Проспав два часа в свободной спальне, Боб решил использовать остаток светового дня и включил компьютер Джека, но ничего не увидел, поскольку пароль, требуемый для входа в систему, так и не смог подобрать; судя по всему, Джек полностью полагался на свою память. Боб перебрал последовательности цифр, основанные на очевидных датах: дни рождения Джека и Митци, даты крупных демонстраций, ту дату, когда они чуть не взорвали сами себя в Нью-Йорке, дату взрыва в Пентагоне, дату, когда их освободили из тюрьмы, и в том же духе. Не подошло.
Когда стемнело, Боб вернулся к фотографиям на стенах. Он поочередно снимал их и тщательно прощупывал, ища документы, спрятанные между снимком и картонной подложкой, и это было самым нудным. Он проверял, нет ли на обратной стороне фотографий каких-нибудь надписей. Все это продолжалось и продолжалось, фотографий у Стронгов были сотни. Казалось, каждое мгновение их жизни увековечено на пленке. Иногда они были вместе со знаменитостями. Боб даже нашел снимок, сделанный после какого-то торжественного ужина, на котором Стронги, подняв стиснутые кулаки, стояли рядом с Т. Т. Констеблом и его тогдашней женой, прекрасной Джоан Фландерс: четыре необычайно красивых человека в кругу любви и восхищения, наслаждающиеся той нравственной правотой, которая делала их такими привлекательными друг для друга. Скорее всего, это мероприятие начала девяностых, когда все они вернулись из забвения.
Захлестнутый обжигающей яростью, Боб ощутил желание разбить рамку с фото вдребезги, но что это докажет? И действительно, что? Повесив фотографию на место, Боб продолжил свою неблагодарную работу, снимок за снимком, по-прежнему ничего не находя.
«Что я упускаю? Что здесь есть такое, чего я не вижу? Конечно, я просто слишком туп, я ведь деревенщина из Арканзаса, обычный морпех, а эти люди гораздо умнее, гораздо хитрее, гораздо проницательнее». Они знали, что к чему, в то время как он, Боб Ли, сын Эрла, был лишь неотесанным солдатом, его чуть не убили, и сам он записал на свой счет слишком много убийств. Они понимали, что к чему. Они были выше всего этого. Утонченные, чувствительные — винный погреб просто потряс Боба; несомненно, Джек знал толк в винах, в то время как кухня, владение Митци, была самым сложным помещением во всем доме, до сих пор полная жизни от ужинов, приготовленных для многочисленных друзей, от радостных вечеров в кругу товарищей, здесь, в старом замке в Гайд-Парке. Судя по фотографиям, друзей было с лихвой; Джек во главе, вокруг молодые красивые ребята, множество пылких интеллектуалов с копнами волос, в круглых очках, у всех женщин волосы прямые, неокрашенные, все в обтягивающих джинсах, все так счастливы, черт побери.
Все это скорее напоминало европейскую монархию, не имеющую никакого отношения…
Европа.
Да, в этом что-то есть. Определенно, Стронг и Митци не чувствовали себя американцами. Во всем доме нет ничего, строго говоря, американского. Ни пейзажей, ни американских мотивов вроде ферм, гор и равнин; о флаге и говорить нечего. Напротив, вокруг одни европейские интонации и фактура. От еды до книг, от белых стен и скользких полированных полов до пестрых гобеленов в африканских или кубинских тонах — все здесь принадлежало особняку в Париже.
Что это означает? Не с философской, а с практической точки зрения. Стронги редко мылись в душе? У них были связи на стороне, у Джека имелась любовница? Они пили черный кофе? И вино за ужином? Не резали хлеб? Гм, помимо всего прочего, они перечеркивали букву «Z» и цифру «7», Боб сразу обратил внимание на эту мелочь, которая ровным счетом ничего не значила.
Однако на самом деле она кое-что значила: Джек и Митци были европейцами.
Боб попытался представить, в чем еще это могло выражаться.
Почему-то его мысли вернулись к компьютеру, к тому, как он перебирал примечательные даты в блистательной истории Стронга и Рейли, пытаясь найти пароль для входа в систему. Американцы пишут даты так: «месяц/число/год», и 25 марта 1946 года будет у них 03/25/46. Однако у европейцев сначала число, затем месяц и год, и разделяются цифры точками, поэтому 25 марта 1946 года будет у них 25.03.46.
Первым делом Боб зашторил окна, чтобы мертвенный отсвет монитора не просачивался в ночную тьму, затем включил компьютер и подождал, пока тот лениво оживает, загадочно попискивая.
На экране появилось мигающее требование ввести пароль. Боб был настоящим экспертом; он прочитал книгу «Романтики-радикалы: правдивая история Джека Стронга и Митци Рейли», написанную О. З. Харрисом.
Он помнил, когда они поженились.
Он помнил дату ограбления банка в Бостоне.
Он помнил день, когда с них сняли все обвинения.
Он помнил, когда был взрыв в Пентагоне.
Он помнил, когда во время процесса над членом организации «Черные пантеры»[35] они взорвали дом судьи в Коннектикуте.
Он помнил тот день, когда в особняке в Гринвич-Виллидж случайно взорвалась бомба, убившая ту, которая ее сотворила, и выбросившая Джека и Митци на улицу.
Нет, ничего.
Тогда Боб попробовал дату падения Сайгона. Этот день он не забудет никогда: у него случился трехдневный запой и он пришел в себя в тюрьме Алабамы, его агентству недвижимости настал конец, а первая жена подала в полицию заявление о пропаже мужа.
Боб ввел дату, как это принято в Европе: 25.04.75.
И проник в тайный мир Джека Стронга и Митци Рейли.
Они встретились в филиппинском ресторане «Солей», пользующемся известностью среди новых обитателей реконструированного Юго-Восточного сектора. Это было кричащее заведение в псевдокрестьянском стиле, заполненное молодыми сотрудниками государственных учреждений и журналистами, считающими себя модными. Дэвида Банджакса, судя по всему, здесь хорошо знали: он заказал столик у окна и Ника с Филом Прайсом проводили к этому великому человеку.
Банджакс, мужчина лет тридцати пяти, с бородкой и на удивление короткими волосами, в костюме без галстука и с очками на носу, встал и протянул руку. Прайс представил своего спутника. Все сели, и Ник с удовлетворением отметил, что Банджакс не стал ни о чем рассуждать, не изложил свой взгляд на игру «Вашингтон кэпитолс», на нового президента, на войну в Афганистане или какую-либо другую текущую проблему. Он сразу перешел к делу.
— Итак, агент Мемфис, насколько я наслышан, вы настоящий герой. Кажется, год назад в Теннесси у вас была перестрелка с плохими ребятами. Вы из-за этого хромаете?
— Да, я хромаю именно из-за этого, мистер Банджакс. Но на самом деле никакой я не герой. Вместе со мной был один очень опытный сотрудник, который и принял на себя всю тяжесть ситуации. Единственный мой вклад заключался в том, что я остановил собой пулю, которая могла его поразить, а также всадил две пули в правое заднее крыло стоявшей рядом машины, после чего Бюро пришлось выложить больше семи тысяч на ее ремонт. Но кажется, сейчас мы предъявили встречный иск. С Бюро лучше не ссориться.
— Ник известен своей скромностью, — вставил Фил, демонстрируя минимальные способности к своей работе. — Он возглавлял группу, предотвратившую разбойное нападение, целью которого были восемь миллионов долларов наличными, и отправил семь человек за решетку до конца их дней.
— Ого! — отозвался Банджакс. — Неудивительно, что все, с кем я разговаривал, такого высокого мнения о вас.
— Эти ребята Грамли очень упорные и живучие. Уверен, что к следующему Новому году они уже сбегут и будут пить пиво и развлекаться с девочками, — сказал Ник. — Этих Грамли долго в неволе не удержишь.
Банджакс рассмеялся, как будто понимал юмор ФБР или знал, кто такие Грамли.
— Ник у нас большой шутник, — пояснил Фил. — У него в Бюро много поклонников. Его ценят за честность и преданность профессии, но любят за чувство юмора.
— Надеюсь, у вас там не балаган, — заметил Банджакс.
— Ну, мы стараемся жить дружно, — ответил Ник. — У нас уже несколько лет не было хорошего мордобоя. Но я не согласен, что меня прямо уж все любят. Фил немного приукрашивает, в чем и заключается его работа. Меня любят и меня ненавидят, я стараюсь выкладываться по полной, хотелось бы быть немного поумнее, но я рад тому, что не тупее, чем есть. Ну а теперь, мистер Банджакс, ближе к делу. Я в курсе, зачем мы здесь собрались. Сделайте одолжение, давайте сразу перейдем к неприятной части. Насколько я понимаю, было упомянуто название Талса.
— А, это, — непринужденно улыбнулся Банджакс. — Это просто всплыло случайно. Видите ли, нас с вами, по сути, интересует одно и то же. Мы оба ведем расследование. Вы занимаетесь убийцей. Я занимаюсь тем, кто занимается убийцей. Конечно, расследование проводит ведомство, но оно представлено конкретным человеком. Я очень сожалею, что произошло в Талсе, и не собираюсь поднимать шум по этому поводу. Просто конкуренция в журналистике очень высокая и от меня требуют результатов. У нас в редакции полно толковых ребят, каждый стремится быть лучшим. Поэтому я задаю максимум вопросов, раскидываю сети как можно шире, и в итоге ко мне попадает эта информация насчет Талсы.
