– Кирилл Андреевич, вам что, нехорошо?
– Ничего, ничего, скоро пройдет. Голову сжало, словно тисками.
Кривошееву открыли дверцу машины.
– Никогда не открывайте мне дверь. Вы меня поняли? – строго произнес, обращаясь к охранникам, Кривошеев. – Поняли или нет?
Данилов обеспокоенно повернул голову, посмотрел из машины на Кривошеева и своих людей. С какой это стати он взялся его охрану учить уму-разуму?
– Поняли, – сказали охранники в один голос.
– Никогда больше не открывайте мне дверь, я сам в состоянии.
Кривошеев забрался в машину и поморщился.
Данилов протянул руку.
– Что это вы, Кирилл Андреевич? Да на вас лица нет.
– Скверно мне.
– Может, врача?
– Не надо, – сказал Кривошеев, вяло левой рукой пожимая руку Данилова.
Тот опустил стекло, выбросил окурок.
– Поехали.
По рации водитель “Мерседеса” связался с охраной, и два джипа тронулись одновременно с огромным черным “Мерседесом”.
– Последний день.
– Да, надеюсь, – ответил Кривошеев на замечание Данилова. – Скорее бы все это кончилось.
– Сегодня кончится.
– Для вас, а для меня – нет.
Минут через пять Кривошеев вдруг сказал:
– Александр Владимирович, скажи водителю, чтобы к моему дому подъехали, я возьму таблетки, как назло забыл. С такой головой я работать не смогу.
– Понял, конечно, не вопрос. Давай к дому. Кривошеев деревянным голосом назвал адрес. На улице накрапывал дождь, щетки сметали капли с переднего стекла машины. Водитель “Мерседеса” по рации передал адрес, и черный “Мерседес” в сопровождении двух джипов вскоре въехал во двор.
– Вот здесь у подъезда, – приказал Кривошеев.
Кирилл Андреевич еще не успел открыть дверцу “Мерседеса”, а два охранника Данилова уже стояли рядом с машиной. Теперь, когда у него был компьютер, хранивший в себе тайны холдинга и государства, с него глаз не спускали.
– Вы что, со мной пойдете?
– Да, сказал старший.
– Что ж, как вам угодно. Правильно, ребята, береженого Бог бережет.
Кирилл Андреевич не воспользовался лифтом. Он пешком поднялся к двери своей квартиры, открыл ее и произнес:
– Проходите.
Один из охранников скользнул в квартиру.
– Подождите меня здесь в гостиной, лекарство в спальне.
Охранники начали оглядываться по сторонам, рассматривая убранство большой гостиной: канделябры, пианино, картины в золоченых рамах – все это досталось Кривошееву от отца-генерала.
Кривошеев вошел в спальню. Евгений поднял голову. Кривошеев движением руки приказал ему встать. Евгений поднялся. На сером плаще не хватало капель дождя. Кирилл Андреевич взял стакан с водой, стоявший на тумбочке у постели, набрал в рот воды и брызнул на плечи Евгению. Тот судорожно дернулся, Кирилл Андреевич прижал палец к губам, а затем тихо прошептал на ухо:
– Выходи, спускайся, садись в машину, машина черная, самая большая.
Кирилл Андреевич прикоснулся к воротнику его плаща, поднял его. Брат вышел из спальни. Охранники рассматривали картины. Не обращаясь к ним, Евгений Кривошеев направился к выходу. Один из охранников обогнал его в прихожей, открыл дверь, пропуская на лестничную площадку.
– Голова болит… – сделав шаг, произнес двойник, – очень болит, надеюсь, лекарство поможет.
Охранник, закрыв дверь, недоуменно пожал плечами. Деревянной походкой Евгений Кривошеев спустился вниз, с удивлением посмотрел на огромный черный “Мерседес” и на два джипа, затем прикоснулся ладонью ко лбу, левой рукой открыл дверь, забрался в салон.
– Ну что, легче? – спросил Данилов.
– Да, надеюсь, лекарство поможет, уже немного лучше.
– Поехали.
Данилов держал у уха трубку телефона.
– Да, Спартак, мы уже едем. Тут заминочка, Кирилл Андреевич занемог. Но говорит, что уже лучше. Через полчаса будем у тебя. Да, накрывай стол. Кирилл Андреевич, он предлагает стол накрыть.
– Голова болит, – деревянным голосом произнес Кривошеев.
– Что-то вы мне не нравитесь, Кирилл Андреевич, может, отложим это дело?
– Сейчас пройдет, надеюсь, лекарство поможет… – с одной и той же интонацией упорно продолжал твердить Евгений Кривошеев.
Компьютер, пристегнутый браслетом к запястью правой руки, лежал у Кривошеева на коленях. Данилов всматривался в профиль Кривошеева. До этого им приходилось встречаться не очень часто.
Данилов втянул воздух, хищно шевельнув ноздрями. Что-то странное пробивалось сквозь густой запах одеколона, и это что-то очень забеспокоило Александра Владимировича Данилова. Почему-то вспомнилась больница, такой запах въедается в тело, пропитывает насквозь человека, как вода пропитывает губку. От него невозможно избавиться очень долгое время.
– Вы таблетки пили, Кирилл Андреевич?
– Да, я принял лекарство, надеюсь, оно поможет… – и опять та же заученная деревянная интонация.
Даже шофер нервно повел плечами. Он взглянул в зеркало, но в нем видел лишь шефа. Шофер привык чувствовать пассажиров спиной, затылком и готов был поклясться, что рядом с Александром Владимировичем сидит кто-то другой, не тот, кто сидел десять минут тому назад. Он даже обернулся. Нет, сидел Кривошеев. Странный, уставший, заторможенный таблетками, стекла темных очков, поблескивая, скрывали глаза.
– Что-то случилось? – спросил олигарх.
– Нет, почудилось.
– Если чудится, крестись.
И шофер, словно по приказу, перекрестился, быстро, судорожно, будто боялся не успеть.
Это было последнее, что он успел сделать в своей жизни. Водитель замыкающего джипа еле успел вывернуть руль вправо, оцарапав стоящие у тротуара “Жигули”. Он буквально пролетел сквозь волну огня и лишь тогда затормозил.
Бронированный “Мерседес” полыхал. Взрыв был огромной силы. В соседних домах на нижних этажах вылетели все стекла. Черный сноп дыма, медленно кружась, поднимался к небу.
"Мерседес” горел. Остановились машины, мгновенно произошло несколько аварий. Охранники выскочили из джипов, держа в руках оружие. Но разве можно помочь пистолетом своему шефу, запертому в бронированном полыхающем гробу.
– Там никого нет в живых, – тихо сказал охранник, глядя в гудящее пламя.
Из переднего джипа охранники с маленькими красными противопожарными баллонами в руках пытались подойти к горящему автомобилю, но им не удавалось даже приблизиться.
Завыла милицейская сирена, появились пожарные, “скорая помощь”, прохожих и просто любопытных отгоняли к тротуару. Гаишники принялись разворачивать поток машин, направляя их на другие улицы.
Откуда ни возьмись, словно стервятники на труп, набежали телевизионщики с камерами и микрофонами. Действовали бесцеремонно, понимая, что, задержись они на мгновение, начни испрашивать разрешения, – милиция прогонит. Они нагло рвались вперед, крича, что они свободная пресса и им нужна информация.
Капитан милиции, пару раз попавший на экраны телевизоров, а потому наученный, уже не пытался прикрывать камеру рукой. Он, наоборот, улыбался и говорил:
– Извините, господа журналисты, вы мешаете. Журналист явно пытался спровоцировать милиционера на превышение власти:
– Так вы нас отсюда прогоняете?
– Нет, вы мешаете.
– Кого убили, капитан? Кто-то сбоку крикнул:
– Кого надо, того и убили.
Оператор тут же развернулся на пятках, нацелив объектив на толпу. Один парень помахал рукой.
– Привет, мама! – крикнул он и, пригнув голову, спрятался за спинами.
– Ты что снимаешь? Огонь снимай, туда, туда! Пламя еще отражалось в мокром асфальте. Наконец пожарникам удалось залить автомобиль пеной. Теперь казалось, что сгоревший “Мерседес” занесло снегом. Машина была разворочена до безобразия.
– Красивый кадр, – произнес оператор, выключая камеру, – такого я еще не видел.
Через десять минут журналисты уже знали, кому принадлежит черный, заваленный хлопьями пены, бронированный “Мерседес”.
– Не каждый день олигархов убивают.
– Так им и надо, кровопийцы и обманщики.
Такие слова слышал журналист за своей спиной.
Новость вышла на экран на пятнадцать минут позже, чем в радиоэфир.
Милиция занималась своим делом, гаишники – своим, два микроавтобуса с сотрудниками ФСБ привезли нужную аппаратуру и специалистов.
Журналисты все еще пытались получить информацию к вечерним новостям, записывая показания свидетелей. Свидетелей хватало, каждый норовил протиснуться поближе к камере.
Самым удобным местом для съемок было, конечно же, летнее кафе, находящееся метрах в пятидесяти от места взрыва. Самое странное, что никто из посетителей не ушел из кафе. Вначале бросились смотреть зрелище, а затем вернулись допивать остывший кофе и доедать подсохшие бутерброды.
Больше всех возмущалась происшедшим молодая девушка в кожаных брюках. Она кричала:
– Это ж надо, люди какие пошли! Пока бегала смотреть, сумочку сперли! А в ней мобильник и двести баксов! Ничего святого не осталось!
