как-то объясняли причину собственной живучести, но почему простые смертные не пустили дух от многочисленных ожогов – вопрос. Я вновь сконцентрировался. Не желая продлевать муки несчастным, создал красные каракули, отправил всю пятерку пострадавших к нарисованным чертям и безымянному курьеру. Уж лучше так, чем они будут живьем коптиться в расплавленном кратере.
Намереваясь понять, кто это там такой швыряет к нам коктейли Молотова с эффектом отложенной смерти, я свернул к ближайшему подъезду. зашел под козырек.
– Помоги-и-ите-е-е-е…
– Убейте меня, кто-нибудь…
– Дай пистолет, пистолет… – у входа в подъезд собралась целая куча погоревших, силовики вперемешку с военными.
Я протёр заспанные глаза, сосредоточился. Под ногами тлеющих бедолаг возникли алые каракули.
– Да, этих тоже, – кивнул я в подтверждение немого вопроса, – забирай.
Алая письменность, получив согласие на отправку, забрала обожжённые тела в свой нарисованный мир. Я вытащил фомку из рукава. Не задерживаясь, поспешил в подъезд. Взбежав на четвертый этаж, юркнул в первую попавшуюся квартиру, быстро миновал прихожую и зал. Забурившись на кухню, проломил безобразной кухарке голову. Уродливый монстр варил в огромном металлическом тазике бывших хозяев этого жилого помещения. Оттащив труп да забрав с башки убитой светящиеся бигуди, шагнул к окну и выглянул на улицу. По ту сторону девятиэтажки стоял наш загадочный поджигатель. Им оказался Николаевич – мой начальник. Ошибки тут быть не могло, эту сгорбленную фигуру и позу «руки в карманах» я узнаю в любое время дня и ночи, такое ни с чем не спутать. Мне как-то сразу поплохело.
– У всех нас большие проблемы, – оторопело прошептал я в темноту, пристально разглядывая одинокий силуэт, молчаливо стоящий под окнами высотки.
А я ещё думал:
"Странно, что не перезванивает. Среда же сегодня. На работу я не вышел, а Николаевич не звонит"
Николаевич меня всегда пугал, если не сказать большего – страшил. Страшил своим странным поведением, своей кривой походкой, своим холодным взглядом и вечно сжатыми, сжатыми аж до бела тонкими полосками губ. Этот человек никогда не улыбался. Но и ладно бы так, подумаешь. Но корень всех страхов и подозрений крылся в его диковатых повадках и заблудившемся где-то в далеких девяностых образе жизни. Николаевич жил в однушке на окраине, супруги и детей не имел, живы ли его близкие родственники никто не знал. Начальство, как и персонал на заводе, успело трижды смениться, реорганизоваться, вступить в профсоюз и снова из него выйти, а Николаевич всё ещё был на своем месте, продолжал работать. Казалось, над ним даже время не властно – годы идут, а он всё на заводе, в цеху, в своем обшарпанном кабинете.
Народ постоянно судачил, что кроме этой работы и завода, моего начальника в
